Серебряная пуля. Антология авантюрного рассказа

На третий день за ним снова пришёл седой казак, что говорил с ним, когда он очнулся. Спозаранку пришёл, Логин ещё спал. Зычно наказал:

– Оденься да в порядок приведись. Умойся.

– Куда мы пойдём?

– Атаман тебя видеть желает. Но сперва молитва. Троицын день сегодня, – отрывисто пояснил тот.

Возрадовался Логин, а сердце так и трепыхается – увидит он наконец самого атамана! Спрашивает седовласого:

– А как звать вашего атамана? Дюк?

Повернулся к нему тот, приблизил лицо:

– Антипом звать нашего атамана, – и потом прошипел, – а имени «Дюк» и всуе не поминай!

– А кто это?

– Положено будет – узнаешь!

Весь перепуганный, пошёл Логин умываться. Трёт лицо, а сам думает: решился бы он до казаков идти, знай он, что ему пережить пришлось?

Собрались казаки на общую молитву под открытым небом. Вынесли образ. Первым поп стоит. За ним – важный какой-то мужик, в нарядном весь. По обе стороны чуток сзади него – тоже какие-то видные воины. Дальше остальные стояли – кто победнее одет, кто получше. У кого рука перемотана, кто прихрамывает. Кто с шаблей, кто без. Кто с шаблями, те перед службой вынули их из ножен и у ног своих сложили. Поп негромким, но крепким голосом начал службу. Логину было не по себе, совсем не думалось о молитве. Он всё озирался, пялился на казаков и пытался разгадать, кто ж из них Дюк и почему он не атаман, раз в деревне про него судачили, что он тут главный над всеми. А выходит, вовсе и не главный.

Так пытался Логин разгадать главного, а сам то перекрестится, то поклонится без особо набожной думы. Когда закончилась служба, стали казаки за общий стол садиться за трапезу. Атаман с ними, во главе. На Логина всё оборачиваются, кто-то перешёптывается. Атаман лишь глянул да хмыкнул, а потом кивком подозвал седовласого, что привёл его. Тот подошёл и сел поближе к атаману.

– Ну, чего истуканом стоишь? Давай садись, тебя по-особому никто приглашать не будет! – позвали Логина ребята как он или на пару лет старше. Они садились дальше от атамана, на другом конце длинного стола.

Логин сел. Смотрит – другие едят. И он ест. Старается всё разглядеть, какие они есть-то, эти казаки, да каков их атаман Антип.

Чуть припозднившись, прихромал к атаману ещё один казак. По всему видать, знатный воин: одёжа богатая. Сам хромает. Волосы-то у него спутанные, со лба косицами собранные, а дальше так, патлами стелются до лопаток. Усы, как у сома, длинные, только густые. Перекинулся он словечком с атаманом, потом и седовласый что-то ему молвил. Обернулись все трое, глянули на другой конец стола, где Логин сидел. А глаза-то у них у всех троих ястребиные, брови суровые. Аж пробирают.

Так это всё чудно было и пугало, что Логин даже обрадовался, когда они отвернулись от него и стали о своём судачить и смеяться. На этом конце стола не слышно было, про что был разговор, но казаки, что помоложе, старались особо в голос не говорить и старших не перебивать. Логин одному рад был: что будто и забыли его вовсе.

Ан нет, не забыли. Доели да посидели ещё чуть. Уже перестало холодить, солнышко припекать начало. Как разговоры застольные докончили, так про Логина и вспомнили. Встали все из-за стола – и Логин встал. Разошлись кто куда по своим делам – а Логин стоит, вокруг озирается. Тут же тот самый седовласый откуда ни возьмись:

– Иди за мной.

– Куда это?

– Не твоё время вопрошать, – хмыкнул он.

Прошли они к небольшой алачюче. Откинул часовой казак полог. Вошёл седовласый. Следом обречённо вплёлся Логин. Поднял глаза, огляделся. Вот так так – думал он, что к атаману пришёл. А на самом деле – к тому, важному, с волосами и сомьими усами, что всё на Логина зыркал за трапезой и с атаманом шушукался. Он восседал при всём параде. И шабля боевая в ножнах стояла при нём одесную. Раскурил он трубку, оглядел Логина с головы до пят, что тот аж с ноги на ногу перетоптался да смутился. Что он смотрит, что углядеть пытается?

– Ну сидай. Садись, то бишь, – громогласно гаркнул он. – Как величать?

– Я Логин, шорников сын. Тутошний я, за рекой там наша деревня, – промямлил Логин, и сам удивился, как аж осип со страха.

