Oris Maari: Ara Avalantis

+ – Мы здесь. И мы поможем ему, если ты поклянешься сражаться за нас, если ты поклянешься сражаться против Владыки Света и его прихвостней, если ты поклянешься обеспечить, хотя бы наше Равновесие со Светом. Тогда мы поможем. Мы ждем твоего решения, Пророк. +

+ – Клянусь, клянусь принести Равновесие Тьмы и Света, если мне это будет по силам, а если нет, я буду пытаться, буду сражаться за твое законное место, за твое право быть! +

Сердце неимоверно кололо, было до ужаса страшно и больно. Но нужно быть сильной, не за себя, но за него. Я посмотрела на лицо Ярика, на его боль, на его шрамы.

– Я буду сильной, слышишь! Я буду… сильной!

Тьма направила мои ладони к лежащему Ярику и сказала положить их ему на грудь. А потом… я окунулась в океан невыносимой агонии. Это было ОЧЕНЬ больно, болело не что-то конкретное, а вся я, комната померкла, всё померкло, только тьма и боль.

Мне в лицо плеснули водой. Рефлекторно резко сев я проморгалась, и только после этого ощутила, как же хорошо, когда нет боли. А ещё, как хорошо снова смотреть в встревоженные глаза Ярика.

– Ты в порядке? Что произошло, что это было? Я помню много света, потом страшную боль, а потом… меня что-то вырвало из неё, и я увидел, что ты лежишь рядом.

Вокруг было два десятка напряженных и встревоженных инквизиторов, ищущих источник угрозы. Видимо на крик прибежала охрана.

– Яяярик, – мой голос задрожал, и я разревелась, как маленькая девочка, я не могла говорить, не могла, так переполняло, столько рвалось изнутри. И как, как ему сказать, что ему сказать, а сказать хотелось, но я просто рыдала, мечтая, чтоб он ощутил, чтоб почувствовала всё это, всю эту глубину моего маленького сердечка, которое больше не в силах тянуть всё это в одиночку.

Ярик подхватил меня на руки и отнёс обратно в келью. Охрану внутрь он не пустил, но чувствовалось, что за дверью их теперь ещё больше. Он уложил меня на кровать, а сам встал на колени рядом и взял за руку.

– Я не знаю, что произошло, но, если это ты выдернула меня из той боли – я очень благодарен, такого я не испытывал никогда в своей жизни. А ещё, когда будешь готова говорить, я бы хотел узнать, почему у тебя глаза серебряные.

– Сссер..сере… бряный взор, – мне было холодно, но это был иной, мистический холод, успокаивающий какой-то, вроде где-то в глубине звучала приятная мелодия, будто зовущая в беспредельную высь, – Ярик, не отпускай руку, я б-буду говорить, а т-ты слушай, и с-старайся почувствовать, сердцем и душой, к-как можешь, – я посмотрела на него, будто прощаясь, будто уже готовясь к тому, что он оттолкнёт, не поймёт, не примет, не поверит…

– Да, конечно, что угодно, Лионесса… эээ… я хотел сказать Пророк.

– Наконец-то ты назвал меня по имени, – я старалась открыться всем сердцем, всей собой, «смотри моими глазами и моим сердцем, чувствуй моей душой», – Ярик, в своём мире я была призвана, как идущая по пути постижения Равновесия. Такие как я, вообще особенные в нашем мире, но об этом позже. Равновесие, как Сила стоит над Тьмой и Светом. Тьма и Свет – это танец двух Аспектов Творения, только в балансе меж друг другом эти силы позволяют разворачиваться и быть самому Потоку Жизни. Владыка Света давно уже не чистый Свет, он замыслил слиться с Тьмой, через поглощение и сейчас он это почти осуществил. Тьма этого мира – это маленький последний всполох, который оказался в разы чище, чем Владыка. Понимаешь Ярик, поглотив Тьму, Владыка уничтожит мир. Хотя Он думает иначе, как Он сказал. Он хочет стать чем-то новым и пересоздать всё заново в какой-то улучшенной версии того, что постигнет после своего вознесения. Но Он заблуждается, я пыталась донести Ему это, как могла. Я видела, что происходит с мирами, в которых Свет поглощает Тьму, или наоборот, от мира не остаётся ничего, и от всех душ тоже. От всего живого, даже эха в пространстве не остаётся. Всё уходит в Пустоту. Но Владыка уже ощущает мощь, упивается ей, Он не видит, куда ведёт его эта дорога. Понимаешь, сделать мне Он ничего не может, я не из этого мира, не Он создал меня, а значит, и влиять на меня не может, иначе бы уже сжёг, но, – я остановилась, ибо сердце сжалось в комочек, – он может влиять на тебя, чтоб сломить мою волю, и получить то, что хочет. Он уже попытался сделать это, обрёк тебя на муки, до тех пор пока я не принесу ему победу, а Тьма помогла тебя вытащить из того болевого котла. Когда я коснулась тебя, я ощутила эту боль, всю, мне казалось, что я и есть сама боль, невыносимая, – я остановилась, какое-то время глядя в потолок, из глаз текли слёзы, медленно, и казалось, они были ледяными, прорезающими до костей, – Ярик, я не знаю, что ты на это скажешь, но… я Люблю тебя, Всем Сердцем, Всей Душой, я когда в пещере увидела твои глаза, моё сердце сразу ощутило к тебе какой-то неимоверный, мистический трепет, это у эмпатов рождается единожды, а если эмпат ещё и идёт по пути Равновесия, то это двувеликое чувство, – я немного остановилась, чтоб отдышаться, Ярик с непроницаемым лицом ждал продолжения, – я не сразу поняла, что это именно любовь, по-началу я думала, что так проявила себя связь Пророка и Посоха, но нет, это куда большее. Это чувство нахлынуло резко и пронзительно, когда ты первый раз взял меня здесь за руки, коснулся меня и всё, я просто знала истину, чувствовала её всей собой, хоть это и напугало меня, немного, но… Для меня это стало всем, Светочем в этом мире. Не будь тебя, я бы ушла, эмпат может силой воли остановить своё сердце, возможно, здесь мне потребовалось бы на это больше времени. Но ты… рядом… и мир, мир который я ещё не успела познать, но который полюбила, потому что он – твой дом. Я не хочу, чтоб Владыка его уничтожил, – я неуверенно улыбнулась, – в тот день, когда я впервые встретилась с Владыкой, та боль, помнишь, я не знала, как сказать, да и поверишь ли ты мне. Владыка сказал, что обрушит на меня свой гнев через тебя, через самое дорогое и ценное мне в этом мире. Да, я молчала, прости, я не знала, что с этим делать, не знала, как ты отреагируешь, мне было просто страшно… потерять тебя. И сейчас тоже страшно, но я больше не могу так…

Ярик долго молчал, но руку мою не отпускал. Лицо его превратилось в каменную маску хмурой сосредоточенности. А затем он медленно провел рукой по моей щеке, и на его пальцах осталась невероятно густая, светящаяся серебряным светом, слеза. Какое-то время он рассматривал её, до тех пор, пока она не угасла. Каждая секунда молчания длилась невыносимо долго. Когда, наконец, он заговорил – его голос звучал необычайно тихо.

– Я верю тебе, потому что ты Пророк, а я твой Посох. Я верю тебе, потому что вижу чудо, которое происходит прямо сейчас. Я верю тебе… и скажу честно – это меня пугает. Меня пугает то, что ты говоришь, меня пугает Владыка, сошедший… с ума? Меня пугает то, что я вижу сейчас не только твои серебряные глаза и серебряные слезы, но и комок Тьмы, лежащий у тебя на плече. Меня пугает, что он был там и раньше, а теперь я просто вспомнил, что он там был. Меня пугает твоё признание… в любви. Потому что я не умею любить. В церковь я пришёл, пылая жаждой мести. Я охотился во славу Владыки, искоренял Тьму повсюду, у меня был секс, потому что сестры монастыря ждут каждого из нас и порой без человеческого тепла невыносимо, но я никогда никого не любил. Я напуган, потому что не знаю, что мне делать и… как тебе помочь. И я… боюсь тебя поцеловать.

Внутри меня звучала симфония, она становилась ярче и ярче, Ярик. Он… верит… он видит во мне чудо. Я встала и опустилась рядом с ним на колени, откуда-то во мне взялась смелость и я провела рукой по его шрамам снизу вверх, но не рискнула коснуться лица, хотя очень хотелось.

– Поцелуй, я этого очень хочу, – я не знала, как это делается, не умела, – я, ни когда ещё этого не делала, это первое чувство, ты первый, серебряный лотос моей Души.

Ярик осторожно приблизил свое лицо к моему, и его губы коснулись моих. Все было как-то естественно, я просто открыла свои губы навстречу его губам и они встретились, тёплые, влажные, мягкие. Хотелось, чтобы это длилось и длилось, потому что каждая секунда отзывалась внутри мощной вибрацией, но Ярик быстро отпрянул, словно испугавшись того, что позволил себе сделать. На его лице застыло выражение смятения, страха и такого извиняющегося взгляда, какой бывает у провинившихся собак. А мне хотелось ещё, хотелось куда больше, потому что это было так красиво, так приятно, так сладостно, что я даже слов не могла подобрать, чтоб выразить то, что я сейчас чувствовала.

