Холодная комната

Доковыляв до палаты, она, к своему огромному удивлению и восторгу, застала Юлию Александровну не висящей в петле и не вылетающей из окна, а бегающей из угла в угол с раскрытой книжкой в руках. Глаза ненормальной дико горели, длинные пальцы правой руки с длинными ногтями стремительно перелистывали страницы, сминая их. Анька еле-еле успела запрыгнуть на свою койку, чтобы не быть сбитой с ног и тут же раздавленной.

– Ты взбесилась, что ли? – выкрикнула она, тяжело дыша, – что это за книжка?

– Молчи, молчи!

Отыскав нужную страницу, Юля загнула её, чтоб не потерять, и стала искать другую. Найдя, приблизилась к Аньке. Подняла палец.

– Послушай! Вот!

И прочла:

– «Вий – есть колоссальное создание простонародного воображения. Этим именем называется у малороссиян начальник гномов, у которого веки на глазах идут до самой земли. Вся эта повесть есть народное предание. Я не хотел ни в чём изменить его и рассказываю почти в такой же простоте, как слышал.»

– Ты что, мне Гоголя собралась читать? – заорала Анька, – в жопу засунь себе эту книжку и отойди от моей кровати!

– Нет, погоди! Вот еще послушай! Один абзац!

С этими словами Юля раскрыла загнутую страницу и прочитала:

– «… и взявши кочергу, вышла отворить дверь. Не успела она немного отворить, как собака кинулась промеж ног её, и – прямо к детской люльке! Шепчиха видит, что это уже не собака, а панночка, да притом пускай бы уже панночка в таком виде, как она её знала – это бы ещё ничего, но вот вещие обстоятельства: она была вся синяя, а глаза горели, как уголь! Она схватила дитя, прокусила ему горло и начала пить из него кровь. Шепчиха только закричала : «Ох, лишечко!», да из хаты! Только видит, что в сенях двери заперты. Она – на чердак, и дрожит, глупая баба! А потом видит, что панночка к ней идёт и на чердак. Кинулась на неё и начала глупую бабу кусать! Уже Шептун поутру вытащил свою жинку, всю искусанную и посиневшую. А на другой день и умерла глупая баба!»

– Да ты свихнулась! – вскричала Анька, когда взволнованная до дрожи Юля закрыла книжку, – просто свихнулась! Начисто!

Кременцова с нервной усмешкой бросила Гоголя на свою кровать.

– По сути ответить нечего?

– Кременцова, ты идиотка конченая!

– Я спрашиваю, по сути ответить нечего?

– А где суть? Один шизик выдумал невесть что, а у другой дуры – из-за того, что красивый мальчик ей клизму сделал, мозги из задницы потекли! Вот тебе и суть!

Кременцова, гневно сверкнув глазами и тряхнув гривой, вновь начала измерять шагами длину прохода между кроватями.

– Ты реально считаешь, что эта рыжая тётка с иконы – Гоголевская панночка? – не сводя с неё взгляда, спросила Анька.

– Мужик принёс икону домой, – отрывисто, сухо заговорила Юля, – его жена сказала про неё гадость. Он закричал: «Язык тебе надо вырвать!» Ночью жена – учительница русского языка и литературы, читала Гоголя. Том заложен на «Вие» её окурком – Артемьев курит сигареты без фильтра. Утром он ушёл на работу. Когда вернулся, его жена лежала с оторванным языком. Икона была пустая.

Анька задумалась.

– Так жена, по-твоему, догадалась, кто на иконе?

– Одна старуха, которая жила сверху, слышала, как они ночью скандалили, и хотела дать нам об этом какую-то информацию, – продолжала Юля, – шеф попросил её подождать. Она ждала дома. Когда он стал ей звонить, она не открыла. Другая бабка сказала, что у неё есть ключ от этой квартиры. Я пошла за ключом. Когда шла назад босиком, рыжая швырнула мне под ноги гребешок. Но я доползла и отдала ключ. Открыв дверь, мой шеф обнаружил, что старуха задушена.

– Как?

– Шнурочком.

– А дальше что?

– Мы втроём – я, шеф и водитель, помчались к женщине, которая подарила мужу учительницы икону. Шеф пошёл к ней один. Водитель и я остались в машине, возле подъезда. Минут через двадцать пять вышла рыжая. Я за ней погналась, но не догнала. Всё это случилось сегодня ночью. А час назад Кирилл сообщил мне, что эта тварь перегрызла горло моему шефу, а женщине – перерезала.

– А икону женщина где взяла, интересно? – спросила Анька, отреагировав на ужасный финал рассказа лишь чуть заметным движением угла рта.

– Купила в Покровском женском монастыре. Туда её принесла какая-то старушенция.

Анька долго молчала. Юля не останавливалась. Вошла красивая медсестра в розовых штанах и синей косоворотке. Она держала в руках лоток со шприцами.

– Готовьтесь к уколам, дамы.

Ледяной взгляд красавицы не сулил ничего хорошего. Встав бок о бок, две пациентки рассеянно созерцали жалкий пейзаж за окном. Там вихрем кружились жёлтые листья. Солнце то появлялось, то исчезало за облаками. По подоконнику ошивались голуби. Медсестра уколола больно и ушла молча. Потерев попы, Юля и Анька уселись каждая на свою кровать.

– Да всё это бред, – заявила Анька.

– Что бред?

– Да панночка – бред! Гоголь написал, что это – предание. Значит, сказка.

– У любого предания есть фактическая основа. Я это точно знаю. Вий, предположим, бред. А панночка – вряд ли.

Но скептицизм в глазах Аньки был непоколебим. Она усмехнулась.

– У Хусаинова Гоголь был любимый писатель, – добавила Кременцова, – видимо, он её раскусил.

– Кого? Рыжую?

– Ну конечно!

Дёрнув на себя ящик тумбочки, Анька вынула из него игральные карты и стала их тасовать.

– Да всё это бред!

– Что – бред?

– Да, вообще, всё. Я в сказки не верю.

– А кто ж тогда заорал-то в поле? Почему у тебя вдруг ранки открылись спустя аж год?

– Маринка, паскуда, заверещать могла, чтобы я проссала французские джинсы. Ранки открылись из-за того, что я пробежала пять километров. И, плюс к тому, диабет.

– Да ты просто дура, – холодно бросила Кременцова, – мы с тобой – в одной лодке посреди океана, а ты плюёшь мне в лицо, хотя я тебе ничего плохого не сделала!

– А с какой это поросячьей радости мы с тобой – в одной лодке, да посреди океана? Не понимаю.

– Ты всё, коза, понимаешь! Рыжая убивает всех, кто знает, что она – панночка. А ещё она убивает либо калечит тех, кто идёт к разгадке или распространяет сведения, наводящие на неё. Ты всё это понимаешь. Мы с тобой теперь знаем, кто она – поэтому нам не ссориться надо, а действовать сообща! Иначе – кранты.

– Кранты? – как-то тихо, вяло, брезгливо переспросила Анька, взглянув на Юлю. Взгляд её был печальным и удивлённым. Юля молчала. Она ждала продолжения. И не зря ждала. Швырнув карты, Анька с яростным воплем бросилась на неё. Судя по всему, её целью было как минимум расщепить собеседницу на молекулы. Кременцова была и ниже, и тоньше Аньки, но ей понадобилось четыре секунды, чтобы не больно её скрутить, уложить на койку мордочкой вниз, держа за запястье, и крепко шлёпнуть по заднице.