…Я родину свою в стихах берёг от зла,
Чтоб справедливость в ней навеки расцвела.
Чтоб по пути добра шёл царь и весь народ.
Чтобы властитель мог всё видеть наперёд.
Чтоб вечно помнил царь: народа он слуга.
Что, выбрав этот путь, – переживёт века!
Но, вижу: властелин к речам извечным глух.
Так пусть горит в огне его смердящий дух![4 - Сатира А. Фирдоуси на султана Махмуда в виде приложения к «Шахнаме».]
Сказывают, что когда эта сатира дошла до правителя газневидов, то он был так разгневан, что велел бросить автора под ноги слона. Однако великий поэт, заранее предвидя свою участь, бежал от неблагодарного государя. Как бежали и многие другие в то время учёные, в том числе и Авиценна. Его место займёт не менее известный учёный Беруни, получивший свой псевдоним из-за того, что не вышел «благородством происхождения», родившийся «за стенами города» («аз беруни калъа» перс.) «снаружи», «вне стен города, крепости».
Широко распространена довольно потрясающая легенда о том, как со временем, оценив по достоинству творчество Фирдоуси, один из правителей прикажет, набить тюки золотом, и отправить караван в Тус, где на тот момент оканчивал свои дни опальный стихотворец. И вот как летописец заканчивает своё повествование: «В одни ворота Туса въезжает караван, набитый золотом и драгоценностями, и в это же самое время, из других ворот медленно выходит похоронная процессия – в последний путь провожают великого поэта Абулькасима Фирдоуси.»
Из истории изъятия монет
Основной разменной монетой Бухарского ханства и Бухарского эмирата с XVI века до начала XX века являлась «танга», которая состояла из сплава меди («мис») и серебра («нукра»). В разные периоды её вес и состав был различным. Следует также отметить, что наряду с тангой, имели хождение медные («пуль», «фулс») и золотые («тилло», «олтин», «ашрафи»). Выпуск золотых монет был нерегулярным, что впрочем вполне понятно и объяснимо.
Существенная денежная реформа, была предпринята эмиром Шахмурадом, пришедшем к власти в 1785 году. Были изменены: вес, проба, размер, техника чеканки, содержание надписей на монетах. Вес таньги был установлен в 7/10 мискаля (3,36 г). К 1868 году, когда бухарский эмират попадает в вассальную зависимость и становится протекторатом Российской империи, финансовое положение меняется.
В 1890 году издаётся указ Александра III «О постепенном изъятии из обращения туземной серебряной монеты, обращающейся в Туркестанском крае». Для обмена устанавливались сроки: до 1 мая 1892 года монета принималась по курсу 20 копеек за одну таньгу; до 1 мая 1893 года – по 15 копеек; до 1 мая 1894 года – по 12 копеек; до 1 мая 1895 года – по 10 копеек. 1 сентября 1893 года Министерства финансов издало распоряжение о запрещении вывоза бухарской таньги в Туркестан. После запрещения вывоза курс таньги стал в большей мере зависеть от русских бумажных денег. Скопившееся в бухарской казне и у частных лиц серебро резко упало в цене. В результате разразился денежный кризис, который и дал повод русскому правительству настаивать уже на полном прекращении чеканки таньги, чтобы урегулировать её курс.
Бухарская таньга времён эмира Ахад-хана. 1892—93 гг.
Вызванное Первой мировой войной расстройство финансов России затронуло и Бухару. Была начата чеканка медных и латунных монет номиналом от 1?2 до 20 таньга. В 1920 году чеканка была прекращена. В 1918 году был начат выпуск бумажных денег эмирата. Деньги печатались вручную, прикладывая штампы к бумаге.
В 1920 году была провозглашена Бухарская Народная Советская Республика. Правительство республики продолжило выпуск бумажных денег, однако теперь они выпускались в рублях. Денежное обращение Бухары этого периода было очень пёстрым. В обращении, кроме бухарского рубля, находились самые различные бумажные и металлические деньги. Серебряная бухарская таньга также продолжала использоваться. Даже после двух денежных реформ (1923 – унификация денежного обращения, когда валютой Бухарской и Хорезмской республик стал рубль РСФСР, 1924 – введение советского червонца) в 1925 году таньга ещё принималась финансовыми учреждениями Узбекистана в уплату налогов.
С приходом Советской власти, ситуация в сфере финансов (по понятным причинам) резко изменилась, а потому о мало известном периоде «изъятия у населения золотишка и прочего барахлишка», помнят лишь наши деды и прадеды. Этот период, пришедший на конец 20-х – начало 30-х годов XX столетия, навсегда сохранится в памяти народной и запомнится коренным бухарцам одним коротким, но ёмким определением – «тиллогири» («изъятие золота»).
