К точке отсчёта

Но сюрприза не было, разве пыли стало меньше. Видно, что подруга устроила уборку. Не было и следов незаконченного завтрака. Посуда спрятана в шкафчики, как, впрочем, баночки с чаем и кофе. Никаких продуктов, никаких салфеток и прочих бытовых штучек, которые так любят женщины. Только урчащий холодильник выдавал недавнюю обитаемость.

И комната только казалась прежней. Сейчас она стала светлее, просторнее. Старые тёмные обои поблескивали кое-где сохранившейся позолотой.

Антон перебирал томики книг, пролистывал пожелтевшие страницы в надежде обнаружить хоть какую-то записку. На тщательный осмотр тёткиной библиотеки потребовался бы не один день: томики русской классики с карандашными заметками на полях, какие-то потрёпанные тетрадки с конспектами уроков. В отдельной папке работы любимых учеников.

«Ну давай же, помоги. Дай подсказку, где тебя искать».

И тут он заметил. Кусочек оборванной бахромы свисал с ручки входной двери.

Илья Ефимович стоял у ворот.

– Наконец-то, заждался.

– Заждались? Знали, что приеду?

– Конечно.

– Но откуда?

Сосед молча открывал ворота, будто не слышал.

«Сумасшедший город. Бросить всё, устроиться к волонтёрам и забыть как страшный сон».

– Ах, сынок, если бы следы так легко стирались.

– Чьи следы? Почему вы говорите загадками?

– Успокойся, всё ты понял, ничего не бросишь, пока не доберёшься до истины. Себя обманывать до поры лишь можно. Но это самый наказуемый обман.

Какие-то голоса звучали в голове, перекрикивая, перебивая друг друга. Антон попытался уловить хоть фрагмент фраз, они ускользали, оставляя хаотичные звуки. Смысл. Где же смысл? Веки смежались.

Неужели он уснул? Антон очнулся на скрипучей кровати с металлическими шариками. Рядом на стуле сидел Илья Ефимович.

– Очнулся? Вот и хорошо.

– Долго я …проспал?

– С полчаса.

– А машина? Я успел загнать машину во двор? Последнее, что помню, как мы разговаривали с вами у ворот.

– Не переживай.

– Со мной никогда такого не было? Что произошло?

– Травмы головы – штука опасная.

– Но откуда вы знаете?

– Разумеется от твоего батюшки. Он звонил мне, когда ты был в больнице. Дай-ка, посмотрю.

И, не дожидаясь ответа, сосед легко приподнял молодого мужчину, усадив его на кровати. Сухие тёплые ладони коснулись затылка. Антону вновь захотелось спать. Он зажмурился, наслаждаясь покоем от теплых рук.

– Можешь открывать глаза. Ничего страшного, старайся не переутомляться.

Голова слегка кружилась, но было удивительно легко. Почему-то хотелось опять забраться с ногами на бабушкину кровать и прыгать, прыгать, прыгать… пока не зазвучит такой родной голос: «Тошка, Тоша, баловник!»

– Хочу тебя в гости позвать на ужин. Супруга будет очень рада.

– Неудобно, да я и не голоден. Я там привёз, – Кислицин смутился. Он решительно не мог вспомнить, передавал ли пакет с гостинцем Илье Ефимовичу.

– Да, спасибо. Я уже Анне Захаровне своей отнёс.

Значит передал.

– Илья Ефимович, я спросить хотел. Мне показалось или вы, действительно, знаете, где искать сестру отца?

– Откуда же мне знать, раз ты сам думаешь, что не знаешь.

– А я знаю?

Сосед лишь махнул рукой и заспешил к выходу.

Сновидение седьмое

Повозки уж скрылись за горизонтом, а возбуждённая толпа никак не могла успокоиться.

– Ишь, правда-то на костылях!

– Будешь на костылях, коль мошенники плетями погоняют.

– Нет правды в мире…

За разговорами не заметили подъезд другого отделения. Очнулись, когда Андрюха прокричал:

– Едут, братцы, едут!

Картина, предваряющая показ нового действа, была настолько странной, что собравшиеся стихли. Лишь дородный купец неожиданно громко обратился к сбитенщику, стоящему рядом:

– Это что же такое намалевано, мил-человек?

– Да кто же разберёт. Вроде как животные по небу летают, а чья-то морда в землю смотрит.

– Ишь ты, морда, это у тебя, чумазый, морда, – не выдержал мелкий купчишка.

Сбитенщик лишь усмехнулся в бороду.

– Любезная публика, это отделение называется «превратный свет» или мир навыворот, – выскочил откуда-то лицедей.