– Долго мне тут висеть?
Очутившись вновь на земле, она поправила платье и хозяйским движением, не глядя, ухватила спасителя за цепь.
– Идем с другого выхода, я тут все знаю.
Медведь не шевельнулся. Цепь служила ему не только любимым аксессуаром, но и рабочим инструментом, дотрагиваться до которого было прилично лишь коллегам при необходимости. Даже фотограф, берясь за цепь, привычно спрашивал: «Позволь?» Поэтому сейчас, когда Матрешка позволила себе не просто схватить цепь, но еще дергать за нее, будто собралась выгуливать сонного ретривера, Медведь был глубоко обижен. Он демонстративно стоял, не меняя позы и стиснув зубы, и смотрел так холодно и обвиняюще, что любое воспитанное существо быстро обратилось бы от такого взгляда в камень. А потом, поразмыслив, рассыпалось бы в песок, чтобы вовсе исчезнуть с глаз.
– Ну, что такое?! – не сумев сдвинуть объект с помощью цепи, Матрешка наконец повернулась к Медведю и вгляделась в его оскорбленную физиономию, будто впервые увидела
– Что ты напыжился, не хочешь идти? Ну, пускай тебя в зоопарк забирают, мне-то что! – и, отпустив наконец цепь, она снова заскользила в сторону набережной, которая уже мелькала из-за сытых парковых деревьев белесой мостовой и ажурным чугуном старинного ограждения. В узоры которого, между прочим, вплетены чугунные же фигурки всех известных местных животных и одного неизвестного – некоторые исследователи считают, что это неудачно выполненная саранча, другие утверждают, будто опознали в фигурке детеныша ондатры. Если будете на набережной, непременно взгляните, это довольно любопытно.
Медведь колебался, хотя оскорбленное самолюбие и подбивало его развернуться, да пойти прочь. Фраза Матрешки о зоопарке ухнула в потайной закоулок сознания, где жили в тиши и неге многие его тайные опасения. И те вырвались наружу, будто стая разбуженных летучих мышей. Зоопарк был пределом падения для любого городского животного. Туда помещали только тех, кто откровенно выбился из канвы общественной жизни и сделался неуправляем. Говорят, что тот тигр, который случайно заглотнул голову дрессировщика и оцарапал клыком горло, как раз попал в зоопарк. Правда, потом его признали невиновным и позволили вернуться в цирк, теперь он сидит на тумбе и ловит зубами горящий факел. Медведь хотел было позвонить фотографу, чтобы узнать, какова ситуация – не ищут ли, все ли успокоилось. Но приветливый женский голос сообщил, что абонент временно недоступен. Это, конечно, был плохой признак. Возможно, на смотровую площадку уже приехала полиция и опрашивает публику по поводу разбушевавшегося медведя, поэтому фотограф не хочет беседовать с ним у всех на виду. Но почему Матрешка предложила идти с ней, как это может замять проблему?
– Эй, ну-ка постой! – и Медведь снова ринулся за ней следом.
Красное платье мелькнуло впереди за поворотом, Медведь галопом нагонял Матрешку. Уже у реки, когда асфальт перешел в нагретую солнцем, маслянисто блестящую отполированными камнями набережную, он поравнялся с ней и перевел дух.
– Что это значит насчет зоопарка?
– Ты ведь обиделся, зачем общаться с тем, кто тебя обидел! Лучше просто уйти и неважно, что кто-то нуждается в твоей помощи… – Матрешка скорбно поджала губы и устремила страдальческий взгляд вдаль. Пролетавшая ворона обернулась – уж очень несчастный был у Матрешки вид. Обернулась, засмотрелась, выронила только что украденный у прохожих пончик и сердито каркнула.
– Обида не при чем. Просто согласитесь, у каждого есть свое личное пространство, – запротестовал Медведь, – и вмешиваться в него недопустимо!
Ему очень хотелось напомнить Матрешке, что не приди он на помощь, ехать бы ей сейчас в багажнике ветхого пикапа в сторону серьезных проблем. Но пришлось смолчать. Ведь могло показаться, будто он помог ей только из ожидания благодарности, а это было совсем не так. Правда, совсем не так!
– Да ладно, не оправдывайся, я тебя насквозь вижу! – Матрешка свернула к скамейке, шлепнулась на нее и заерзала, устраиваясь поудобнее. – Уж интеллектом не обделена. Уф-ф-ф, как я устала!
