Римская сага. В парфянском плену

– Тьфу, это ты, Лабиен! – он махнул рукой, как будто хотел отогнать назойливую муху. – А я думал, тебя уже стервятники склевали. Нет, живой. Жаль. Но ты не расстраивайся, тебя возьмут вино делать. От твоих слов виноград хорошо киснет, – заключил Атилла и снова повернулся к Лацию. – Слушай, что-то ты потолстел на парфянской еде, – прищурив глаза, сказал он. – Туника уже маловата стала.

– Заткнись, – прошипел он, потому что до самого восхода думал об исчезновении верёвок и одежды. Интуиция подсказывала ему, что всё это вскоре должно было обернуться большими неприятностями. Раз кто-то задумал зло, то он не остановится на этом. Беда была в том, что Лаций не знал, с какой стороны ждать следующего удара.

К полудню немногочисленная свита парфянских всадников и огромные толпы римских пленников постепенно двинулись в сторону города.

Визирь собирает старейшин родов

Прибыв в Ктесифон, Сурена разослал гонцов старейшинам, чтобы лично рассказать им в своём дворце о победе над римлянами. За день до встречи он приказал привести в город всех пленных, чтобы устроить для старейшин развлечение, а потом продать римлян в рабство.

С самого утра город шумел и волновался, пересказывая самые невероятные слухи. Широкие деревянные ворота были распахнуты, через них двигались бесконечные вереницы людей, повозок и верблюдов, и стражники, расположившись в тени арки, лениво следили за этим водоворотом, даже не проверяя неизвестных купцов, нищих и гетер, как они всегда делали это раньше. Базарная площадь, располагавшаяся с другой стороны царского дворца, была забита продавцами и покупателями, которые переходили с места на место, трогая фрукты и ткани, сбрую и пшено, но ничего не покупали, предпочитая обмениваться слухами. Причём, услышав что-то новое в соседнем ряду, они уже в следующем выдавали это за свою новость, гордо и самоуверенно выпячивая грудь вперёд, прикладывая ладонь к сердцу и закатывая глаза к небу. В основном, говорили только о победе Сурены и стоимости рабов. Именно на этой площади скоро должны были продавать ужасных римлян, которых визирь взял в плен в огромном количестве. Такого события здесь не было с момента основания города, поэтому старейшины всех родов, независимо от своего отношения к Сурене, прибыли сюда на встречу. Для этого события подготовили самый большой зал дворца: сотни слуг разостлали вдоль стен матрасы, разноцветные ковры и небольшие подушки, принесли кувшины со свежей водой и полотенца, полили водой все ступени и дорожки у входа, чтобы как можно дольше сохранить свежесть утренней прохлады. Возле окон стояли рабы с большими опахалами и плавными взмахами разгоняли воздух. Двери и окна были открыты, чтобы внутри было достаточно света и не надо было зажигать светильники.

Когда все прибывшие расселись по своим местам, Сурена встал и вытянул перед собой руки, повернув их ладонями вверх.

– От имени царя Орода приветствую всех вас, мудрые старейшины родов! – обратился он к ним и почтительно склонил голову. – Пусть ваши племена никогда не знают горя, земля всегда даёт много еды, а в реках никогда не иссякнет вода! – он поклонился, и все одобрительно закивали головами.

– Расскажи нам, что произошло с римлянами? Мы хотим услышать всё из первых уст, – попросил его ближайший из седовласых парфян.

– По приказу нашего сатрапа Орода, великого повелителя Парфии, я выманил жадного Красса в пустыню, потому что он думал, что со мной едет вся казна Парфии и гарем царя. В это время все города вокруг Ашшура днём и ночью делали стрелы и наконечники. Две тысячи верблюдов пригнал мой двоюродный брат, и мы погрузили все стрелы на этих верблюдов. Если бы мы привели их сюда, то им не хватило бы места в этом дворце и даже на базарной площади! – громко произнёс он. По залу прокатилась волна удивлённых голосов. – Потом мы специально показали римлянам пустые ящики, обитые золотом, и они поверили, что это казна сатрапа Орода. Они побежали за нами и дошли до реки Баллис, за которой начинается пустыня. Но их воины застряли в песчаных барханах. Тогда наши лучники стали стрелять по ним, не жалея стрел. Стрел было так много, что римлянам негде было укрыться. Каждая стрела попадала в цель. Наши воины стреляли весь день, и молодой сын Красса не выдержал, он напал на наших всадников. Они заманили его конницу за холмы и убили. После этого римляне испугались и убежали в Карры. Наши воины окружили город, но трусливые римляне не стали сражаться и решили уйти в Синнаки. Мы догнали их и предложили сдаться. Их жадный консул Красс не захотел нас слушать, и его убили, а голову и правую руку отправили нашему великому сатрапу Ороду вместе с известием об этой победе. Римляне разбежались, и наши воины ловили их по склонам, как зайцев, – с радостной улыбкой закончил Сурена.

