– Уймись, дура!
– Сука! Гадина! Мразь! – захлёбываясь слюной, верещала Анька. После шлепка она не пыталась вырваться, осознав, с кем имеет дело, но материлась и выгрызала пух из подушки долго ещё. Потом успокоилась.
– Пусти, хватит!
– Ты точно всё поняла?
– Да, точно! Пусти!
Тут привезли ужин – чай с молоком, картошку и баклажаны.
– Я не хочу, – прошептала Анька, лёжа ничком. Но Юля взяла две порции. Закрыв дверь, достала консервный нож и зверски всадила его в железную банку с изображением хрюшки. По палате растёкся запах подтаявшего свиного жира.
– Анька, вставай! Смотри, какая тушёнка!
– Я не хочу, – повторила Анька, но уже с раздражением. Было ясно, что она хочет, ещё как хочет, но идиотничает. Открыв тушёнку, Юля сделала то же и с банкой красной икры.
– Вставай, Карташова! Икра тебя тоже ждёт.
– Пускай ждёт! Не буду.
Вывалив половину тушёнки в одну тарелку, а половину – в другую, Юля перемешала её с картошкой. Потом наполнила и включила электрочайник, сделала бутерброды. Потом взяла Аньку за ноги и рванула изо всей силы. Анька также изо всей силы вцепилась в койку. Стальная койка, весившая не меньше ста килограммов, проехала полпалаты. С большим трудом отодрав от неё ревущую Аньку, Юля впихнула её за стол и дала ей ложку.
– Вот, жри! Пока не пожрёшь – не встанешь.
Анька, усиленно кривя рожу, начала есть. Ей стало смешно, и она закашлялась. Кременцова, которая ела рядом, хлопнула её по спине – да так, что чуть не убила. Чайник вскипел. Когда пили кофе, Анька спросила:
– И что же нам теперь делать?
– Вот уж не знаю, – скучно ответила Кременцова. Такой ответ, а главное – тон, Аньку не устроил.
– Как так, не знаешь?
– Вот так – не знаю, и всё.
– Какого ж ты хрена меня подставила, сука рваная?
– Это как я тебя подставила, интересно?
– Да очень просто! Сказала мне, кто она, хотя знала, что это – смертельная информация! Ты ведь знала об этом! Прекрасно знала!
– Нет, я только потом это поняла. Прости.
Допив кофе, Анька вернулась на свою койку и опять стала тасовать карты. Юля осталась сидеть на стуле, опустив руки.
– Значит, схема такая, – сказала она, подумав, – о том, что мы с тобой знаем, ни одному человеку не говорим ни одного слова. Одновременно не спим – ни ночью, ни днём. Я сплю – ты не спишь, ты спишь – я не сплю. Ночью спим со светом. В туалет, в магазин, на уколы, в душ и на процедуры поодиночке не ходим. Только вдвоём.
– Да что это даст? – отмахнулась Анька, – она ведь ведьма! Что мы против неё – хоть вдвоём, хоть с полком охраны?
– Если бы для неё всё было так просто, она бы ночью не бегала от меня, – возразила Юля, – а она бегала, только пятки сверкали! Потом стреляла из-за контейнера – притом так, как можно стрелять лишь левой ногой, страдая тяжёлой степенью косоглазия. Она очень быстро передвигается – видимо, на метле. Она весьма хитрая, но и я не дура. А ты – тем более, если с сахарным диабетом работаешь на панели так, что у тебя юбка стоит дороже моей дублёнки. Сила у неё есть, но ты только что узнала, можно ли со мной справиться одной силой.
– Юленька, а ты кто? Самбистка?
– Нет, дзюдоистка.
– Разрядница?
– КМС.
Раскладывая пасьянс на постели, Анька спросила:
– И долго мы будем с тобой сиамскими близнецами? Это ж немыслимо: одна спит, другая не спит, одна срёт, другая любуется, одна трахается, другая – дрочит! Ведь мы так через неделю с ума сойдём.
– Для того, чтоб это закончилось, мы должны разузнать, чего она так боится, – ответила Кременцова, вывернув ногу, чтобы взглянуть, нет ли на бинте крови, – она не хочет, чтоб знали, что существует её портрет, написанный, как икона. Мы должны выяснить, почему она этого не хочет, а также кем и зачем был написан этот портрет. Тогда станет ясно, как её нейтрализовать.
– Так мы вдвоём это будем выяснять, что ли? Без посторонней помощи?
– Разумеется. Трупов и так уже более чем достаточно, на мой взгляд.
– И как же мы это выясним?
Кременцова молча допила кофе. Потом ответила:
– Я не знаю.
– Тут, за больницей, есть не то озеро, не то пруд, – со вздохом сказала Анька, – пошли утопимся, чтоб не мучиться.
– Да ты бы лучше заткнулась, мученица! Тебя хоть курить не тянет.
Сказав так, Юля не спеша поднялась, подошла с тарелками к раковине и стала их мыть. Анька продолжала маяться дурью с картами.
– А здесь, кстати, ванная есть? – поинтересовалась, вымыв посуду, Юля.
– Конечно, есть. В конце коридора, напротив кабинета заведующего. Мы вдвоём попрёмся принимать душ?
– А как же! Ведь мы – сиамские близнецы. Я – тело и голова, ты – всё остальное.
– А что ещё есть у человека, кроме башки и тела? – озадачилась Анька. Юля, подойдя к тумбочке, вынула из неё махровое полотенце.
– Ещё есть то, что по поводу и без повода предлагает идти топиться, поскольку знает, что не утонет.
Ванная оказалась на удивление неплохой. Там было просторно, чисто, светло. Пока Кременцова осматривала дверной засов и окошко, Анька уже вовсю полоскалась, поставив больную ногу на бортик ванны. Она несколько минут хлестала себя горячей струёй из гибкого душа, сопя и ойкая. От неё валил пар. Снявшая халат Кременцова нетерпеливо моталась из угла в угол. Ей было жарко. Наконец, Анька вылезла и взяла своё полотенце. Встав в ванну так же, как в ней стояла она, Юля деловито спросила:
– А к тебе мама когда придёт?
– Наверное, завтра, – сказала Анька, тщательно вытираясь, – а что?
– Может быть, она про эту Маринку что-нибудь знает?