Прерывая неловкий момент, в дверь постучали, и скрипучий голос Савелия спросил: – Пророк, могу ли я войти в твою келью?

Ох, этого ещё не хватало. Не хотела я, чтоб этот миг кончался, хотелось быть в этом, быть с Яриком рядом, как можно дольше, вдыхать его запах, ощущать его горячее тело, смотреть в его глаза, на его губы. Ну почему Савелий так не вовремя, я сжала левую руку в кулак, потом расслабилась и собралась с силами, как могла.

– Зайдите через час, – я постаралась сконцентрировать голос, не знаю, насколько это получилось, меня сейчас переполняли совсем иные чувства. Я медленно и нежно прижалась к Ярику, такое родное тепло, омывающее и заполняющее всё внутри, такое яркое, будто незримый кристально чистый свет вокруг.

– Это было самое прекрасное, что я испытала за всю свою маленькую жизнь – твой поцелуй, – я не умела говорить такие вещи, но говорила, будто не я, а сама душа, – знаешь мне тоже страшно, страшно было быть с этим всем в одиночку, страшно было не говорить тебе всё, как есть, страшно видеть твой страх, страшно от того, во что я тебя втягиваю. Страшно, потому что не знаю, что будет дальше, но одно я знаю точно, ты умеешь любить, просто это тебя ни кто ещё не любил, этот особый свет внутри, он ни на что не похож, и он в тебе есть, пусть он ещё маленький, но я буду беречь его, всей своей жизнью, всем своим сердцем, всей своей душой, – я чувствовала, как слова превращаются во что-то горячее и тягучее, как мёд, – Ярик, ты примешь этот Дар, мою Любовь, позволишь ей Быть? – я молчала и слушала, как бьётся его сердце.

– Да, Лионесса. Я стар, но я попытаюсь научиться любить. Я…

Я почувствовала, как неловко его руки гладят мою спину и как что-то горячее и пульсирующее упёрлось прямо в бедро. Меня будто пронзило снизу вверх, такое странное желание, хотелось, чтоб он прикоснулся ко мне там, внизу. Я смущённо задержала дыхание, от острого пронзительного чувства, нужно как-то, как-то необхо…

– Прости, я ничего не могу сейчас с этим поделать, мне сложно сосредоточиться, а ты… очень красивая и…

Он покраснел, как помидор и отвел глаза, не выдержав моего взгляда.

Савелий за дверью подал признаки жизни.

– Пророк, вы можете назначить мне любое наказание за то, что я вас тревожу, но прибыл пан Павел, и через десять минут он будет ожидать вас в зале приёма гостей.

Блииин, такой момент, ааа. Хотелось послать Савелия куда подальше, но я прикусила язык, выдохнула и уткнулась лбом в грудь Ярика, потом улыбнулась, слегка отпрянув.

– Всё хорошо, – я положила свою ладонь ему в район солнечного сплетения, – Ярик, для меня эти чувства в новинку, в этом мы равны, я никогда никого так не любила, ничего не испытывала к мужчине, ни телом, ни сердцем, ни душой. Но если бы ты мог сейчас посмотреть на себя через меня, если бы эмпатия работала в полную силу, ты бы почувствовал, что и насколько меня переполняет, – сейчас я реально горела, как тысячи звёзд. Какой нафиг пан, ну вот вообще не до этого… – Ярик просто дыши, дыши со мной вместе, нужно собраться, нужно войти в точку покоя. Теперь, отныне в тебе бьётся и моё сердце тоже, а во мне твоё. Наш пульс Един. Мы – Равновесие этого мира, новорожденное, ещё очень хрупкое, но мы Могущественная Сила, которую теперь нужно бережно раскрывать. А ещё необходимо, как-то донести всё это – им, – я показала кивком на дверь, – и я пока не понимаю, как это сделать. Обязательно идти на эту встречу?

– Да… Кхм. Да, конечно, нужно идти. Пан Павел – правитель этого города, ему подчиняются местные войска и его визит – это значимое событие.

Говоря это, Ярик уже встал и плавными движениями начал одеваться, мне он показал на один из ящиков комодо-шкафа на смешных ножках.

– Там твои вещи, выбери что-нибудь максимально торжественное, ну или хотя бы… светлое (я заметила, что его слегка передернуло).