– Сколько же их было?

– Их было пятьдесят или даже шестьдесят тысяч, а нас всего десять, – задумчиво ответил он, как бы подсчитывая в уме, сколько же точно было римских воинов. – Лучники устали натягивать луки, тетивы перетирались и рвались. С полудня до заката стреляли наши воины. Их стрелы закрывали солнце. На земле от них была тень, как от тысячи больших деревьев. Наши стрелы летели в три раза дальше, чем римские. Поэтому они не могли нас достать, – Сурена говорил медленно и важно. Он преувеличил количество римлян, чтобы усилить впечатление от своей победы. И старейшины действительно с удивлением покачивали головами, перешёптываясь друг с другом и с радостью слушая его слова. – Вы сами можете увидеть двадцать тысяч пленных, которых мы продадим здесь, на рынке. А погибло их там во много раз больше.

– Значит, не так страшны римляне, как говорят о них арабы и иудеи? – спросил кто-то вдалеке.

– Они разучились воевать, – надменно заявил Сурена, и многие заулыбались, однако кое-кто всё же нахмурил брови. – Как могут сражаться воины, которые даже в бою не могут жить без разврата и мыслей о гетерах? – Сурена обвёл взглядом старейшин и остался доволен произведённым впечатлением. Все замерли и повернули головы в его сторону. – Вот, – он достал из мешка, который подал ему слуга, пергаменты с надписями. – Это мои воины нашли в обозе старого ветерана Мария среди вещей их казначея Рустия после битвы под Синнаками, – он посмотрел на пергамент и продолжил: – Здесь собраны рассказы одного грека по имени Аристид. Называются они «Милетские рассказы». Вот, смотрите, что здесь написано о какой-то гетере из Эфеса: «Пришёл к ней мужчина, по имени Фибий, когда Луна стояла посреди неба, и стал упрашивать её выйти к нему. Она противилась. Но недолго. А когда вышла, они уединились под виноградом, где их не могли видеть слуги. Силён был Фибий, тяжело прижимал он гетеру к земле, а она боялась кричать, чтобы никто не услышал. Но когда бог страсти Эрос пронзил её тело последней стрелой желания, гетера сама подняла ноги выше своей головы. Потом она запрыгнула на Фибия и скакала на нём, как на молодом македонском жеребце, заставляя его, при этом, дёргать её за грудь и громко кричать», – Сурена с отвращением на лице просмотрел несколько пергаментов и продолжил: – А вот ещё, про таких же гетер: «Знала Мидия, что она нравится Александру, и решила украсить своё тело, чтобы удивить его. Легла она на белоснежное ложе. В волосы вплела виноградные лозы, грудь обложила половинками вишен, на впадине живота у неё покоился персик, а от него вниз вела дорожка из гранатовых зёрен, которая указывала Александру путь к сладкому источнику радости», – Сурена сделал паузу и многозначительно помолчал. – Видите? Как такая армия, которая даже на войне думает о женском теле, может победить? Воины должны знать, что только после боя они получат и гетер, и еды. Но для этого надо сначала победить и выжить. Так воевали наши воины и они победили! – он бросил свиток в мешок. Старейшины загудели от негодования и стали переговариваться, одобрительно кивая головами.