– Ты, говорят, спрашивал про меня.

– А ты кто, отец, будешь?

Тот разразился смехом и переглянулся с казаками, что рядом сидели, потом с седовласым.

– Ты что ж, ему не сказал? – потом перевёл взгляд на парня и просто так, будто прибедняясь, ответил, – Я и есть Дюк, который за своей славой никак не угонится. Слава вперёд летит – я её догоняю! – и раскатом рассмеялся, а вслед за ним остальные казаки.

Логин обалдел. Не знал, как себя вести. Вот он, Дюк, значит – важный да страшный, самый главный, да только не атаман. И не на гишпанский или хранцузский манер говорит, а по-нашенски. Загадка!

Вокруг казаки на Логина пялятся, и Дюк словно от него чего-то ждёт. Стоит он, стоит, значит, а потом возьми да и поклонись:

– Здрав будь, казак Дюк, чья слава вперёд летит!

И так нелепо, так невпопад это было, что Дюк, седовласый и казаки снова загоготали. Вроде и по-доброму смеются, а Логину не по себе. Смотрит он в глаза Дюку, понять пытается, чего тот ждёт от него – а так не по себе от его взгляда, словно не один Дюк ему в глаза смотрит, а ещё кое-кто с левого плеча.

– И тебе здравия, Логин, шорников сын. – потом кивнул казакам, и они все, кроме седовласого, вышли. – Так ты, говорят, с навью знался?

– Не знался я, отец, не знался, вот те крест! – совсем по-мальчишески залепетал Логин.

– Какая она была, навь эта? Что говорила? Как ты ей отвечал?

Логин с самого начала им и рассказал, как из села решил уйти в казачий лагерь и как искупнулся по дороге неудачно. Дюк да седовласый всё переглядывались да перехмыкивались.

– Вижу я, нет в тебе ни зла, ни ведовства чужеродного. Ты, видать, и сам не понял, что случилось.

– А что случилось? – наклонился к нему Логин поближе.

– А то, что навь – она не всякому явится. Из мира мёртвых она, – буднично пояснил Дюк, словно и не было в том никакой тайны.

Ох, и перепугался Логин, ох, и переполошился! А показывать-то не хочет, как внутри всё аж кувыркается от страха.

– И… И что теперь будет? – сам удивился, как голос его пропищал мышонком.

– А то, что у тебя теперь два пути. – сдвинул брови Дюк. Голос его посуровел, – Или идёшь ты домой к мамке с папкой, ни про какого Дюка никому не сказываешь, ну, а про навь и сам не захочешь поминать, чтоб тебя на смех не подняли. Или можешь остаться с нами, – хитро улыбнулся он в усы и добавил, – если навь изловишь.

Логин рот разинул да так и сидит. Шутка ли – навь изловить! Мертвячку заложную, русалку, что едва его в озере не потопила. А с другой стороны, поджать хвост и вернуться обратно в деревню, чтобы до конца жизни над ним потешались, как учёный-разучёный Логин в приключение ходил, в реке искупнулся и вернулся через три дня. Хуже смерти!

Бегали у Логина глаза, думал он, как быть, сердце пытался унять, да оно колотилось так, что аж рубашка билась. Казалось Логину, что сидит он так перед казаками долго, целый день. Думал-думал, а потом решил – терять ему нечего теперь, возьми да и выпали:

– А что ж вы, уважаемые казаки, воины за царя и за веру Христову, именем Господним не изловите тварь адову? Не по-христиански посылать неопытного бойца да над смертью его бесславною потешаться.

Открыл было рот Дюк – то ли криком погнать его, дурака, то ли наставить. Да тут в первый раз седовласый осмелился перебить его:

– Не гневайся, Дюк, дай обратиться к мальцу. Дурной он, видать, совсем. Не знает, с кем разговор ведёт.

Логин и вовсе опешил. Это с кем же таким важным он разговор ведёт? Дюк молчит. Седовласый теперь Логина наставляет, и голос его подрагивает от гнева:

– Ты, малец, прежде чем моськой кусаться, научись вопрошать о правильных вещах. Возьми да и спроси: «Что ты за человек, казак Дюк?», он тебе и расскажет. Возьми да снова спроси: «Что в том чудного, что я навь встретил?», а он снова тебе растолкует. Нет, ты дурь свою молодецкую показываешь!

Побитою собакой сидит Логин, пристыженный. Глаз не поднимает ни на Дюка, ни на наставника своего. Бормочет еле слышно, безвольно: