Он шёл по занесённой ранним ноябрьским снегом тропе. Солнце ещё, бывало, подтапливало снег, а за ночь он брался тоненькой ледяной коркой, на которой были хорошо видны следы зверей.
Корка сахарно хрустела под его ногами, хрустально звенел морозный воздух, облачка пара вырывались изо рта норда при дыхании.
Да. Здесь – лучшее место для прощания. Пусть хотя бы это успокоит Илву.
По пути к реке он нашёл большое бревно, которое идеально подходило для того, чтобы выстругать из него погребальную лодку. Одну на двоих. Мальчики всегда спали вместе. Нечего их разъединять и сейчас.
Сначала он хотел связать плот – это было бы проще, но быстро отказался от этой идеи. Верёвки первые истлеют в жаре огня, и он развалится, не успев даже скрыться из виду. Такого зрелища сердце его бедной женщины не перенесёт.
Всё утро ушло на то, чтобы выстрогать из бревна грубое подобие лодки. Снорре взмок, монотонно работая своим топориком, и, сняв отстроченную заячьим мехом куртку, кинул её на снег. От разгоряченного, раскрасневшегося мужского тела шёл пар, а он продолжал работать.
Закончив с работой, он наломал свежих еловых лап и бережно уложил их в лодку, отчего она ещё сильнее стала напоминать детскую колыбельку.
Он мрачно полюбовался на результат своих трудов. Оставался последний штрих – игрушки мальчишек, которые они хотели бы взять с собой. Ньёрду – деревянный меч, выструганный заботливой отцовской рукой. Эрику – маленький охотничий рожок, с которым он не расставался даже во сне.
Снорре с силой воткнул топор в близлежащее дерево и упал на колени. Его крик, больше похожий на вой умирающего зверя, разнёсся над кронами деревьев, вспугнув стаи птиц.
По суровому мужскому лицу текли горячие слёзы, теряясь во взъерошенной бороде. Он позволял себе горевать, пока его никто не видит. Пока Снорре не видит его женщина, которой он сейчас так нужен, спокойный и уверенный.
Время близилось к закату.
Снорре умылся снегом, спрятал лодку-колыбель под раскидистыми лапами невысокой ели и пошел за Илвой и детьми.
Он быстрым шагом направлялся в деревню, дабы успеть до заката вернуться и свершить задуманное.
Мужчина толкнул плечом дверь и вошёл внутрь. В нос ударил отвратительный металлический запах крови. Илвма лежала на топчане, раскинув руки в стороны, глаза её стеклянно поблескивали в тусклом свете факелов.
Снорре сделал шаг, второй в сторону своей женщины. Рассудок отказывался принимать то, что видели глаза. Горло и грудная клетка Илвы были разорваны. Поломанные рёбра впились в разворошённые лёгкие и торчали из груди уродливыми ветками.
Мужчина замер не в силах пошевелиться. Кровь в его жилах застыла, а сердце пропустило удар.
В чувство его привел шорох за спиной. Снорре не успел развернуться к источнику шума – его едва не сбил с ног удар по загривку. Кто-то маленький и юркий, как лесной кот, спрыгнул на шею норда с потолка и начал его рвать крошечными, липкими от крови ручками, а мелкие острые зубы щелкали над ухом, стремясь вцепиться в сонную артерию.
Первый укус окончательно привел Снорре в чувство, и он завертелся волчком по дому, силясь скинуть с себя противника, но тот крепко держался за куртку и волосы норда. Тогда мужчина завалился на спину и начал кататься по полу, силясь с размаху придавить нападавшего.
Над ухом раздался приглушенный хруст, и хватка противника ослабла, движения стали медленными и неуклюжими. Еще раз прокатившись всем весом по напавшей на него твари, Снорре перевернулся на живот и поднялся на четвереньки, уже догадываясь, кого перед собой увидит.
Мужчине стоило больших усилий сфокусировать взгляд на лежащее изломанное тело одного из близнецов. Нежить, которая раньше была его ребёнком, силилась подняться и снова атаковать, но сильно пострадала под весом Снорре и не могла этого сделать.
Норд с трудом встал на колени, и, пошатываясь, выпрямился во весь свой могучий рост. Он снял с кольца в стене факел, чтобы лучше рассмотреть это порождение мрака.
При виде приближающегося живого огня на изуродованном смертью лице мелькнула новая эмоция, отличная от ненависти ко всему живому – страх.
– Папа… – прошептала-прошипела тварь, не отводя взгляда от факела. – Папа…
Снорре замешкался, сомневаясь в своих действиях. Этого мгновения второму бесенку хватило для того, чтобы подкрасться, и, словно белка по дереву, взобраться по его одежде на загривок норду. Маленькие острые зубы впились в открытую шею.
Свободной рукой Снорре извернулся и, схватив второго близнеца за лодыжку, оторвал его от себя.
Норд чувствовал, как кровь сильными толчками текла по шее и одежде. Он пошатнулся. Последней мыслью его было, что нужно не дать второму бесу уйти, и он в последний раз, нежно, по-отечески, прижал кусающуюся и брыкающуюся тварь к груди, прежде чем завалиться вниз лицом.
Факел упал на устланный соломой пол, и огонь благодарно затрещал. Разгораясь.
* * *
Дом Снорре потушили быстро. Огонь не успел переброситься на соседние крыши, благо, погода стояла безветренная. Толстые брёвна дверного косяка ещё потрескивали, остывая, когда Къелл прошёл сквозь них. Его взгляду открылась страшная картина. Вся семья была мертва, но все ли погибли от огня?
Он обернулся, услышав за спиной шаги.
Лекарь, опасливо морщась, пробирался по следам норда.
– Можешь не идти. Выживших нет, – Къелл зло посмотрел на доктруса, который под взглядом жёстких голубых глаз как-то съёжился, даже двигаться перестал, дабы не провоцировать этого дикаря.
– Мне нужно собрать анамнез, – наконец ожил он. В движениях снова появилась суетливая прерывистость. – И доложить о произошедшем конунгу.
– Так и доложи, – Къелл развернулся к лекарю грудью, закрывая ему обзор на развороченный труп Илвы. – Женщина не уследила за очагом, и на солому выпала окалина. Вернувшийся с охоты Снорре хотел вытащить из горящего дома жену и детей, но сам задохнулся. Все четверо погибли.
– Но я должен… – лекарь силился заглянуть за могучее плечо, а то и прошмыгнуть мимо.
– Людей ты должен лечить, а не нос куда не надо совать! – вызверился норд. – А ну брысь отсюда. Крыс-са.
Едва ли лекарь слышал последнее слово, брошенное ему в спину, но Къелл не сомневался, что он очень скоро вернётся вместе с ярлом, и тогда разборок не избежать.
– А вы чего встали, рты пораскрывали? – гаркнул он толпе собравшихся зевак. – А ну готовьте две лодки на погребальные костры. Закат уже скоро. Нечего им откладывать встречу с богами. Ульрик. Поди-ка сюда…
Нужно отдать людям должное – сработали они быстро.
Пока женщины собирали еловые лапы на последнее ложе для мертвецов, мужчины принесли с берега две лодки.
На одну уложили Снорре, на другую – Илву с детьми, как раз втроём уместились.
Своих вещей у покойников не осталось – все сгорело в огне пожара, а потому каждый, кто подходил попрощаться, стараясь не глядеть на обгоревшие тела, клал в лодку какую-то безделицу от себя.
Ярл с лекарем успели как раз к концу обряда, когда в отплывающие лодки полетели подожжённые стрелы.
– Ты что себе позволяешь? – взревел ярл, зло глядя на младшего брата снизу-вверх. Старость изъела его суставы и скрючила спину. – Почему не дал лекарю посмотреть на тела?
– А чего на них смотреть? – философски изрёк Къелл, устало потирая глаза. – Угорели. Мы их проводили как должно. До заката.
– Если лекарь хотел их посмотреть, значит… – Ярл ещё сильнее распалялся. Но он привык видеть брата с высоты своего импровизированного трона. Сейчас же, стоя с ним на равных, в окружении своих соплеменников, он чувствовал угрозу от внешне спокойного Къелла и оттого пасовал.
– А ничего это не значит, – отрезал тот. – Или ты хотел в угоду чужаку отказать Снорре и его семье во встрече с богами? Обычаи предков попрать захотел?!
Последняя фраза гремела, как гром. Къелл не зря пользовался авторитетом среди жителей селения. Он тоже умел играть на публику.
Люди вокруг согласно загомонили, осуждающе косясь на ярла, тому сказать было нечего. Но и отступить было нельзя.
– Хорошо брат, – прошипел он. – Твоя взяла. Но если я узнаю, что ты покрываешь эту ведьму… я точно её сожгу. Вместе с ученицей!