– Да, ты удивил нас, Сурена. Мы благодарим тебя за то, что защитил нашу землю от страшного врага. Честь и почёт тебе во все времена! – они ещё долго расспрашивали его обо всех подробностях и, в итоге, пришли к единому мнению, что тот сделал всё правильно и не опозорил Парфию и сатрапа Орода. Сам Сурена сидел во главе совета старейшин, в белой рубашке, расшитой золотыми цветами, широких штанах, стянутых красно-жёлтым поясом и мягких кожаных сапогах, с яркими узорами. На пальцах у него красовались золотые перстни с большими камнями, и, когда он поднимал или опускал руку, описывая какие-нибудь захватывавшие события, они вспыхивали всеми цветами радуги и невольно приковывали внимание окружающих. Слава Сурены стремительно росла, но он не обращал на это внимания. Как не обращал внимания и на представителей дальних племён в дальней части зала, почти у самых дверей. Они совсем не улыбались его речам и всё время о чём-то перешёптывались, в то время как остальные высказывали ему своё уважением.

– Мудрые и почётные предводители племён, – поднял руку Сурена, – приглашаю вас всех прийти завтра на базарную площадь, где мои воины готовят сейчас загоны для пленных. Для услады ваших глаз мы сделаем из них животных и порадуемся победе во славу великого правителя, сатрапа Орода!

Собравшиеся радостно загудели и выразили своё единодушное восхищение. Впереди их ждали развлечения и роскошный пир, от которых никто никогда не отказывался.

Накануне расправы

Ни людей, ни богов вокруг не было. Одни облака и сильный ветер. Лаций падал вниз с высокой скалы и не мог остановиться. Он смотрел на свои руки и плакал. Они были связаны, и он не мог дотянуться до ножа. Кисти затекли и страшно болели. Разум отчаянно сопротивлялся приближающейся смерти. Он падал вниз и должен был вот-вот разбиться. Мысли кричали в голове, как будто они были живыми и их пытали калёным железом. Ему казалось, что он чувствует костяшки пальцев у себя на горле. Это была рука смерти. Вот смерть уже пробралась в голову и стучит по черепу изнутри: тук-тук-тук. Пауза и снова: тук-тук-тук. Голова дёрнулась, и в открытые глаза хлынул яркий солнечный свет. А за ним – крик. Мёртвые звали его в царство Орка. Они старались унести его вместе с собой…

– Лаций! – донёсся откуда-то издалека голос Варгонта. – Ты что, притворяешься, что ли?

– О-о, – простонал он, чувствуя страшную тяжесть в затылке. Шея затекла и не поворачивалась. Он всю ночь проспал ухом на камне и теперь весь затылок онемел. – Болит… голова… – чужим голосом пробормотал он. – Болит.

– Болит? Ударил, что ли? – Варгонт с недоумением пожал плечами. – Дальше будет хуже. Есть сегодня, кажется, не дадут. Вон, только воду принесли. Иди, пей. Иначе даже воды не достанется, – он кивнул в сторону ограды, из-за которой парфяне разливали римлянам воду. Лаций послушался его совета и через некоторое время пришёл в себя. Затёкшая шея и затылок отошли, и он мог нормально двигаться. Сон был неприятным и странным, в нём было много непонятного. Но толкователей снов здесь не было.

– Вставай! Вставай! – раздались крики стражи, и римлян стали выгонять на улицу, которая вела к центру столицы.

Посреди большой базарной площади, прямо перед стеной дворца, стояли десятки воинов с мечами и копьям. Всё было готово для развлечения: большая круглая площадка огорожена забором, в нём в нескольких местах виднелись узкие проходы, а возле стены специально натянули большие навесы, под которыми на матрасах и подушках расположились старейшины парфянских родов и приближённые Сурены. Позади них теснились многочисленные слуги. В середине, на большом кресле, покрытом мягким ковром, сидел сам визирь. Рядом с ним расположились арабский царь Абгар и предводитель катафрактариев Афрат со старейшинами рода Гью. Чуть дальше сидели представители рода Карен, к которому принадлежал Силлак. Старейшины остальных родов располагались дальше. Все были окружены почётом и уважением. Многочисленные слуги держали кубки с водой и сладости.

– Пусть ведут! – кивнул Сурена. – Сейчас вы посмотрите на этих римлян, – он снисходительно улыбнулся и откинулся назад. Ему сразу же подали чашу с водой. Визирь сделал глоток и отдал её обратно. К нему подошёл начальник стражи Согадай и что-то спросил.

– Пусть ведут всех. Больных и здоровых – всех, без разбора! Давай, поживей! – приказал он.