Она стала вдруг ощупывать свой бок, а потом что-то там ухватила и рывком расстегнула молнию, которая шла, как оказалось, поперек ее живота, но была не видна из-за пестрого узора на платье. Потом засунула руку – нет, не в карман или проем, который мог предполагаться под молнией, а прямо вглубь самой себя. И стала там шарить. При этом внутри что-то шелестело, звенело и погромыхивало. После недолгих поисков вытащила леденец в форме слоника, откусила ему голову и захрустела.
– Сладкое бодрит! – пояснила она.
Любой на месте Медведя удивился бы. Во-первых, все знают, что леденцы в форме слоников давно уже сняли с производства в Городе, сочтя это нарушением прав животных. А значит, он мог быть просрочен. Во-вторых, внутри у Матрешки явно не было матрешек помельче – тех, что должны там жить одна в другой по всем правилам матрешечьего устройства. Но Медведь не обратил на все это внимания. Он обнаружил нечто более интересное и внимательно рассматривал подол Матрешкиного платья, пытаясь заглянуть под него.
– У тебя что, нет ног? – спросил он озадаченно.
– Это у тебя нет ног, а только лапы, – пробурчала Матрешка через полупрожеванный леденец. – Это вот что по-твоему? – и она изогнулась, выставив из-под платья нечто вроде широкой, гладкой и слегка вогнутой подошвы.
– Похоже на присоску, – сообщил Медведь, внимательно рассмотрев странный объект.
– Нога – широкое понятие, – авторитетно заявила Матрешка, – даже то, чем ползают улитки, называется ногой.
– Это такая же?
– Похоже только внешне! – посуровела Матрешка. – Моя нога – очень тонкий инструмент. Можно вот так делать, – И по поверхности присоски пробежала быстрая волна, – так я бегаю. Можно ей прилипнуть к любой поверхности, кроме кафеля, а можно вот так, – волна пробежала по краю, а потом обратно, – это чтобы быстро вращаться. Она богато иннервирована!
– Чем она богата?
– Нервов в ней много. Она очень чувствительная, – Матрешка втянула центр ноги, а края выгнула дугой так, что получилось что-то вроде двух щупалец, схватила Медведя за цепь, подергла и хихикнула. Тот закаменел лицом.
– Все-все, не обижайся, маленький! – Матрешка вгляделась вдаль, что-то увидела между деревьями и очень довольно воскликнула:
– О! То, что нужно! Пошли! – соскочила со скамейки и целенаправленно куда-то заскользила.
– А почему ты не можешь прилипнуть к кафелю? – спросил Медведь ей в спину, послушно направляясь следом.
– Соскальзываю.
Матрешка свернула на одну из многочисленных прогулочных тропинок, которыми городской парк был испещрен, как шарпей морщинами, и Медведь увидел, что ее так обрадовало. Среди плакучих ив и кустов невесть как здесь прижившегося олеандра расположился небольшой бар. Судя по всему, сначала его предполагали стилизовать под деревенскую таверну, но в разгар стройки дизайнера вдруг охватил дух Дикого Запада и уже не отпускал до самого конца. Поэтому в бревенчатом домике с резными наличниками появились распашные дверки высотой до пояса и пианино, за которым скучал тапер. А название «Нибиру и котик» было написано тем шрифтом, которым в вестернах обычно назначают награду за голову опасного грабителя. Матрешка бодро проскользнула в темноту бара и вскарабкалась на стул возле стойки.
– Налейте что-нибудь, у меня был трудный день!
Бармен вздрогнул, проснулся и расцвел от удовольствия, – он любил свою работу, но клиентов днем было совсем мало и некому было показать искусство смешивания коктейлей, жонглирования бутылками и скоростного выжимания цитрусовых. Тапер тоже проснулся и взял тихий аккорд, готовясь создавать настроение.
– Предпочитаете классику или желаете попробовать какой-нибудь из наших новых оригинальных коктейлей? – певуче осведомился бармен. – Крепкий или не очень, сладкий или с кислинкой?
– Все равно, – сухо ответила Матрешка.
– У нас есть отличный новый коктейль «Весенний напалм», – продолжал бармен, едва сам не причмокивая от удовольствия, – в него входит куантро, немного гренадина, гранатовый сок, виски, кальвадос, вишневый сироп…
– Мне неинтересно, что туда входит, – прикрикнула Матрешка, – давайте, я уже полчаса жду, пока вы тут болтаете!
