Лента жизни. Том 3

– А при чем здесь микрофон? – спросите вы.

Все просто объясняется. Николай Недельский – частый гость в радиокомитете. А когда подходит пора книжных базаров, его непременно приглашают на помощь работники книготорга Благовещенска. Он их постоянный клиент и вполне квалифицированный пропагандист новинок. Книги – его слабость, и, одновременно, увлеченность ими – одна из сильных черт его характера. Вот и берет Коля в руки книги любимых поэтов. Внимательно слушает книжный базар стихи Маршака, Евтушенко, Пастернака…

Перед призывом в армию Игоря Игнатенко после окончания БГПИ к нему пришли попрощаться друзья А. Филоненко и Н. Недельский. Благовещенск, июль 1964.

Нет, это не коммерция! Это тоже эстетика. Своего рода приобщение молодежи к потаенным богатствам поэзии.

– Членов жюри прошу быть предельно внимательными и объективными… Что? Рухнула штукатурка с потолка? Надеюсь, это не помешает нормальному ходу нашего КВН?.. – Николай Николаевич ведет очередное состязание клуба веселых и находчивых у себя в институте. И снова в его руках микрофон…

Нелегко быть ведущим, когда на сцене идет упорное сражение команд двух факультетов, когда актовый зал не вмещает желающих поболеть за своих признанных острословов, когда дорога каждая секунда.

Впрочем, у Николая уже довольно большой опыт по этой части. Его регулярно приглашают к себе строители Зейской ГЭС в клуб «Ровесник». И звучит усиленный микрофонами его голос во многих уголках нашей области, несет людям свет поэзии, любви ко всему интересному и значительному.

В плену у Муз

Чем только он не увлекался за свои неполные тридцать лет! И всегда можно было безошибочно определить, в плену чего находится в данный момент его пытливый ум. Николай просто не может держать в тайне поразившие его воображение новые сведения. Он каждому встречному готов рассказать, выложить до мельчайших деталей все о прочитанной книге, о кинофильме, об интересном человеке.

Я, ваша честь,

Паяю жесть —

Лудильщик я и медник.

Из дома в дом

Хожу пешком.

На мне прожжен передник.

Ну, это понятно – Роберт Бернс. Я уже знаю, что месяца два-три Колины стихи, которые он пишет, будет на слух невозможно отличить от стихов очередного кумира: те же ритмы, та же манера, лексика.

Такая же история повторялась каждый раз.

– Достал «Треугольную грушу». Послушай: «…И стынет стакан синевы без стакана…» – Коля обрушивает на меня стихи Андрея Вознесенского.

«Ну, на этот раз до подражания не дойдет», – думаю я и… ошибаюсь. На следующий день стихи у Николая уже готовы. То была пародия, и очень удачная.

«Если знать – до мелочей…»

В длинном коридоре на третьем этаже педагогического института кучками по нескольку человек мается в нервном ожидании абитуриентская братия. Лето 1959-го. Вступительные экзамены на историко- филологическом факультете. За окном – буйство зеленого тополиного царства, обступившего седые стены храма науки. Мы с будущим кандидатом наук, а тогда просто моим тамбовским однокашником Толей Деревянко, подходим к дверям аудитории, спрашиваем у девчонок, кто последний в очередь за «счастливым билетом».

– За нами будете, – доносится от окна.

– А, Николай!

Через час в наших зачетках стоят «отл.», и мы идем к Амуру. На плотах раздеваемся, оглядываем друг друга. У Николая фигура классного гимнаста, светлые волосы ерошит речной ветер. Бревна покачиваются на волнах от проходящих пароходов. Николай, ловко балансируя, взбирается на длинный горбыль, служащий мальчишкам трамплином. Те, завидев его, поплюхались в воду, как лягушата. Он встал на самом конце упругой доски, спиной к воде.

– На физвоспитание я принципиально не поступаю, но сальто сделаю запросто, – кричит он нам.

Мы не верим.

– Смотрите!

Упругая доска высоко подбросила Колю. Он моментально сжался в комок и, словно при замедленной съемке, плавно перевернулся и почти бесшумно вошел в воду. Как нож в масло.

