Хребты безумия

Он отчего-то уверился, что эта окаменелость была отпечатком какого-то огромного, неведомого и совершенно не поддающегося классификации организма, причём довольно далеко продвинувшегося по пути эволюции, хотя порода, где были обнаружены ископаемые остатки[1 - Да, именно остатки.], принадлежала к древнейшим периодам – Кембрийскому, а может, и Докембрийскому, что исключало не только возможность существования высокоразвитой жизни, но и любой сложнее одноклеточных или трилобитов. Возраст этих фрагментов со странными отпечатками варьировался от пятисот до тысячи миллионов лет.

II

Воображение публики, полагаю, захватили наши радиосводки о походе Лейка на северо-запад, в земли, куда даже в самых смелых мечтах еще не ступала нога человека, хотя мы и не упоминали о его безумных надеждах совершить революцию в биологии и геологии. С 11 по 18 января вместе с Пэбоди и еще пятью участниками он отправился в разведывательную экспедицию, омраченную гибелью двух собак, когда сани перевернулись, пробиваясь через ледяные торосы. Лейк вернулся с новыми образцами архейских сланцев, и даже я заинтересовался необычайно многочисленными следами окаменелостей в столь древних пластах.

Все отпечатки, однако, принадлежали примитивным жизненным формам, так что особого удивления не вызывали, за одним исключением – они определенно находились в докембрийских породах. А посему я по-прежнему не находил особого смысла в желании Лейка отклониться от первоначального плана, что требовало не только больше времени, но и всех четырех самолетов, людей и оборудования. В конце концов, я не стал этого запрещать, но решил не сопровождать группу на северо-запад, хотя Лейк настаивал на необходимости моего мнения как геолога.

В их отсутствие я остался в лагере с Пэбоди и еще пятью людьми, чтобы выработать план похода на восток. Один самолет уже начал перевозить запас горючего с базы у пролива Мак-Мердо, но это могло подождать. Я оставил при себе одни сани и девять собак, поскольку оказаться без средств передвижения в этой мертвой ледяной пустыне было попросту неразумно.

Как вы помните, продвигаясь в неизведанные земли, отряд Лейка отправлял радиограммы с коротковолновых передатчиков самолетов, которые одновременно принимала наша радиостанция в южном лагере и «Аркхем» в проливе Мак-Мердо, откуда они транслировались во внешний мир на волнах длиной до пятидесяти метров. Группа Лейка вылетела 22 января в четыре утра, и первая радиограмма поступила спустя два часа, в ней сообщалось об успешном приземлении в трехстах милях от нас и начале бурения.

Шесть часов спустя поступила вторая восторженная радиограмма. Работая не покладая рук, они пробурили неглубокий шурф и обнаружили образцы сланца с несколькими отпечатками, похожими на те, которые и вызвали всю эту кутерьму.

Через три часа в короткой сводке сообщалось, что экспедиция возобновила полет в условиях шквального ветра, а когда я велел Лейку не рисковать, он резко ответил, что ради новых образцов стоит рискнуть. Я понял, что его восторженность вот-вот перерастет в открытый бунт, и мне не удастся сдержать его упрямство, хотя он ставил под удар успех всей экспедиции. При этом я с ужасом представлял, как он все глубже погружается в зловещую и коварную белую пустоту, наполненную бурями и непостижимыми тайнами, которая протянулась на полторы тысячи миль, до малоизученного побережья Земли королевы Мэри и берега Нокса.

Затем, примерно через полтора часа, с борта самолета Лейка пришло еще более взволнованное сообщение, почти полностью изменившее мое мнение и заставившее пожалеть, что я не отправился с ним.

«22.05. В полете. После снежной бури заметили впереди горную гряду выше всех виденных до сих пор. Учитывая высоту плато, может сравниться с Гималаями. Координаты приблизительно 76° 15? южной широты, 113° 10? восточной долготы. Горы простираются вдоль всей линии горизонта. Похоже, два вулкана курятся. Все горы черные и свободны от снега. Штормовой ветер с них осложняет пилотирование».

Все мы – Пэбоди, я и пятеро остальных – сгрудились у передатчика, потеряв дар речи. Мысль о гигантской горной цепи в семистах милях отсюда пробудила в нас жажду приключений, и мы были счастливы, что товарищи по экспедиции, пусть и не мы сами, стали её первооткрывателями. Через полчаса Лейк вызвал нас снова.

