Черный пепел на снегу

В спину ей послышался издевательский смех лекаря.

* * *

Агне в очередной раз упала – подтаявшая было за день тропинка от деревни к её дому схватилась свежим льдом, по которому разъезжались ноги даже у здоровой Богданки.

– Вставай, – натужно прокряхтела девочка, поднимая ведьму. – Недолго осталось.

Но бесчувственное тело никак не реагировало на уговоры.

Богданка аккуратно положила Агне на землю и, сев перед ней на колени, приложила ухо к груди. «Дышит», – мелькнула мысль и тут же уступила место другим, более важным.

Сначала она попыталась поднять ведьму на плечи и донести её до дома – поросшая мхом крыша уже виднелась за деревьями – но через несколько шагов бросила эту затею и сошла с тропы в поисках подходящего для волока ельника.

Она ещё на выходе из деревни обратила внимание, что весь наст был усыпан волчьими следами, поэтому старалась не отходить далеко и всё время оглядываться на свою наставницу. Вязала волок она уже в сумерках. Дотащила свою поклажу до калитки в кромешной тьме.

Дом их встретил тишиной и звенящим холодом. Дверь промёрзла и покрылась инеем с внутренней стороны. Богданка заволокла Агне в комнату и, насколько могла, бережно уложила на заправленную постель.

Ведьма дышала натужно, с хрипом, от её кожи исходил сильный жар.

Девочка сначала зажгла лучину, потом принялась за очаг. Околевшие пальцы не слушались её, поэтому, когда в очаге наконец разгорелся маленький огонёк, который зябко жался к выложенной камнем стене, Богданка старалась даже не дышать в его сторону, то и дело подкладывая ему сухой травы для растопки.

Постепенно по комнате начало раздаваться уютное потрескивание, а затем стало расползаться тепло, но делало оно это так медленно и осторожно, словно боялось быть изгнанным из дома.

Желудок Богданки заурчал, и она попыталась вспомнить, когда в последний раз ела. Вчера в обед.

Она быстро, по-хозяйски, провела ревизию по ведьминому дому, заглянула в каждый угол и, разжившись котелком, выскочила из дому, чтобы набрать и натопить снега. На обратном пути она намеревалась набрать ещё дров, чтобы хватило на ночь, но возле порога лежало всего несколько поленьев. Девочка прикинула, что до рассвета их должно хватить, а как рассветет – можно будет и хвороста насобирать. Главное – ночь продержаться.

Когда она снова открыла дверь, и узкая полоска тусклого света вырвалась на улицу, Богданка краем глаза увидела две освежёванные кроличьи тушки, подвешенные за лапы прямо под низкой крышей. Ледяная корка на них тускло поблёскивала.

– И как только зверьё не растащило… Экая ты, Агне, запасливая.

Она цапнула одну тушку и скрылась в доме, опасаясь выпустить так старательно накопленное тепло.

Пока варилась похлёбка, Богданка, немного подумав, перетащила свою постель из маленькой комнаты без окна в комнату Агне, чтобы быть рядом, если ведьме станет хуже.

За ночь она несколько раз приходила в себя, и девочка поила свою наставницу остывающей похлёбкой. Ведьма давилась, но все равно жадно глотала.

Ближе к рассвету дыхание Агне немного выровнялось, и беспамятство сменилось беспокойным сном. Тогда Богданка тоже позволила себе немного отдохнуть и, закутавшись в одеяло так, чтобы торчал только кончик носа, чутко задремала.

Но стоило ей умоститься поудобнее, раздался стук в дверь.

– Кто там? – недовольно спросила она.

– Открывай, хозяйка! – мужчина за дверью говорил на её, Богданки, родном языке. Сон как рукой сняло. Это за ней! Она поедет домой! К родителям!

Девочка рыбкой выскочила из-под одеяла и бросилась к двери. Быстро справившись с засовом, она распахнула дверь и уже хотела броситься чужаку на шею, но что-то её остановило.

На пороге стоял молодой казак. Наголо бритая голова блестела в лунном свете, чёрный чуб был залихватски зачёсан на бок, на пышных усах оседал иней от пара, выходящего изо рта.

– Ну что, любоваться будешь, али пригласишь меня в дом? – чужак улыбался только губами. Глаза его оставались серьёзными.

– Проходи, – Богданка посторонилась, – грейся.

– Нет, девица, так не пойдёт. Сначала каракули эти богомерзкие сотри, негоже православному человеку с ведьмовкою знаться.

Он указал пальцем на косяк. На верхней перекладине в темноте едва просматривался начерченный угольком символ. Вроде как корявая ветка в кругу, а вроде и рог олений.

– Не мой это дом. Не буду ничего стирать.

– Ну, тогда сама ко мне выйди. Побеседуем. Если хочешь – домой увезу.

Под пристальным, колючим взглядом незнакомца Богданка сделала шаг назад, в спасительную темноту дома.

– Не пойду. И ты уходи.

– Так значит, – казак зло сверкнул глазами. – К безбожнице примкнуть решила? И чему учит она тебя? Курей воровать да ворожить на их потрохах?

– То не твоего ума дело, чему она меня учит. Уходи, – дверь захлопнулась прямо перед носом незнакомца.

Он с остервенением забарабанил кулаком в дверь, которая прогиналась под его напором, но не ломалась.

– Это твой последний шанс домой вернуться! Ты слышишь?! – в голосе его уже не осталось ничего человеческого.

Тук. Тук. Тук.

– Уходи!

Тук. Тук. Тук.

– Открой мне дверь или пожалеешь!

Тук. Тук. Тук.

Богданка попятилась от двери, села на пол у кровати Агне, которая так и не проснулась, зажмурилась и закрыла уши, словно её это могло спасти.

В дверь забарабанили всё сильнее, норовя сорвать её с хлипких петель.

Тук. Тук. Тук.

А когда снова распахнула глаза, обнаружила себя закутанной в одеяло. Солнечный свет пробивался через мутное окно и оставлял светлый размытый квадрат на полу, прогоревший очаг уже давно остыл.

Тук. Тук. Тук.

Она встала и подошла к двери и, немного подумав, распахнула её настежь. Яркий свет отражался от сугробов и больно бил в глаза.

– Тук. Тук. Тук, – стучал топор раздетого по пояс Къелла. Чуть поодаль, распластав рукава, словно крылья, валялась его рубаха из небеленого льна и куртка. А у ног выросла уже довольно большая гора дров.

Сам норд раскраснелся, от его тела шёл едва заметный пар, борода топорщилась в разные стороны.