– Здорово! – выдохнули мы. Зрелище действительно было красивым. Уже потом, на пляжном песке, Коля показал нам весь арсенал своих незаурядных гимнастических способностей. Стойка на двух руках, на одной, сальто. В этот день на пляже Коля больше ходил на руках, чем на ногах.

Студент БГПИ Николай Недельский. 1959 г.

Уже в первые студенческие годы Николай Недельский придерживался принципа: «Если знать – до мелочей; если делать – то блестяще». Он был и остается врагом ординарности.

Без чего он жить не может

Мне легче писать о прошлом, чем о настоящем. Впечатления тех лет улеглись, оформились словесно, проверены при встречах со старыми друзьями.

– А помнишь?..

– Помню!

И вздыхаем, словно те годы уже за горами.

Странно, но ценность нашей дружбы мы познали только после того, как получили дипломы, надели нагрудные академические значки и… разъехалась. Саша Филоненко – в Ромны, Толя Деревянко – в Новосибирск. Недельский, Валера Догодайло и я остались в Благовещенске. Только работа есть работа. Встречаемся редко. И все больше при различных, если можно так сказать, «официальных» обстоятельствах. То это очередное заседание клуба творческой интеллигенции, то занятие клуба любителей поэзии, то книжные базары и КВН, то лекция и многое-многое другое, где без преподавателя эстетики не обойтись и без чего он жить не может. Это уж точно, хотя он иногда ворчит на студентов, что недостаточно занимаются, плохо пишут конспекты.

Ну, что касается конспектов, то здесь у студентов есть оправдание: лекции Николая Николаевича записывать нелегко – они проходят в стремительном чередовании философских положений со множеством конкретных литературных, исторических и всевозможных иных примеров, иллюстрирующих тему.

На подоконнике в квартире Недельских раньше почетное место занимал транзисторный приемник – подарок областного отделения общества «Знание» за многочисленные лекции для жителей области. И морские круглые часы на стене – тоже подарок, только еще более ранний. Дело, конечно, не в подарках! Главное, что Недельского с нетерпением ждут в Зее и Серышеве, Свободном и Тамбовке. Ведь он выступает с самыми интересными лекциями по различным вопросам литературы и искусства. Ему не надо конспектов, их у него просто-напросто нет. Все в голове. Отсюда раскрепощенность в общении с аудиторией, свободное обращение с громадным количеством фактического материала.

А впрочем, побывайте разок у Николая на лекции, смешайтесь с толпой студентов и побудьте на академических занятиях в институте. Вы сами убедитесь в том, что имеете дело с человеком интересным. Человеком, который учит людей понимать прекрасное, возвышенное и наслаждаться им. Будь то искусство, литература, наука или сама жизнь.

«Амурский комсомолец», 13 апреля 1969 г.

Таль считает, что Фишер поднимает ставки

Всю свою жизнь я люблю играть в шахматы. Огромное наслаждение испытываю, когда изучаю по газетам, журналам и книгам партии ведущих мастеров этой древней мудрой игры. Скопил даже небольшую домашнюю библиотечку, в которой есть тома, посвященные жизни и творчеству Стейница, Ласкера, Капабланки и Фишера. Очень впечатлила меня судьба первого русского чемпиона мира Алехина. Разумеется, значительное место на полке в книжном шкафу занимают произведения Ботвинника, Петросяна, Спасского, Таля, Карпова и Каспарова. Современные чемпионы впечатляют меня в меньшей степени, в их биографиях больше игры и значительно меньше исторического драматизма, если так можно выразиться применительно к делу, которым они занимаются профессионально.