«Самолет Моултона совершил вынужденную посадку на плато у подножия гор. Никто не пострадал, возможно, сможем отремонтировать. Перенесем все необходимое на три оставшихся самолета для возвращения или дальнейшего продвижения, если потребуется. Пока лететь дальше нет необходимости. Горы просто поражают воображение. Полечу на разведку на самолете Кэррола, сняв весь груз. Вы себе такое и представить не можете. Высочайшие пики поднимаются больше чем на тридцать пять тысяч футов. Эвересту до них далеко. Этвуд замерит высоту теодолитом, пока мы с Кэрролом будем в небе.

Насчет вулканов я, вероятно, ошибся – породы похожи на осадочные. Видимо, докембрийские сланцы с вкраплениями других слоев. Странный эффект на горизонте – к самым высоким пикам примыкают кубические образования. Низкое солнце придает им восхитительный оттенок алого с золотом. Как будто таинственная земля из снов или врата в запретный мир, полный чудес. Жаль, что вы не можете это увидеть».

Несмотря на поздний час, никто из нас и не помышлял о сне. Вероятно, то же творилось и у пролива Мак-Мердо, где база с припасами и «Аркхем» также получали сообщения, поскольку капитан Дуглас отправил всем поздравления с важным открытием, а к нему присоединился Шерман, радист с базы. Все сожалели о поврежденном самолете, но надеялись, что его с легкостью отремонтируют. Затем в 23.00 пришел новый вызов от Лейка.

«Летим с Кэрроллом над предгорьями. При такой погоде приближаться к самым высоким вершинам не рискнем, попробуем позже. Страшно подниматься и тяжело лететь на такой высоте, но оно того стоит. Большой хребет тянется сплошняком, не видим за ним никаких проблесков. Главные вершины превосходят Гималаи, и они весьма необычные. Похоже на докембрийский сланец с явными признаками выхода других пластов. Насчет вулканизма ошибся. Хребет тянется до горизонта в обе стороны.

Выше двадцати одной тысячи футов снега нет. На склонах высочайших гор необычные образования. Огромные низкие каменные блоки с отчетливо вертикальными сторонами, похожие на невысокие стены древних азиатских крепостей, жмущихся к отвесным скалам, как с картин Рериха. Издалека выглядит впечатляюще. Подлетели к некоторым поближе. Кэрроллу показалось, что они состоят из более мелких частей, но, вероятно, это просто эрозия.

Большая часть углов разрушилась и скруглилась, как будто от бурь и миллионов лет климатических изменений. Некоторые части, особенно верхние, похоже, из более светлой породы, чем пласты, наблюдаемые на склонах, явно кристаллического типа. При облете с близкого расстояния видны входы множества пещер, некоторые напоминают необычайно ровной квадрат или полукруг. Вы должны прилететь и сами исследовать. Думаю, я видел крепостной вал прямо на вершине одного из пиков, на высоте примерно тридцать – тридцать пять тысяч футов. Я сейчас на двадцати одной тысяче пятистах футах, тут дьявольски холодно. Ветер свистит и ревет через расщелины и пещеры, но для самолета опасности это не представляет».

Следующие полчаса Лейк продолжал бомбардировать нас сообщениями и выразил желание подняться на некоторые пики пешком. Я ответил, что присоединюсь к нему, как только он сможет прислать самолет, а пока мы с Пэбоди продумаем место хранения горючего с учетом изменившегося характера экспедиции.

Очевидно, что бурение Лейка и его полеты потребуют огромного количества топлива, а его еще нужно доставить на новую базу, которую он собирается разбить у подножия гор. Вероятно, в этом сезоне летать в восточном направлении мы уже не будем. В связи с этим я попросил капитана Дугласа выгрузить как можно больше топлива с кораблей и доставить его на единственной оставшейся у нас собачьей упряжке. Нам же требовалось проложить прямой маршрут через неизведанные земли от пролива Мак-Мердо до Лейка.

Лейк связался со мной позднее и сообщил, что решил устроить лагерь на месте вынужденной посадки самолета Моултона. Ремонтные работы уже начались. Ледяной покров там очень тонкий, кое-где проглядывает темная земля, и Лейк собирался бурить прямо на месте, прежде чем снаряжать санные экспедиции или совершать восхождения. Он всё твердил о невероятной величественности пейзажа и странных чувствах, которые испытывал в тени безмолвных вершин, подпирающих небо на самом краю света.

