Уже другие войны, не одна,
пророкотали над моей Россией,
и местью мы пресытились сполна,
поскольку нам Победы не простили.
Грядой вершин встают Афган, Чечня,
где на могилах не кресты – распятья.
Как пули, до сих пор летят в меня
простоволосых матерей проклятья.
А ведь моей вины как будто нет
в том, что мы до сих пор воюем.
Я не солдат, я только лишь поэт
с душой, открытой грозным ветродуям.
И все-таки я тоже виноват,
и каждый день сознаньем горьким полню,
не в том, что я поэт, а не солдат,
а в том, что жив и все сраженья помню.
В ГОДАХ НЕ МОЛКНЕТ ЭХО
Отгремела гроза и ушла,
в горизонте растаяли тучи,
снова солнечный день над землёй.
За далёкой лесною каймой
ходит эхо волною зыбучей.
Над рекою задумались кручи,
охраняя изгибы излучин,
и разлился озон голубой.
Гул всё тише… И вовсе пропал…
Лишь зарница блеснёт на мгновенье.
Зыбкий пар над полями дрожит.
Вновь орлан в чистом небе кружит,
озирая степные владенья,
все низины и все возвышенья.
Родники продолжают биенье
и вода между кочек бежит.
Что же мне так тревожно тогда?
Я закрою глаза и себя буду слушать.
Это дядя Иван из барака стучит в мои сны,
это неясными звуками вечно полны
и тревожат доныне усталую душу.
Это тётя Елена, сбегая из плена,
даже сердцебиеньем
боится себя обнаружить;
и пойму, что во мне бродит эхо войны.
МАРШАЛ
Впритык к Оружейной палате,
на мощном, как мамонт, коне,
с лицом удлинённым, суровым
сидит достопамятный Маршал.
Пред ним в окоёмом охвате,
в рекламном дрожащем огне,
в кольце, что зовётся Садовым,