На первый план вышли деньги, которые лишили большие шахматы ореола рыцарства. Это мое мнение, никому его не навязываю. Когда в олимпийское движение резко вторглась коммерция, отчего бы и не получать за победу большие гонорары. И не важно, где эта победа достигнута – на боксерском ринге или тяжелоатлетическом помосте, футбольном поле или теннисном корте, легкоатлетической дорожке или стрелковом тире. И под тиканье шахматных часов можно не только рассчитывать комбинации на черно-белой клетчатой доске, но и прикидывать, во что обойдется каждая минута, проведенная на том или ином турнире или матче. Но все же из шахмат что-то ушло безвозвратно, теперь уже вся страна не замирает у радиоприемников, ловя сообщения о поединке титанов, борющихся за шахматную корону. «Кто там победил в очередной партии – Ананд или Крамник?» – этого вопроса вы уже не услышите сегодня от каждого встречного человека. Не те времена…

Иное дело раньше. Можете представить мое состояние, когда в начале 70-х годов Благовещенск посетили один за другим гроссмейстеры Александр Зайцев и Михаил Таль. О первом сейчас мало кто знает из широкой публики, поэтому придется кое-что пояснить. Зайцев прославился острой комбинационной игрой, занимал высокие места на первенствах СССР, был чемпионом РСФСР. Жил он во Владивостоке и стал первым дальневосточником, удостоенным звания гроссмейстера. Более того, он стал и первым шахматистом Азии, покорившим этот рубеж. Мы гордились земляком, на сеанс одновременной игры, который он провел в столице Приамурья, собрались наши лучшие шахматисты. Неписаное правило таких встреч гласит, что между сеансером и его коллективными противниками должна быть квалификационная разница не менее чем в два пункта. Поскольку от гроссмейстера вниз по разрядной лесенке идут международный мастер, затем мастер ФИДЕ и национальный мастер, то нашим кандидатам в мастера и перворазрядникам был открыт доступ к встрече с заезжим маэстро. На сем о Зайцеве умолкаю, ибо хочу поведать вам поподробнее о другом госте.

Михаил Таль приехал в Благовещенск чуть позже, в 1972 году. Я тогда работал на областном радио в молодежной редакции. Хотя имел к тому времени первый разряд по шахматам, места напротив Таля захватили более матерые аксакалы и дерзкие новички. Но горевать по этому поводу долго не пришлось, поскольку мне выпало иное счастье. Я договорился с Талем о том, что он даст интервью для амурских радиослушателей. Журналист по профессии, Михаил Таль охотно выразил свое согласие, и более того – даже не попросил гонорара.

Сеанс окончился успешно для экс-чемпиона мира. Он выиграл подавляющее количество партий, оставив своим визави пару-тройку ничьих. Если не изменяет память, среди них были наши тогдашние шахматные вундеркинды Валерий Куксов и Анатолий Неверов. Как показала жизнь, Таль не ошибся в выборе своего «подарка». Валерий стал впоследствии первым амурским мастером спорта по шахматам, а Анатолий заработал даже звание международного мастера. Оба были многократными чемпионами области и призерами региональных и республиканских турниров.

Усталый гроссмейстер после сеанса сказал мне, что ему надо привести себя в порядок, для чего понадобилось не более получаса, во время которого он усердно раздавал автографы на своих книгах, принесенных нашими шахматистами в конференц-зал газеты «Амурская правда», где происходило это памятное событие. Я тем временем приготовил магнитофон «Репортер», проверил его работоспособность: «Один, два, три… Проба… Интервью с экс-чемпионом мира Михаилом Талем…»

Беседа заняла на пленке около сорока минут чистого времени. На радио нам выделили на все про все около десяти минут, таковы были тогда условия работы. Долгое время «черновая» пленка хранилась в фонотеке Дома радио. Я иногда пользовался ею впоследствии по мере необходимости. Затем пленку стерли по приказу наших строгих начальников-«экономистов». Сегодня кусаю локти, что не догадался переписать лично для себя то интервью с Талем. Задним умом мы всегда крепки, как известно…

Готовя к изданию третий том своего «Избранного», я переворошил немало рукописей, газетных вырезок и иных публикаций. В одном из блокнотов нашел беглые строки, сделанные во время беседы с Талем у микрофона. Пленка пленкой, а карандаш – не лишнее орудие труда репортера. Спасибо, что был верен этой профессиональной истине на всем протяжении своей карьеры журналиста. Итак, вот о чем мы тогда говорили. Разумеется, это фактура интервью, а не дословное воссоздание текста. Пришлось кое-что подсократить, но не настолько, чтобы выплеснуть вместе с водой из ванны и ребенка…