С помощью теодолита Этвуд определил высоту пяти самых высоких вершин в тридцать – тридцать четыре тысячи футов. Продуваемая всеми ветрами местность беспокоила Лейка, поскольку это повышало вероятность чудовищных штормов, с которыми никто раньше не сталкивался. Его лагерь лежал примерно в пяти милях от того места, где резко вздымались более высокие предгорья.

Я слышал тревогу в его голосе, доносившемся сквозь семьсот миль ледяной пустоты, когда он призывал нас поторопиться, чтобы как можно быстрее разобраться с загадочным новым районом. А он собирался отдохнуть после напряженной работы этого долгого дня, принесшего невероятные результаты.

Утром я провел трехсторонние переговоры с капитаном Дугласом и Лейком. Мы сошлись на том, что один из самолетов Лейка заберет меня, Пэбоди и остальных, а так же всё горючее, что в него поместится. Судьба остального топлива определится через несколько дней, когда мы примем решение относительно экспедиции на восток, а пока имеющегося запаса Лейку хватит и на обогрев лагеря, и на бурение. В перспективе резервы на старой южной базе должны быть пополнены, но если мы отложим восточную экспедицию, то до весны там не появимся, а тем временем Лейк пошлет самолет разведать прямой путь между его новыми горами и проливом Мак-Мердо.

Мы с Пэбоди готовились к закрытию лагеря на неизвестный срок. Если останемся зимовать в Антарктике, то, вероятно, с базы Лейка уже напрямую улетим на «Аркхем», не возвращаясь сюда. Некоторые палатки уже были укреплены блоками плотного снега, и мы решили завершить постройку нашей эскимосской деревни. У Лейка имелось достаточно палаток, чтобы разместить всех. Я отбил ему радиограмму, что мы за день завершим подготовку и будем готовы к отбытию на север уже через день.

Однако после четырех часов пополудни работа постоянно прерывалась странными взволнованными сообщениями Лейка. День его начался неудачно: разведывательный полет над ближайшими открытыми скальными поверхностями показал, что в них полностью отсутствуют архейские и другие древние пласты, сформировавшие бо?льшую часть колоссальных пиков, высившихся в столь манящей близости от лагеря.

Бо?льшая часть скал состояла из юрского и команчского песчаника, а также пермского и триасского сланца с блестящими черными вкраплениями, позволяющими предположить наличие пластов каменного угля. Это, безусловно, расстроило Лейка, чьи планы полностью зависели от ископаемых образцов старше пятисот миллионов лет. Он понял, что за архейскими сланцами, в которых он обнаружил те странные отметины, придется добираться на санях к отвесным склонам гигантских гор.

Тем не менее, он решил провести буровые работы на месте, выполняя общую программу экспедиции, и поручил это пятерым членам своей группы, пока остальные заканчивали обустройство лагеря и занимались ремонтом самолета. Для начала выбрали самую мягкую скалу из песчаника, примерно в четверти мили от лагеря, и бур пошел легко, взрывных работ почти не требовалось. Примерно через три часа, сразу после первого серьезного взрыва, раздались крики, и в лагерь со сногсшибательной новостью примчался руководивший работами Гедни.

Они наткнулись на пещеру. Песчаник быстро уступил место команчскому известняку, полному мелких ископаемых: головоногих, кораллов, морских ежей и спирифер. Время от времени встречались кремнистые губки и кости морских позвоночных – вероятно, костистых и ганоидных рыб и акул. Первые добытые экспедицией окаменелости позвоночных сами по себе имели большое значение, но, когда вскоре бур провалился в пустоту, это вызвало ликование.

Мощный взрыв раскрыл подземный тайник, и сквозь дыру примерно в пять футов в диаметре и три в глубину алчным взглядам исследователей открылась часть неглубокой известняковой пещеры, более пятидесяти миллионов лет назад вымытой грунтовыми водами канувшего в лету тропического мира.

Глубина промоины не превышала семи-восьми футов, но она расходилась во всех направлениях, а свежий воздух с легким ветерком позволял предположить, что она лишь часть обширной подземной системы. Верх и низ пещеры покрывали крупные сталактиты и сталагмиты, порой сливающие в колонны, но важнее всего было огромное количество раковин и костей, местами почти полностью засыпавших проход.

Намытый из неведомых мезозойских джунглей, образованных древовидными папоротниками и грибами, а также лесов третичного периода, где росли саговники, веерные пальмы и примитивные покрытосеменные, этот ископаемый «винегрет» содержал столько мел-палеогеновых остатков, что величайшему палеонтологу не хватило бы и года для их описания. Раковины моллюсков перемежались панцирями ракообразных, скелетами рыб, амфибий, рептилий, птиц и первых млекопитающих, известных и неизвестных, больших и малых. Вот почему Гедни со всех ног примчался в лагерь; вот почему все побросали работу и стремглав понеслись сквозь стужу туда, где находились отмеченные буровой вышкой врата в подземелье, доступ к тайнику древней Земли и минувших эпох.

Удовлетворив первый острый приступ любопытства, Лейк нацарапал в блокноте сообщение и отправил юного Моултона в лагерь, передать радиограмму. Так я услышал об этом открытии. Лейк сообщал о древних раковинах, костях ганоидов и пластинокожих рыб, останках лабиринтодонтов и текодонтов, осколках черепа огромных мозазавров, позвонках и пластинах панциря динозавров, зубах и костях крыльев птеродактиля, скелете археоптерикса, зубах миоценских акул, черепах, примитивных птиц и костях древних млекопитающих – палеотериев, ксифодонов, диноцератов, эогиппусов, ореодонтов и титанотериев.

Ни мастодонтов, ни слонов, ни верблюдов, оленей или жвачных животных, из чего Лейк сделал вывод, что последние останки попали сюда в олигоцене, и пещера простояла в своем нынешнем сухом, мертвом и недоступном состоянии как минимум тридцать миллионов лет.

С другой стороны, преобладание древнейших форм жизни казалось весьма необычным. Хотя известняк, судя по таким типичным окаменелостям, как вентрикулиты, однозначно сформировался в команчский период, среди свободно лежавших в пещере фрагментов было на удивление много организмов, до сих пор относившихся учеными к гораздо более ранним периодам – попадались даже силурийские и ордовикские рудиментарные рыбы, моллюски и кораллы.

Неизбежно следовал вывод, что в этой части мира сложилась удивительная и неповторимая преемственность между животным и растительным миром, существовавшим более трехсот миллионов лет назад и миром, царящим всего лишь тридцать миллионов лет назад. Насколько далеко за пределы олигоценового периода простиралась эта непрерывность, оставалось за гранью любых предположений. В любом случае, ужасающий ледниковый период в плейстоцене примерно пятьсот тысяч лет назад – всего лишь вчера по сравнению с возрастом этой пещеры – должен был положить конец всем примитивным формам жизни, которым еще удалось пережить свое время.

Лейк не удовлетворился одним сообщением. Он написал следующее и отправил в лагерь еще до возвращения Моултона. После этого Моултон остался у передатчика в самолете и отсылал мне и на «Аркхем» – откуда сообщения транслировались во внешний мир – череду дополнений, непрерывно приносимых гонцами Лейка. Те из вас, кто следил за ходом экспедиции в газетах, вспомнят, какой ажиотаж вызвали среди ученых мужей эти сообщения, которые через много лет привели к организации той самой экспедиции Старкуотера-Мура, которую я так отчаянно пытаюсь предотвратить. Будет лучше, если я приведу сообщения дословно, как Лейк передал их, а наш радист Мак-Тай расшифровал из карандашных пометок.

«Важнейшее открытие. После взрыва Фаулер обнаружил в осколках известняка и песчаника бороздчатые треугольные отпечатки, похожие на виденные нами ранее в архейском сланце. Следовательно, оставившие их организмы просуществовали до команчского периода почти без морфологических изменений, лишь уменьшившись в размерах. Команчские отпечатки однозначно более примитивные или, если угодно, деградировавшие, по сравнению с древними. Подчеркните для прессы важность этого открытия.

Оно будет значить для биологии не меньше, чем открытия Эйнштейна для математики и физики. Дополняет и развивает выводы моей предыдущей работы. Вероятно, подтверждает мои предположения, что на Земле прошло несколько циклов развития органической жизни до всем известного нынешнего, начавшегося с археозойских клеток. Этот организм появился не менее чем миллиард лет назад, когда планета была молода и непригодна для любых форм жизни. Встает вопрос, когда, где и каким образом он развивался».

