Римская сага. В парфянском плену

– Ты кто? – спросил его Сурена.

– Сотник Адиль. Из войска Силлака.

– Сотник Адиль, ну что же ты так обижаешь великого римского императора? – с насмешкой произнёс Сурена. Сотник почувствовал эту интонацию, и в его глазах промелькнули искорки озорства. Он поднял голову и спросил:

– Посадить его на верблюда, визирь? Чтобы был выше?

– Нет, не надо. Ты совсем не знаешь, что знатные римляне просто так не ходят. За ними везде ходят рабы. Рабы их одевают, раздевают, кормят и укладывают спать. А императора у римлян охраняют ликторы. Пять личных охранников с розгами и топорами. Они разгоняют этими розгами врагов императора. Чтобы его случайно не обидели, – после этих слов сотник Адиль заржал диким хохотом, но осёкся, увидев, что остальные придворные хихикают намного тише. Сурена продолжил: – Если бы у римлян не было рабов, то, может быть, они и сражаться научились. Так что, делай всё, как надо. Найди императору пять ликторов, дай им большие кошельки с золотом, и пусть насадят на копья головы других рабов, чтобы помнили, как надо воевать.

– С радостью, великий победитель римлян! – вскочил на ноги Адиль.

Вскоре во главе колонны пленных появился осёл, на котором сидел Гай Пакциан. В красном рваном плаще он был невероятно похож на Марка Красса. На голове у него болтался большой шлем. Губы несчастного дрожали, а в глазах застыли слёзы. За ним обречённо плелись пять связанных между собой пленников. У каждого к поясу были пристёгнуты большие кожаные мешки для воды, но парфяне набили туда песок. В руках они держали длинные палки с насаженными на них головами своих товарищей. Тех обезглавили прямо здесь, выхватив из толпы, как всегда, крайних, и тяжёлые капли крови ещё долго падали на горячий песок и босые ноги «ликторов». Сотник Адиль постоянно смеялся и радовался этой шутке. Сурена тоже был доволен и улыбался.

Парфяне так были увлечены этим развлечением, что ещё долго ехали за ослом Гая Пакциана, издеваясь и придумывая разные шутки. Римляне невольно бросали взгляды в ту сторону, не зная, чего ещё можно ожидать от них после такого поступка. Поэтому никто не заметил, как с другой стороны к колонне пленников приблизилась какая-то старая нищенка и о чём-то спросила одного из римлян. Тот сначала не понял, но потом закивал головой и указал в сторону Лация и Варгонта. Она внимательно посмотрела на них, как бы стараясь запомнить лица, и отстала. Лаций и Варгонт шли друг за другом с противоположной стороны, низко опустив головы, и не смотрели в ту сторону, где стояла старая женщина. Их взгляды были прикованы к обрубленным верёвкам со свежими следами крови – парфяне убили тех, кто шёл рядом с ними, и в этот день они тоже могли оказаться на месте обезглавленных товарищей.

Помощь загадочной Лейлы

Ночью парфяне посадили Гая Пакциана у костра, а пятерых ликторов заставили охранять его, воткнув в землю палки с головами. Шум и крики разносились почти до утра, и Лаций с Варгонтом видели, как Сурена сам бросал объедки в огонь, а его стража заставляла несчастных «ликторов» доставать их из огня голыми руками.

Когда пленным принесли еду, Лаций встал, чтобы успеть принести хоть что-то из той гнили, которую в этот момент парфяне вываливали прямо на землю. Икадиона и Атиллу связали с другими пленными, и в этот день он их ещё не видел. Римляне рванулись к еде, дёргая друг друга за верёвки, толкаясь, ругаясь и падая. Варгонт тоже встал.

– Останься, я сам, – сказал он, сдвинув верёвки вверх и растирая кисти.

– Я уже могу ходить, – улыбнулся друг. – Просто дёргаться не хочу. Чтобы кожа не рвалась. Смотри, я уже могу так, – он развёл руки в стороны, насколько позволяла верёвка. Лаций покачал головой. Они оба сильно похудели и обросли волосами, как кочевники. Знойное солнце над головой высушило кожу. Язык прилипал к гортани и не шевелился. Лаций уже смирился с постоянной сухостью во рту и пронзительным чувством голода – он готов был съесть любого шакала или ворона, если бы тот попался ему в руки. Но здесь им не попадались даже ящерицы. А скорпионов он есть боялся.

Посмотрев в сторону толпы, Лаций почувствовал, что им движет только голод. В голове было полное отупение. Она болталась из стороны в сторону, как фляга с водой, мысли перетекали из одной половины в другую, но он за ними уже не следил. Иногда ему казалось, что они просто умерли и гниют в голове, как брошенные на поле боя трупы. Думать было мучительно больно. И только редкие минуты обгладывания костей и хрящей ещё доставляли ему какое-то удовольствие. Да и то – животное.

– Ла-ций! – донёсся до него тихий, но настойчивый голос. Он повернулся к Варгонту.

– Что? – в голове по-прежнему было пусто. – Ты что, Варгонт…

– Да? – повернулся тот.

– Ты меня звал? – спросил Лаций.

– Нет, – друг покачал головой и снова лёг на землю. «Может, меня уже зовут боги?» – подумал Лаций.

– Ла-ций! – снова раздался тот же голос. Нет, это были не боги. Даже Варгонт услышал этот звук и приподнял голову. Лаций повернулся на звук. Шагах в двадцати стояла, полусогнувшись, старая гадалка и махала ему рукой. Он посмотрел на Варгонта, потом снова на старуху. Та не исчезла. Только настойчивей замахала рукой. Он ещё раз оглянулся и направился к сгорбленной фигуре в рваных цветных тряпках. Когда до неё оставалось несколько шагов, старуха что-то залопотала и замахала сразу двумя руками. Лаций остановился. Прямо перед ним на земле лежали лепёшки и сыр. Он несколько раз моргнул, не веря своим глазам. Потом поднял взгляд на старуху.

– Ла-ций, – снова произнесла она и ткнула рукой в его сторону. Потом повернулась и махнула рукой в сторону парфянских шатров: – Лейла.

– Лейла, – повторил за ней Лаций, и до него постепенно стало доходить, откуда появилась старая гадалка.

– Лаций, Лейла, – повторила та и заковыляла обратно на стоянку, чтобы её никто не заметил. Легкий порыв ветра поднял вдруг пыль, и он поспешил подхватить еду с земли. Варгонт какое-то время смотрел на него удивлённым взглядом, но потом пришёл в себя и тихо спросил:

– Это что, хлеб?

– Ну… да.

Ещё совсем недавно Лаций не мог проглотить слюну, и ему казалось, что сухие лепёшки должны были застрять в горле, но этого не произошло. Они быстро миновали рот и сразу оказались в животе. Сыр он вообще не заметил. Пленные ещё не успели разойтись по склону после дележа отбросов, а Лаций с Варгонтом уже с тоской смотрели на то место, где ещё совсем недавно лежала еда.

– Отряхнись! – сказал он Варгонту, показывая на бороду. – Крошки остались.

– Отряхнись! – проворчал тот. – Зажрался ты. Я бы эти крошки вместе с бородой съел, если бы мог, – Лаций ничего не ответил, только ещё раз провёл по щекам и губам. Там больше ничего не было.

Так продолжалось две недели: старая гадалка, которую он считал гетерой, приносила им по ночам еду, каждый раз повторяя два слова: «Лаций, Лейла», и потом уходила. Несколько раз там было мясо. Но однажды старуха принесла слишком много еды, и Лаций с Варгонтом решили оставить часть на следующий день. Варгонт уже пришёл в себя и даже стал шутить. Лаций хотел поделиться с Атиллой и Икадионом, которых видел в конце колонны, но Варгонт остановил его:

– Ты не дойдёшь! Увидят. Там много людей. Начнут спрашивать, – Варгонт смотрел ему прямо в глаза и в них была боль. – Мне не жаль хлеба, но кому-то всё равно не достанется. Старуху поймают, и всё, не видать еды. Лучше дождёмся, когда их к нам перекинут, – он замолчал, и Лаций понял, что Варгонт был прав. Но Парки всё же решили обрушить на них новые испытания.