Понятное дело, что рядовому жителю было приятно и привычно иметь дело с настоящими монетами, а потому, даже у самого «последнего» бухарца всегда водилась денежка, будь это медные монеты, серебро или золото. Однако, как известно, подобное отношение шло вразрез с установками партии и правительства, которое, «проявляя заботу», срочно нарисовало населению бумажные банкноты, изымая взамен (насильственным путём) «ненужные» и чуждые для рядового пролетария и дехканина золото и серебро.
На эту тему сохранилось немало историй – от трагических до курьёзно-комических – которые известны почти в любой бухарской семье.
К сожалению, прадед одного из соавторов данной книги, как и многие рядовые бухарцы, происходящие из среднего интеллигентского сословия, был репрессирован и закончил свой жизненный путь в ташкентской тюрьме Занги-Ато, в 1938 году.
По воспоминаниям моей бабушки, его арестовали и увезли в чекистский подвал для допроса. Целых два дня о нём ничего не было известно. Но когда на третий день прадед Саид, в сопровождении здоровенных «костоправов», перешагнёт порог дома, невестка (моя бабушка) его не узнает.
– Я как раз в это время, закинула мясо в казан… – рассказывает бабушка и с изумлением припоминает – И тут вдруг твой прадед (этот воспитанный, культурный и благородный до мозга костей!) … жадно выхватывает одной рукой прямо из кипящего казана приличный кусок мяса и, судорожно отправив его себе в рот, другой рукой указывает на место, где следует копать. После чего, его вскоре вновь забирают в подвал…
Подобных историй можно привести великое множество, они сохранились в памяти практически любой бухарской семьи. Все они в чём-то схожи между собой – от трагических до курьёзных случаев – отличаясь друг от друга лишь немногом, в деталях…
Рассказывает бывший бухарец, сбежавший в своё время в Афганистан:
Ситуация в ту пору накалилась настолько, что люди откровенно боялись друг друга и соседей по округе. Участились случаи клеветы и доносов, ну а поскольку у каждого коренного жителя Бухары всегда имелась какая-никакая «денежка», то «расколоть» и вынудить сознаться, можно было любого. Так, однажды кто-то из соседей донёс в НКВД на скромного парикмахера, стригшего и обслуживающего жителей небольшого квартала.
Заплечных дел мастера ещё и толком не начали по-настоящему пытать свою жертву, сунув ему под зад настольную лампу, как несчастный не выдержав, раскрылся: «В углу внутреннего дворика закопан горшок со 100 золотыми монетами!»
Тогда, славные чекисты, сделав перерыв, отправились к своей жертве домой и в указанном месте действительно откопали горшок. Но… пересчитав и обнаружив, что монет не 100, а 120, вновь вернулись к пыткам, дознавая у несчастного:
– А теперь покажи, где хранится горшок со 100 монетами!
Впрочем, изымались не только монеты, но и ценные книги, восточные манускрипты и прочая литература, написанная арабской вязью на таджикском языке, так как и она была объявлена новой властью «контр-революционной». Многие жители, боясь ареста, стали закапывать свои книги, скидывать в реку, а некоторые даже откровенно уничтожать, стремясь избавиться от «улик».
Так однажды, казначей эмира бухарского был арестован и посажен в тюрьму только за то, что служил казначеем в Арке. По истечение срока, выйдя на свободу, он попросит разрешения у властей на то, чтобы совершить хадж в Мекку. И получив согласие, возьмёт с собою в дорогу лишь самовар и одну-единственную книгу – Коран.
В данное время этот уникальный экземпляр Священного писания хранится в Лондонском музее и стоит несколько миллионов долларов. А внук этого казначея, в настоящее время проживает в Нью-Йорке и увлекается коллекционированием картин старых мастеров. Он является известным специалистом и экспертом в области голландской живописи второй половины XVII века.
С распадом Союза, он посетит Бухару и даже предложит местным властям выделить деньги на постройку бухарской школы, в которой молодое поколение бухарцев смогло бы изучать свою собственную историю и читать в подлиннике классиков суфийской лирики. Однако власти отклонят его предложение.
Плоды самосознания
На волне горбачевской «перестройки» и «гласности» Союз, словно карточный домик, вскоре стал быстро разваливаться. Известным итогом явилось повальное провозглашение «независимости» бывших республик.
«Мустакиллик» («Независимость») – это малоизвестное советскому узбеку слово, стало в одночасье родным и близким, обретя вполне осознанный смысл и образ. И, если у незначительной части оставшейся интеллигенции, искренне желающей своей стране процветания и прогресса, добродушная улыбка застыла в саркастической гримасе, то о народе в целом этого не скажешь. Здесь, так же, как и в России, и в других республиках, «долгожданный воздух свободы и демократии» окончательно вскружил головы простым людям, напрочь лишив их остатков благоразумия. Каждый, вдруг почувствовал себя, если не баем, то уж, по крайней мере, значимой единицей, от которого, теперь, многое зависит в родной отчизне.