* * *

«Позже. Осматривая фрагменты скелета крупных сухопутных и морских ящеров, а также примитивных млекопитающих, обнаружил необычные раны или повреждения костной структуры, которые не мог нанести ни один из известных науке хищников или плотоядных любого периода времени. Повреждения двух видов: прямые проникающие отверстия и рубленые борозды. В паре случаев кости ровно отсечены. Повреждения касаются лишь нескольких видов. Посылаю в лагерь за электрическими фонарями. Буду расширять область исследований, срубая сталактиты».

* * *

«Еще позже. Обнаружил необычный осколок мыльного камня около шести дюймов в длину и полтора в ширину, абсолютно не похожий на местные породы. Зеленоватый, период определить невозможно. Выделяется гладкостью и правильностью формы. Похож на пятиконечную звезду с обломанными лучами и следами насечек во внутренних углах и в центре. В середине небольшое углубление. Его происхождение вызывает большой интерес. Возможно, он приобрел такую форму под воздействием воды. Кэррол думает, что разглядел через лупу дополнительные важные геологические признаки. Скопления крошечных точек, расположенные неким узором. Собаки ведут себя беспокойно, похоже, этот камень им сильно не нравится. Следует проверить, нет ли у него какого-то запаха. Выйду на связь, когда Миллс вернется с фонарями, и начнем работу под землей».

* * *

«22.15. Значительное открытие. Оррендорф и Уоткинс, работая с фонарями под землей, в 21.45 обнаружили огромную бочкообразную окаменелость совершенно неизвестной природы. Возможно, растение или невероятно разросшийся морской организм. По-видимому, его ткани сохранялись в минеральных солях – хотя они жёсткие как кожа, но местами поразительно гибкие.

По оконечностям и боковым сторонам заметны следы разрывов. Длина объекта от одного конца до другого – шесть футов, диаметр посередине три с половиной, к концам сужается до одного. Похож на бочку с пятью продольными выпуклыми гребнями вместо ободов. Экваториально между этими гребнями располагаются оборванные утончающиеся боковые отростки. В бороздах между гребнями имеются странные образования – что-то вроде крыльев, которые складываются и разворачиваются веером. Повреждены очень сильно, все, кроме одного – оно разворачивается в крыло длиной около семи футов.

Структура объекта схожа с описаниями чудищ из древних мифов, в особенности фантастических Старцев из „Некрономикона“. Крылья, видимо, перепончатые, натянуты на трубчатый скелетный каркас. На кончиках крыльев в трубках есть крошечные отверстия. Оконечности тела ссохлись и не дают представления о внешнем виде, как и обломанные фрагменты. По возвращении в лагерь необходимо выполнить вскрытие. Пока невозможно понять, растение это или животное, но много деталей свидетельствуют о его почти невероятной древности.

Отправил всех разбивать сталактиты и поиск других образцов. Нашли повреждённые кости, но это может и подождать. Проблема с собаками. Они не выносят найденные экземпляры, и, если бы мы не держали их в стороне, разодрали бы в клочья».

* * *

«23.30. Внимание Дайеру, Пэбоди, Дугласу. Сообщение высочайшей – я бы даже сказал, чрезвычайной важности. „Аркхему“ – немедленно передать на станцию в Кингспорт. Именно это странное бочкообразное существо оставило те отпечатки в камнях архейского периода. Миллс, Будро и Фаулер обнаружили в сорока футах от скважины подземное скопление из еще тринадцати таких существ, лежавших вперемешку с фрагментами талькохлорита, странной скруглённой формы и меньшего размера, чем ранее обнаруженные – тоже звездообразные, почти целые, обломаны только на кончиках. Из органических объектов восемь замечательно сохранились, со всеми придатками. Мы подняли их на поверхность, отведя подальше собак – те не выносят их присутствия. Уделите описанию пристальное внимание, при передаче повторяйте с предельной точностью. В газеты оно должно попасть неизмененным.

Общая длина каждого из объектов – около восьми футов. Шестифутовый бочкообразный торс с пятью продольными выпуклыми гребнями – три с половиной фута в диаметре, диаметр на концах – один фут. Цвет тела тёмно-серый, оно податливо, но необыкновенно прочно. Семифутовые кожистые крылья того же цвета, изначально были в сложенном состоянии, растут из углублений меж гребнями. Скелетная основа крыльев трубчатая или пористая, более светло-серого тона, с отверстиями на кончиках крыльев. В развёрнутом виде крылья имеют зубчатые края.