Бармен заметно сник, но обозначил почтение к любым пожеланиям гостя учтивым полупоклоном и принялся мелькать в воздухе бутылками и шейкерами.
– Апельсиновый фреш, пожалуйста, – Медведь тоже присел за стойку и с интересом наблюдал за манипуляциями бармена. Тот, не отрываясь от приготовления коктейля, одной рукой отправил на соковыжималку три апельсина подряд, наполнил стакан, закинул в него соломинку и метнул по стойке точно в лапы Медведя, успев даже сопроводить отправление вежливой улыбкой. После чего завершил шедевр, предназначенный для Матрешки – влил в шейкер еще пару ингредиентов из бутылок с малоизвестными вермутами и настойками, добавил мутноватого зеленого фреша, решительно все это встряхнул и вылил в высокий бокал. Затем снабдил содеянное ломтиком апельсина, бумажным зонтиком и соломинкой, придвинул под нос Матрешке и посмотрел на нее глазами, полными ожидания чаевых.
Матрешка подозрительно оглядела бокал со всех сторон, будто ожидала, что тот сейчас расскажет стих или прыгнет через обруч. После чего вынула зонтик, сняла с края апельсин, вынула и отбросила трубочку, взяла бокал поудобнее и выпила содержимое залпом. Выдохнула, причмокнула и съела апельсиновый кружок.
На бармена было жалко смотреть. Будто на его глазах Джоконду вырезали из холста, чтобы сделать из нее маску на Хэллоуин. Но он не успел как следует погоревать о том, что гостья так и не ощутила пикантных нот дубового мха и тропической полуночи, которые придала коктейлю особая травяная настойка с иссопом, можжевельником, бутонами настурции и экстрактом осиного гнезда. Потому что с Матрешкой произошли странные и очень быстрые перемены. Ее кокошник стал на глазах раздуваться и багроветь, и вдруг стремительно покрылся лиловыми пятнами, которые постепенно превращались в крупные волдыри. Медведь с барменом в ужасе наблюдали за этим распухающим пурпурно-сизым шаром, пока Матрешка, ничего еще не чувствуя, удовлетворенно прикрыла глаза и прислушивалась к тому, как коктейль расплывался теплом по ее организму. Бармен имел большой опыт и крепкую барную закалку, полученную еще в берлинском Cookie’s Cream, поэтому он опомнился первым и деликатно, но настойчиво потряс Матрешку за плечо.
– Прошу прощения, у вас все в порядке? Мне кажется, у вас проблемы с кокошником.
– Что? Что случилось? – Матрешка недовольно уставилась на него, выпав из состояния блаженства.
– Ваш кокошник!
– Что еще?! – Матрешка ощупала кокошник и внезапно завопила так громко, что бутылки на стойке задребезжали и даже немного сместились под мощью звуковой волны. Впрочем, вопль быстро стал хриплым, а затем и вовсе прекратился – краснота с кокошника распространилась на лицо Матрешки и она начала задыхаться.
– У вас там было виски?! – прохрипела она бармену в панике. – У меня аллергия на виски! Почему вы не сказали?!
– Я пытался! – сердито ответил бармен, набирая номер «скорой», пока Медведь суетливо вынимал свой мобильный, ронял, поднимал, снова ронял, случайно отфутболивал под стойку и выуживал оттуда, не отрывая округлившихся глаз от быстро раздувающейся Матрешки и ее густо-багрового кокошника, который достиг уже размера баскетбольного мяча.
– Почему вы не сказали, что там виски?! – продолжала хрипеть Матрешка. – Я же могу умереть! Вызовите скорую!
– Я вам говорил, вы не стали слушать! – снова буркнул бармен. – «Скорая»? – озабоченно обратился он к трубке, – Примите вызов! Матрешка, размер крупный, аллергическая реакция и отек, находится в баре «Нибиру и котик» что на набережной, скорее пожалуйста!
– Вы не могли сказать, что там виски?! – хрипло бубнила Матрешка. – Не могли сказать?!
– Что вы говорите? – переспросил бармен диспетчера, сердито косясь на Матрешку. – Пятна сиреневые, да. Распух до размера арбуза. Да, спасибо, – и он положил трубку. – «Скорая» уже едет.