Бухарские миражи

По последним генетическим генеалогическим тестированиям из Оксфордского университета, исследование показало, что генетическая примесь узбеков имеет промежуточное положение между иранскими и тюркскими народами с редкими монголоидными элементами[3 - A Genetic Landscape Reshaped by Recent Events: Y-Chromosomal Insights into Central Asia (англ.) // The American Journal of Human Genetics]

Тюркская история часто рассказывается в рамках своего рода паттерна в истории Центральной Азии, делающего упор на различия и взаимодействия между кочевниками и земледельцами. Ранее представленная как простая дихотомия, она теперь признается за упрощение, а историки и этнографы проводят переоценку своих ранних характеристик народов и их образа жизни.

Ещё печальнее осознавать свою беспомощность, когда речь заходит о странах, образовавшихся на бывшем постсоветском пространстве. Стереотипы, сложившиеся относительно истории народов, заселяющих территорию современной Средней Азии, выглядят и вовсе удручающе.

Взять, хотя бы, такую проблему, как противопоставление одной нации другой. Она могла возникнуть только на политической почве, когда законные правительства были свергнуты и на смену им пришла ленинская гвардия, с её идеологической составляющей и, соответственно, вытекающим отсюда решением «о национальном размежевании…». С последующей политической чехардой, закончившейся в истинно большевистском духе – гонениями, репрессиями и расстрелами лучшей части народа. А затем к «стенке» встанут и сами исполнители, «старболы» и прочие «ленинцы».

Я рос и воспитывался в обыкновенной бухарской семье, а это означает, что начиная с колыбели, мог слушать исключительно таджикскую речь. Потом, уже став немного старше, также органично в наш дом вошли и остальные языки: русский, узбекский, татарский, еврейский. Потому, что наш 16-ти квартирный дом напоминал собою настоящий Вавилон: в этой «плавильной домне варилось» более десятка национальностей.

С детских лет, сколько я ни старался осилить узбекский язык, мне этого так и не удалось, о чем я теперь искренне сожалею. По «родному» языку (читай – узбекскому Г.С.) у меня стояла незаслуженно завышенная учителем «тройка».

А ведь, узбеки и таджики несколько столетий жили сообща, не делая никаких различий по этническому принципу. Для того, чтобы убедиться в этом, достаточно было заглянуть в любой из кварталов Бухары. Да что там – кварталы? На нашей лестничной площадке, состоящей из трёх квартир, жили арабы, узбеки и таджики. Причём, изъяснялись между собою исключительно по-таджикски, как это и принято было издревле в Бухаре.

Отец мой, являясь номерклатурным работником государственного аппарата, работал заместителем редактора газеты «Бухоро хакикати» («Бухарская правда») – идеологического рупора местного Обкома КПСС.

Помню, как я доставал его мучившими меня вопросами.

– Почему в паспорте я записан как «узбек», хотя с самого рождения все мы говорим по-таджикски?

В такие минуты, он неизменно хмурился, заслонялся от меня газетой и говорил мне, чтобы я поменьше задавал «ненужных» вопросов, а лучше шёл бы, учить свои уроки. И его понять можно: ещё свежи были в памяти мрачные картинки из детства, когда за его дедом явятся бравые молодчики в «кожанках» и упекут последнего в кровавые подвалы НКВД. Этот страх навсегда войдёт в кровь и плоть не одного поколения наших родителей. А затем, словно по наследству, достанется и на нашу долю.

Один урок я выучил на всю жизнь: политика – это грязь, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Сегодня мне искренне жаль оба несчастных народа, которые на протяжении всей истории мирно сожительствовали рядом, «перевариваясь в общем котле» истории и дополняя друг друга своими лучшими качествами, пока на арену мировой истории не выскочили безответственные политики и волна оголтелого национализма и шовинизма захлестнёт этот несчастный регион.