1992 год. Автобусная остановка. Как всегда, набитый до отказа автобус, не решается сдвинуться с места, пока створки дверей не сомкнутся. На нижней ступеньке «висит» русская женщина внушительных габаритов. Сзади, плотно прижавшись к ней, пытается втиснуться местный колхозник с мешком. Двери никак не хотят закрываться, толпа терпеливо ждет, обливаясь потом, а бедная дама покорно сносит все попытки штурма. Грубый холщевый мешок безжалостно терзает её новые колготки. Наконец, она не выдерживает и, с трудом повернув шею, раздраженно бросает своему «насильнику»:
– Ну, куда ты прёшь?! Куда лезешь?!!
На что тот, не обращая внимания на её протесты, упорно продолжает пыхтеть, бормоча себе под нос:
– Мелезум: ватани худум, мелезум! («Влезу: своя родина, войду!)
Бухара: старое и новое…
[5 - Довольно странный, на первый взгляд, симбиоз русского и таджикского языков. «Даромадан» (тадж.) – «войти» – неопределенная форма глагола. «Медаром» означает – «войду», «влезу». В данном случае, пролетарское сознание продемонстрировало уникальный подход к грамматике: первый слог и окончание изъято из родного языка, а середина заимствована из русской речи. Но самое удивительное и парадоксальное заключается в общем контексте высказывания: мол, теперь я, всё равно, по-всякому влезу, и буду прав, поскольку это моя страна и я тут являюсь хозяином.]
Часть II – Памятники архитектуры
Бухарский Арк. Фото С. М. Прокудина-Горского, нач. ХХ в.
Пожалуй, только два города в Средней Азии сохранились как города-музеи, предоставляя изумлённому взору туриста почти в нетронутом виде, не только отдельные памятники архитектуры, но и целые комплексы, ансамбли и кварталы с их каркасными глинобитными домами, узкими улочками, на которых по-прежнему с трудом едва могут разъехаться два осла, запряжённых арбой, словом, со всей инфраструктурой. Не случайно они являются городами-заповедниками. Это Хива и Бухара. Ну, а если считать по количеству памятников старины, то Бухара, вне всякого сомнения, стоит на первом месте.
Родившись и прожив в Бухаре много лет, мы и не предполагали, в каком уникальном городе судьба предоставит нам местожительство. Древние памятники архитектуры настолько примелькались глазу, что мы их почти не замечали, не находя в них ничего особенного. Играя со сверстниками в прятки, мы иногда забегали в какое-нибудь старинное медресе или полуразрушенную мечеть и, спрятавшись от приятелей за старинным камнем, даже не догадывались – сколько тайн хранит в себе этот камень и свидетелем каких событий ему предстояло быть. Сейчас, спустя почти полвека, нам почему-то вновь захотелось поделиться с вами об этом.
В детские годы мы – мальчишки – босиком бегали на спор по раскалённым улочкам старой Бухары, соревнуясь, кто из нас дольше вытерпит и не свернёт с жуткого солнцепёка в тень. Пятки нестерпимо жгло, на глазах наворачивались слезы, которые мы тщательно обязаны были скрывать от презрительных усмешек товарищей, ибо это означало самую низшую степень позора; до заветной цели было ещё так далеко, но мы не смели никуда свернуть, поскольку за нами зорко наблюдали остальные. И только путём неимоверных усилий добежав до заветного финиша и зайдя в какой-нибудь закуток, где нас никто не мог увидеть, мы от души давали волю своим стонам и слезам, мучаясь и корчась от боли, но при этом, ощущая гордость за то, что не оказались в числе позорных нытиков и слабаков.
И вот сейчас, спустя почти полвека, мы вновь стоим на той же самой улочке и грустно улыбаемся, глядя вдаль и намечая для себя очередную воображаемую финишную линию. Сумеем ли на этот раз до неё дотянуть?
Цитадель Арк
Вынуждены чистосердечно признаться: ну, не были мы на экскурсии по Арку ни разу в жизни! Каемся. Сотни раз заходили туда, десятки раз взбирались по его полуразрушенным стенам, тогда ещё не облицованным обожжённым кирпичом, а вот на экскурсии не были ни разу. Что ж, сегодня представилась возможность, исправить свою ошибку и восполнить пробел в образовании, поскольку мы вместе с вами пройдёмся в сопровождении экскурсовода по территории старой цитадели и заодно выведаем малоизвестные страницы из истории этого замечательного памятника архитектуры. А гидом любезно согласился быть сотрудник Арка Курбанов Бехруз.
Итак, предоставляем слово ему.
Цитадель Арк является самым древним памятником Бухары. Следует отметить, что вообще, древние восточные города состояли как бы из трёх частей: первая часть это цитадель – крепость, вторая – это мадина, или шахристан, то есть непосредственно сам город, который располагался вокруг крепости и третья – это, так называемые рабаты, то есть предместья, за крепостными стенами, где располагались различные мастерские, базары и т. д.