Нелепая ошибка

Когда на следующий день всех пленных выгнали на дорогу, Лаций споткнулся, и у него из-под туники выскользнула лепёшка. Он поначалу даже не заметил этого. Потом прикоснулся рукой к животу и понял, что там пусто. Но было уже поздно. Весь ужас был в том, что лепёшка была замотана в половину платка Лейлы, в котором она принесла тогда масло. Лаций разорвал его, оставив одну половину для ножа.

Сзади раздались крики парфян, римляне остановились, и Лаций увидел, как какой-то пленный стоит на коленях и ест выпавшую у него лепёшку. Один из всадников спешился и толкнул его ногой. Недоеденный кусок выпал у того из рук, и римлянин завалился на бок. Платок оказался под ним. Парфянин присел и посмотрел на хлеб. В этот момент к нему подскакал сотник Адиль.

– Где ты это взял? – вкрадчиво спросил он у пленного.

– Здесь, – кивнул тот на землю.

– Ты плохой римлянин. Ты обманываешь меня. Кто дал ему это?! – громко спросил он. Все пленные отшатнулись. Верёвки натянулись, несколько человек, не удержавшись, упали в пыль. – Он будет медленно умирать, пока вы не скажете, кто дал ему хлеб! – грозно произнёс сотник и достал меч. Пленный задёргался, стараясь отползти от него, но верёвки не дали ему это сделать. Парфянин подошёл к лежащему на спине пленнику и воткнул ему меч в живот. Тот охнул и заскулил, подняв колени вверх. – Он может умереть быстро, а может и медленно. Скажите, кто дал ему хлеб?! – снова повторил сотник и стал поворачивать меч то в одну, то в другую сторону. Пленный орал от боли, не в силах ничего сделать. Он был весь в крови. Варгонт сжал верёвки в своих громадных кулаках, и у него от напряжения выступили на лбу вены.

– Я видел, как что-то выпало из повозки, – произнёс Лаций громко. – Впереди ехали большие повозки, – повторил он, увидев, как резко повернулся в его сторону сотник. – Оттуда что-то выпало. Вон там, – он кивнул в сторону умирающего товарища.

– Из повозки? – со злостью спросил парфянин. – Их какой повозки?

– Не знаю, – Лаций пожал плечами, стараясь выглядеть равнодушным. – Небольшая, накрытая…

– Выпало что-то? – переспросил сотник. Он повернулся к несчастному, который уже только хрипел и совсем не двигался. В глаза ему бросился край платка, который торчал у того из-под локтя. Он нагнулся и дёрнул его на себя. Платок выскользнул, подняв небольшое облачко пыли. Сотник посмотрел на платок, на лепёшку и на Лация. Потом встал и ткнул мечом умиравшему пленному прямо в горло. Тот булькнул и затих. Стоявший рядом всадник сразу же перерезал верёвки и прикрикнул на пленных. Огромная толпа заколыхалась из стороны в сторону и двинулась дальше. Сотник вскочил на лошадь и поехал вперёд. Проезжая мимо Лация, он внимательно посмотрел на него, но тот даже не повернулся в его сторону, с трудом переставляя ноги.

Этой ночью старуха не пришла. Лаций с Варгонтом долго не могли уснуть и ворочались с боку на бок, прислушиваясь к каждому шороху. Они не видели, что неподалёку лежал ещё один человек, который тоже не спал, думая об этом странном случае. Даже если бы сейчас его показали Лацию, он не смог бы узнать в нём прежнего легата Квинта Лабиена. Но это был именно он. И ему казалось, что теперь он нашёл способ, как отомстить им за все оскорбления.

Лаций и Варгонт больше ничего не слышали об этом платке и до самой столицы не знали, что с ним произошло. Сотник Адиль сообщил об этом случае начальнику стражи Согадаю, а тот – визирю. Сурена долго смотрел на грязную тряпку, в которую превратилась тонкая ткань, потом отпустил начальника стражи и позвал Кхабжа. Главный евнух не смог сразу сказать, чей это был платок. Поэтому Сурена не стал задавать больше вопросов и отложил его на время в сторону. Жизнь сама должна была расставить всё на свои места.

К счастью, для Лация и Варгонта это была их последняя голодная ночь. На следующий день мимо них снова проехала повозка с рабынями Сурены. В одной из них сидела его новая любимая наложница Коринтия. Будучи рабыней, она почему-то сама ненавидела рабов. Поэтому, увидев, как на неё смотрят римляне, она плюнула в них и расхохоталась. На её несчастье рядом шёл Варгонт. Он жестами показал ей, что бы сделал с ней, как с женщиной, если бы они оказались вместе. Евнух Кхабж избил его за это палкой, и уже окрепший Варгонт, стиснув зубы, вынужден был молчать и терпеть, иначе бы его сразу убили на месте.

Сурена посмеялся над гневом рабыни, которая сразу же поспешила ему пожаловаться.

– Разрежь его на части! – потребовала она. – Вырежи ему глаза и кишки, – Коринтия была вне себя от гнева. – Сделай из него ремни, которыми будешь бить рабов!

– Успокойся, это очень ценный раб. Смотри, он выжил. Его надо беречь… – Сурена от души радовался, наблюдая за ней. Глупая девушка вела себя как необъезженная дикая кобылица. Ему это нравилось. – Что ты хочешь, убить его сразу или видеть, как он каждый день стоит перед тобой на коленях? – спросил он.

– Увидеть, как стоит на коленях, а потом убить! – не думая, ответила наложница. Сурена покачал головой – страсть и глупость соседствовали в этой голове и совсем не мешали ей жить.

– Так не бывает. Надо выбрать что-то одно, – он позвал начальника стражи Согадая и приказал привести Варгонта и ещё десяток пленных. Согадай взял тех, кто стоял рядом с Варгонтом и пригнал их к Сурене. Визирь со смехом приказал им носить носилки Коринтии. С тех пор Варгонт, Лаций и ещё десять римлян стали возить её в носилках. Они умирали от жары и тяжести. Но зато теперь их стали кормили намного лучше, чем остальных. Так Парки сплели и расплели их судьбы на этом маленьком отрезке жизни.

Ночное купание наложниц и месть Варгонта

Прошёл ещё месяц. Когда их довели до Тигра, наступил конец августа. В лицо сразу повеяло свежестью и прохладой. Приближение к воде радовало всех – и парфян, и римлян. Говорили, что с этого места до столицы Парфии осталось не больше дня пути. Кочевники заставили пленных сделать у реки что-то похожее на загон для скота. В их поведении чувствовались суета и нервозность. Каждый день они с самого утра скакали вокруг стоянки, что-то кричали, спорили между собой, но самое главное – с этого момента всех пленных стали регулярно кормить. Лаций понял, что их готовят к продаже. Они ежедневно носили воду лошадям парфян, которые располагались на холме. Оттуда уже были видны высокие стены города – большого и красивого. Там находилась Селевкия, но римляне город не видели, потому что их держали за холмом в низине. Здесь река делала небольшой поворот, образуя небольшую песчаную косу. Вскоре у берега сделали небольшие деревянные мостики, с которых было бы удобно набирать воду и стирать одежду. Этой же ночью парфяне отобрали около ста пленных и отвели их в лагерь. Там уже были готовы небольшие крытые носилки, которые их по очереди заставили сносить вниз. Обычно их носили по четыре или восемь человек. В каждых носилках сидела наложница из гарема Сурены. Другие рабыни и служанки шли рядом. После того, как пленные спускали носилки вниз, их сразу же отправляли на другую сторону холма, где они сидели и ждали, пока их снова позовут, чтобы относить их обратно. Ждать приходилось долго, так что многие успевали даже заснуть.