И пошло-поехало. Словно с неба свалились красивые девушки, полилась музыка, танцы. Я уже не смущался своих потертых джинсов, не очень гармонирующих с окружающей дорогой упаковкой, тем более, что шикарная Кристина сидела у меня на коленях так, как будто именно эти колени она ждала всю жизнь.
Я расслабился, поплыл. Мне было спокойно и хорошо. Так и должно быть у друга.
Когда нас с Кристиной увозили в том же «Вольво», Костик крикнул:
– Крыська, проследи, чтобы он сапоги снял.
– Да я в туфлях, Костик, – пропищала в ответ Крыська.
Утром я с трудом выпутался из объятий длиннорукого и длинноногого спрута, сходил в душ и вернулся в комнату одетый и немного посвежевший.
Я наклонился и чмокнул Кристину в нос. Она потянулась, заворчала и сказала, не открывая глаз:
– Пиво и коньяк в холодильнике.
– Спасибо, – засмеялся я, – не надо.
Было хорошо и весело, несмотря на тяжелую голову.
– А тебе принести?
– Я – нормально. Вы ведь с Костей вчера успели уйти далеко вперед. Но ты все равно старался быть очень милым.
– Ты и сейчас очень милая.
К сожалению, я помнил довольно смутно, насколько милой была Кристина, и совсем не помнил, насколько был мил я.
Она открыла глаза и с интересом посмотрела на меня, но я уже уходил, боясь оказаться превратно понятым. Меня ждали перемены – я торопился.
Я обернулся на пороге.
– Спасибо.
– Носи на здоровье, – вяло отозвалась Кристина.
3
Мне показалось, что у женщины очень уставший вид, и я поднялся.
– Садитесь, пожалуйста.
Женщина села.
– Спасибо.
– Соизволил, наконец-то, – закудахтало из-за спины, – а то, как войдут, так сидя и едут. Совсем обнаглели! А эта еще: спаси-и-и-бо.
Я повис на поручне. Крыть было нечем.
– И убери локоть! Он мне перед лицом тычет!
Я убрал. Я совершенно спокоен.
Костик нашел мне работу. На тысячу долларов в месяц. Личным шофером и охранником к дамочке, которая разбила машину, сломала руку и теперь остро нуждается в моей помощи.
Для меня это прозвучало как Деньги. Костик же сумму назвал без особого энтузиазма.
– Но это – так, временно, браток. Я тебя расписал в лучшем виде, сам понимаешь. А Клин обрадовался и говорит: «Вот и пусть мою Наташку возит, если он такой ответственный».
– Костик, да за тыщу баксов я готов по выходным еще и выращивать розы у нее в горшочке!
– Вот про ее горшочек ты забудь. Я же сказал, кто у нее папа. Как бы он не посадил в твоем горшочке кактус.
– Костик, я ничего такого не имел в виду, но про горшочек уже забыл. Про папу помню, что он – какой-то клин.
– Он – мой босс, браток, – серьезно и даже с гордостью сказал Костик.
Я проникся.
– Спасибо, браток. Я о таком и не мечтал.
– А ты и не мечтай, – ответил Костик. – Вот телефон – звони.
Она подошла к сине-стальному «Пассату» и спросила:
– Вы – Стрельцов?
– Да, здравствуйте.
– Привет. Будем работать вместе, мистер Бодигард, – и протянула маленькую ладошку. – Наталья Васильевна.
Так мы и остались: она – Наталья Васильевна, и на «вы», я – Кевин Костнер, Санчо Панса, Антоний, почему-то Лаврентий Палыч, и еще многих я не знал, и на «ты», хотя Наталья Васильевна была меня младше лет на десять и слово «вы» употреблять умела, как я понял из ее первой фразы.
Наталья Васильевна представляла из себя хорошенькую, умненькую, бойкую на язык девицу. Она училась в институте, а в свободное от учебы время вела крайне распущенный образ жизни, что предельно усложняло мою работу в моральном аспекте, но никак не отражалось на материальном.
Я приезжал к концу занятий, вез ее домой на переодевание, или мы сразу из института ехали в бар, ресторан, на дискотеку. Там я получал свой стакан сока и тянул его, пока моя гетера завлекала и развлекала очередного мальчика, потом вез счастливую парочку к ней домой и всю ночь сидел на кухне на страже, напиваясь кофе до тошноты. Утром я провожал джентльмена и отвозил леди в институт, оставляя машину на стоянке, чтобы вернуться через восемь часов.
Мне даже показалось, что Наталья Васильевна буквально на днях лишилась девственности и теперь отрывалась за все бесцельно прожитые годы. Хотя иногда мы ездили не по барам, а по магазинам, что проходило не менее утомительно, но зато ночью я спал дома.
Выходных у меня тоже не было, хотя каждую субботу Наталья Васильевна мне говорила:
– Что-то ты плохо выглядишь, мой бедный дядя Том. Ну, ничего, ничего, завтра отдохнешь от рабства.
Или что-нибудь в этом роде.
В воскресенье, часов в пять-шесть вечера раздавался телефонный звонок, и я получал указание прибыть к какому-нибудь злачному месту, чтобы отвезти мою подопечную с новым кавалером в сад наслаждений.
Она ни разу не повторилась, я ни разу не сорвался. Десять маленьких зеленых «франклинов» требовали жертв и действовали лучше всякого восточного дедушки Зен-Кхи-Кхи. Кроме того, через пару недель я заметил, что и мой сверчок на нее почему-то никак не реагирует. Может быть, она мне нравилась. Не в смысле: «стал бы – не стал бы», но я задерживал взгляд на ее вышколенном изящном теле, которое сверкало в темном коридоре, когда Наталья Васильевна шла в ванную смывать пороховую гарь отшумевшего боя. С другой стороны, она ну никак не могла мне нравиться.