За день до этого старый арабский царь Абгар встретился со своей дочерью и служанкой Хантрой. Визирь разрешил им на время остановиться отдельно в небольшом доме, который принадлежал одному арабскому купцу из Эдессы. Купец оказал Абгару соответствующий почёт и уважение, а его дочери выделили всю женскую половину дома, в которой они с Хантрой не знали, что делать. Сам купец отправил своих женщин в другой дом к брату, оставив только четырёх рабынь, чтобы выполнять приказы старой служанки.

Они сидели в большой комнате на полу, вокруг небольшого ковра, на котором стояли вода и различные угощения. Заира умоляла отца разрешить ей посмотреть на представление, которое на следующий день устраивал для старейшин Сурена. Но отец не хотел даже слушать, потому что ни одна женщина не допускалась в места, где собирались мужчины. Они могли наблюдать за праздниками, казнями, приёмами послов или какими-то развлечениями только из комнат соседних домов с длинными занавесками или из таких мест, откуда их не было видно.

– Отец, я так давно не была в городе. Эта столица такая большая. Здесь всего так много! Говорят, здесь остались жёны сатрапа Орода, а ещё они заказали много тканей из шёлка, – щебетала Заира, с трудом сдерживаясь и говоря шёпотом. – Но ты же видишь, что мне ничего не надо. К тому же я всё уже здесь узнала… и знаю, как спрятаться. Там, на площади есть много торговых домов. Ты мог бы договориться с одним из купцов, чтобы я посидела у него в комнате под крышей. Почему жёнам купцов и торговкам можно смотреть, а мне нет?

– Откуда ты успела всё это узнать? – с искренним удивлением спросил Абгар. Живость дочери радовала его, но и настораживала.

– Здесь столько слухов, Абгар, – проворчала старая Хантра. – А она только и делает, что слушает. Молодая ещё. С ума меня сведёт!

– Тебя с ума ничего не сведёт, – с улыбкой ответила ей Заира. – Ну, пожалуйста, отец! Ведь такого, может, больше никогда в жизни не произойдёт! Ты же сам так говорил, помнишь?

– Тише, дочь! Не говори такие слова! – нахмурился Абгар. Он действительно случайно обмолвился в разговоре с ней, что второй такой победы над римлянами им, наверное, больше не увидеть, и теперь жалел об этом

– А что сейчас будет, отец? Я слышала, что Сурена будет продавать римлян. Это будет прямо здесь?

– Не совсем так, – скривил лицо Абгар. – Сначала будет развлечение. Наверное, несколько человек убьют.

– Прямо здесь? – с ужасом воскликнула Заира, и Абгар увидел у неё в глазах неподдельный страх. Он сокрушёно покачал головой.

– Да, здесь. Ты ещё ребёнок, и тебе не стоит смотреть на такие вещи.

– Ты оберегаешь меня даже от песка в пустыне, но когда тебя не будет рядом, мне всё равно придётся с этим столкнуться!

– Не говори так с отцом, – недовольно проскрипела Хантра.

– Она права, – вздохнул Абгар. – Ладно, я попробую поговорить с купцами.

– Абгар, опасное дело ты затеваешь! Посидела бы в доме, ничего бы с ней не случилось. Ещё насмотрится в жизни и не такого.

– Ты тоже права, но римлян она, может, больше никогда и не увидит, – ответил он.

– Тётя, ты меня даже купаться в реке боишься отпустить, а потом орёшь на всю пустыню, увидев дохлого скорпиона. Так я могу превратиться в старуху ещё до того, как рожу сатрапу сына!

– Ох, Заира, – только и смогла ответить старая тётка.

– Ты не рад, отец? Что тебя печалит? – спросила девушка, и в её голосе прозвучала тревога.

– Я рад великой победе мудрейшего из воинов, – думая о чём-то своём, уклончиво ответил тот.

– Тогда почему ты не улыбаешься и не радуешься?

– В такой смерти, которая будет завтра, мало радости, дочка. Я привык убивать врага в бою. Быстро и сразу. Поэтому здесь мне не место, – он хотел добавить, что в случае победы римлян, всё могло быть наоборот. Но Заира была ещё слишком юной, чтобы понять это. – Ладно, приготовьтесь завтра и ждите носилки. Я пришлю за вами десять всадников, – Абгар встал и вышел из комнаты.

Кровавое развлечение на городской площади

Сурена заметил, что арабский царь сел немного позади остальных парфян и позвал его: