Ангел западного окна

Звезда меня выведет! Незачем отвлекаться пустыми размышлениями.

В четверг на Страстной неделе.

О проклятые страхи! День ото дня гложут все злее. Поистине, сумей человек превозмочь свой страх, раз и навсегда отбросить робость, причем и ту, что потаенно обитает в душе, он стал бы чудотворцем – вот что я думаю. Силам тьмы пришлось бы подчиниться такому смертному… Все еще нет известия от Воронов. Все еще нет известия и от „магистра русского царя“. И ни единой весточки из Лондона!

Последние денежные отчисления в походную казну Бартлета Грина – о, если бы никогда в жизни не слыхивал я сего имени! – превысили мои возможности. Если из Лондона не придет ответ, я буду связан по рукам и ногам!

Нынче прочитал о дерзком разбойничьем набеге Бартлета Грина на вертеп папистов. Подобного этому удалому налету еще не бывало. Не иначе сам черт сделал душегуба неуязвимым для пуль и клинков, однако про других головорезов из его шайки этого не скажешь. Безрассудная вылазка!

Если Бартлет будет и впредь одерживать победы, чахоточной Марии не видать трона как своих ушей. На престол взойдет Елизавета. И тогда – вперед к вершинам!

В Страстную пятницу.

Неужто проснулась та свинья в зеркале? Снова на меня пялится пьяная харя? Напился, негодяй?

С бургундского на ногах не стоишь?

Нет, жалкий слабак, признайся: ты пьян от страха.

О Господи, ведь предчувствовал я! Воронам конец. Их окружили.

Губернатор… я плюну ему в лицо, да, харкну в проклятую физиономию господина лорда!

Опомнись, приятель! Ты сам, на свой страх и риск, поведешь Воронов в бой! Вороны, дети мои! Эгей!

Не трусь, старина Джон, не трусь!

Не трусь!

В день Воскресения Христова, лета 1549-го.

Что же теперь делать?..

Вечером я изучал карту Меркатора, как вдруг дверь словно сама собой отворилась и вошел незнакомый человек. Ни каких-либо знаков, ни оружия, ни письма, удостоверяющего личность, при нем не было. „Джон Ди, – сказал он, – пора покинуть эти места. Обстоятельства неблагоприятны. Все дороги перекрыли враги. Твоя цель недоступна. Остался лишь один путь – морем“. И, не попрощавшись, незнакомец ушел. А я был не в силах шевельнуться.

Наконец вскочил и бросился бежать по коридорам и лестницам, но нигде не обнаружил моего таинственного посетителя. Дойдя до ворот, я спросил кастеляна: „Ты кого это, любезный, пустил в дом в столь поздний час?“ Кастелян ответствовал: „Никого, ваша светлость, никого не видел!“ С тем я и вернулся в комнаты, теряясь в догадках, и вот сижу один и все думаю, думаю…

В понедельник на Святой неделе по Воскресении Господа нашего Иисуса Христа.

До сих пор не решился бежать.

Морем? Это означает, что я должен покинуть Англию, расстаться с моими планами, надеждами… эх, напишу честно: с Елизаветой!

Хорошо, что меня предостерегли. Вороны, как я слышал, потерпели новое поражение. Навлекли на себя беду тем, что посмели осквернить склеп святого Дунстана… именно так скажут католики. Что, если святотатство сие и мне принесет несчастье?!

Пусть! Надо мужаться! Кто посмеет заявить, что я в тайном сговоре с бандитами? Я, баронет Глэдхиллский Джон Ди!

Признаю, это было безрассудством. Да хоть бы и глупостью. Только не трусь, Джонни! Я безвылазно сижу дома, занимаюсь humaniora[38 - Филология и связанные с нею дисциплины, представляющие основу классического образования (лат.). – Прим. перев.], и вообще я почтенный человек, дворянин и ученый!

Нет, не оставляют меня сомнения. Сколь многообразны орудия ангела, имя коему – страх!

Не лучше ли покинуть на некоторое время Альбион?

Черт бы побрал эти последние денежные пожертвования, из-за них я гол как сокол. Не беда! Попрошу взаймы у Толбота. Он даст.

Решено! Завтра утром я…

Господь Всемилостивый, что такое? Что за шум за дверьми?.. Кто там?.. Я слышу звон оружия! Что это значит? И голос… это же голос капитана Перкинса, он командует, да, вне сомнений, это капитан Перкинс, начальник стражи Кровавого епископа!

Стиснув зубы, пишу, я должен все записать, что бы ни случилось. Молоток грохочет, стучит по дубовым дверям… Уймись, волнение, – не так-то просто вышибить двери, я буду писать, буду, я должен записать все до последнего слова…»

Дальше я увидел приписку, сделанную рукой Роджера, в ней говорилось, что Джон Ди, наш с ним предок, был арестован, что подтверждается письмом:

«Подлинное письмо, доставшееся мне, Джону Роджеру, в наследство от Джона Ди, донесение капитана епископской охраны Перкинса его преосвященству епископу лондонскому Боннеру.

<Дата неразборчива>

„Настоящим доношу вашему преосвященству, что Джон Ди, эсквайр, находившийся в своем замке Дистоун, взят под стражу. Означенный Джон Ди был обнаружен нами при открытой чернильнице и с пером в руке за столом с географическими картами. Ничего написанного его рукой, однако, найти не удалось. В замке мной учинен обыск.

Арестант той же ночью доставлен в Лондон.

По моему приказу его поместили в нумере 37-м, ибо в Тауэре сия камера самая надежная. Осмелюсь полагать, что арестант отрезан от своих многочисленных влиятельных знакомых, чье местонахождение выявить весьма трудно. Для верности 37-ю камеру, в коей помещен узник, гласно именую нумером 73-м, ибо влиятельность некоторых друзей арестанта необычайно велика. Всецело полагаться на тюремщиков и сторожей нельзя, потому как алчны непомерно, среди же еретиков богатеев премного.

Пособничество Джона Ди разбойничьей шайке Воронов можно почитать доказанным, прочее же покажет допрос с пристрастием.

Вашего преосвященства покорнейший слуга Ги Перкинс, капитан, своей рукой написал».

Колодезь Святого Патрика

Я дочитывал рапорт капитана Перкинса, как вдруг раздался резкий звонок, заставивший меня вздрогнуть. Я открыл дверь. Мальчишка-посыльный принес письмо от Липотина.

Когда меня отрывают от каких-то занятий, я раздражаюсь и поэтому совершил ужасный по нашим понятиям проступок – забыл дать пареньку на чай. Неприятно! А как исправиться? Липотин редко присылает записки с посыльным, и каждый раз их приносит новый мальчишка. Должно быть, среди бездомных шалопаев большого города у Липотина множество приятелей, готовых услужить.

Но что же он пишет?

«1 мая, в день св. Социуса[39 - Святой Социус – видимо, речь о дьяконе Соции, обезглавленном вместе с епископом Неаполитанским Януарием ок. 305 г. в царствование императора Диоклетиана. 1 мая считается днем обретения мощей святого Януария. Прим. – В. Ахтырская].

Михаил Архангелович сердечно благодарит – к нему вызвали врача, сейчас он чувствует облегчение.

A propos[40 - Кстати, между прочим (фр.). – Прим. перев.], чуть не забыл: он просит вас поставить серебряный ларчик в строгом соответствии с земным меридианом. А именно: расположите ларец так, чтобы воображаемая прямая меридиана проходила вдоль китайского орнамента в виде волнистых линий на крышке ларчика.

Зачем это нужно, не могу сказать – у Михаила Архангеловича, когда он объяснял, как надо поставить ларец, опять пошла горлом кровь, я, разумеется, не докучал ему дальнейшими расспросами.

Скорей всего, эта старинная серебряная шкатулка желает именно такого расположения, ибо чувствует себя на меридиане наилучшим образом! Сделайте милость, для вас это сущий пустяк, а ларчику будет приятно. Не взыщите, если, на ваш взгляд, подобная просьба не лезет ни в какие ворота, – видите ли, антиквару, который всю жизнь провел в окружении вещей, похожих на столетних старцев, отчасти известны их привычки и склонности, у нас, знатоков старины, со временем появляется чутье, позволяющее распознавать тайные желания и мнимые хвори антикварных вещиц, капризных, точно старая дева. Наш брат с их причудами считается.

Наверняка вы подумали: эдакой тонкости чувств не было, поди, в старой России и тем более нет в нынешней! О да, людей, разумеется, третируют, ведь их духовная ценность ни гроша не стоит. Но красивые старые вещи далеко не так выносливы, как люди…

Знаете ли вы, что китайский орнамент в виде волны на крышке ларчика есть древний символ даосизма, знак бесконечности, а в известных случаях – вечности? Ну, это так, к слову пришлось…