Не хотелось вставать, совсем. Но надо, и я сделала шаг, открыла шкаф, долго перебирала разные кучи тряпок пока не нашла изящное белое платье, не вычурное, но и не слишком простое, очень мягкое. Из обуви под это подходили только сандалии. Лёгкий образ, но очень не хотелось одевать, тот предыдущий торжественный наряд, от которого всё тело чесалось. Надо признаться одежда тут вообще отвратительная.

– Так, что там будет, хоть примерно? Если спросят кто я и откуда, нужно будет ведь что-то ответить, придумать. Опять лгать? Не люблю лгать, это больно физически.

Ярик на секунду задумался, а потом неожиданно махнул рукой.

– На такие вопросы типа «откуда родом и кто мама, папа» можешь смело изображать блаженный вид и говорить «все мы родом из света», вполне нормальный ответ для святой твоего уровня. Не стоит вываливать на пана информацию о наличии других миров. Он светский правитель города, не церковный человек и потому может не понять или, что ещё хуже, понять не так. А будет там беседа за большим столом, и в основном за тебя буду отвечать я, если, конечно, у тебя нет возражений. Сделаем вид, что ты доверила вести общение своему ближайшему смиренному слуге, то есть мне. Это тоже будет, ну, не вполне нормально, но так можно. Ты можешь кушать, слушать и если вдруг захочешь что-то сказать сама – не выпускай из головы, что перед тобой не сведущий в мистических тонкостях человек, верящий во Владыку Света, потому что так надо.

– Да, лучше я буду больше слушать, чем говорить, тут даже не мистические слова порой вызывают непонимание, что уж говорить о большем. Кушать среди них я не буду, не хватало ещё с ними делить свою силу и благодать, буду просто наблюдать, – я присела на край кровати, – круг, который я просила, уже сделали?

– Да, готов, кузнецы сказали, что когда сложили конструкцию воедино – их «пробрал священный трепет», это цитата.

Ярик был уже одет и собран, лицо снова спокойное, старый добрый инквизитор-каратель. Мы вышли из кельи и… больше десятка охранников рухнули передо мной на колени, осеняя себя кругом, сложенным из ладоней и глядя в мои сияющие серебром глаза. Только Савелий остался на ногах и выглядел озадачено. А затем спросил возмущенно, почти обижено (по крайней мере, по интонации).

– Почему такой… странный свет? Почему столь (он запнулся, подбирая слова), столь не чистый?

– Серебро – Священно, этот Свет, Наивысшая Мера, которая поддерживает Порядок и Гармонию. Может раньше вам такого и не доводилось видеть, но и победа Владыки ещё не была так близка к реализации.

Савелий опомнился и покорно склонил голову.

– Безусловно, это Чудо, слава Владыке Света и Пророку Его!

– Слава! – хором ответили стоящие на коленях охранники.

Ярик решил перехватить инициативу в неловкой ситуации и обратился к собравшейся компании.

– Мастер Савелий, Пророк и так уже опаздывает на встречу с паном Павлом, пожалуйста, не будем задерживаться. Кроме того пан будет счастлив воочию увидеть Свет Владыки в глазах Пророка, ведь в отличии от нас, он не так часто соприкасается с духовным миром.

– Да-да, конечно, Посох, прошу за мной.

И процессия, наконец, двинулась вперед по коридорам. Восторженно-фанатичные взгляды охранников сопровождали меня всю дорогу. Встречающиеся по пути инквизиторы так же вставали на колени при виде сияния моих глаз, либо просто склонялись, осеняя себя кругом. Мы поднимались по лестнице, но не в одну из башен, а просто на третий этаж основания монастыря. Зал, в который мы вошли, напоминал суровый средневековый ресторан. Множество обширных столов были усеяны разнообразной простой, но вкусно пахнущей едой в горшочках и на глиняных блюдах. Казалось логичным, что нам нужно будет сесть за один из таких столов, но нет – вся компания собралась за отдельным, стоящим посреди зала. Здесь, судя по-всему, были мастера всех капитулов и собственно сам Павел. Его отличить было несложно по довольно увесистому животу и широкому щекастому лицу. Торжественная красная мантия, усеянная золотом и драгоценными камнями, смотрелась безвкусно и не уместно. Вездесущие послушники курсировали между столом с едой и столом для общения, унося и принося блюда по заказу господ мастеров и уважаемого гостя. При моём появлении всё в помещении на секунду замерло, а затем Павел, увидев свет моих глаз, сполз со стула в коленопреклоненную позу.