Теперь, одни интеллектуалы плачут, что у них отняли Бухару и Самарканд, другие же – вынуждены изворачиваться и придумывать всякого рода легенды, притягивая факты «за уши», чтобы хоть как-то оправдаться в глазах у непредвзятого историка. У итальянцев есть в ходу неплохая поговорка: «Время – самый честный человек». Что ж, к сказанному вряд-ли можно что-то добавить.

Разве лишь, отметив тот факт, что прямо на наших с вами глазах продолжается сознательное уничтожение некогда уникальной цивилизации, давшей мировому сообществу такую плеяду известных имён, как: Фараби, Бухари, Рудаки, Ибн Сина, Беруни, Дакики, Фирдоуси, Руми, Саади, Шерози, Хайям, Низами… И ещё многих и многих прославленных мужей, которых объединяло одно – язык и письменность. То есть, произведения всех перечисленных выше личностей были написаны на языке фарси на основе арабской графики. И эта связь, как пуповина, связывала неразрывно народ со своей историей и культурой.

Таким образом, ушлые большевики очень быстро догадаются, что без серьёзного хирургического вмешательства тут не обойтись: тут нужна такая ампутация, чтобы клиент никогда бы не смог встать на ноги. И они рубанули под самый корешок, отрезав плодоносящий ствол и лишив последующие поколения своей родной письменности. Объявив (в 1920-х гг.) всю литературу на фарси, на основе арабской графики – контрреволюционной и заменив её сначала на латиницу, а уже в конце 40-х и вовсе, перейдя на кириллицу. Отрезав, таким образом, огромный пласт народа от своих кровеносных вен – источников родной письменности. В конечном счёте, лишив народ собственной памяти и сделав последующие поколения настоящими инвалидами. Причём – заметьте – сделано всё это было сознательно.

Для того, чтобы россиянин смог для себя отчётливо представить весь ужас содеянного, приведём лишь одно небольшое сравнение. Представьте себе, что вам объявляют о том, что (к примеру) с завтрашнего дня кириллица в России отменяется и все поголовно переходят на арабицу. Все книги, написанные на кириллице и прочих славянских языках отныне будут считаться контрреволюционными.

«Бред какой-то… – усмехнётся, возможно, кто-либо из наших читателей – А как быть с Пушкиным, Лермонтовым, Достоевским, Толстым? Вы что там, с ума все посходили?!»

Но ведь именно ЭТО было проделано большевиками с одной из древнейших цивилизаций! А потом и вовсе, исполосовав по-живому телу Средней Азии и нарезав (один бог ведает, по какому принципу?) на скорую руку границы вновь созданных республик. В результате чего, такие крупные центры (с преимущественно таджико-язычным населением) как Бухара, Самарканд, Карши… окажутся на территории только что созданного Узбекистана. В 1924 году в составе Узбекской Советской Социалистической Республики будет образована Таджикская Автономная Социалистическая Советская Республика. К ней отойдут (в основном) горные районы некогда восточной части Бухарского ханства. И лишь только в 1929 году её великодушно преобразуют в Таджикскую Советскую Социалистическую Республику. Ну, а уже после развала Союза, все эти советские республики объявят о своей независимости.

Если же говорить о более близких к нам по времени событиях, то, для любого государственного строительства нужны были народности. Тогда как в среднеазиатском регионе, в отличие от европейской части России и Кавказа, этническая ситуация, была довольно сложной и запутанной. Попросту говоря, в Средней Азии в начале ХХ в. не было этнических групп, которые были бы способны в тот момент сыграть роль определяющей нации при реализации идеи национально-государственной автономии. Как и не было четких этнических границ внутри самих этносов, населяющих бывшие три ханства и Туркестан.

Что же касаемо конкретно Бухары, то, по воспоминаниям наших бабушек, при жизни которых собственно и произошло известное постановление большевиков «О территориальном размежевании среднеазиатских республик» (от 4 июля 1924 г.), никакого понятия о «таджиках» и «узбеках» среди коренного населения бухарцев в те времена не существовало: в подавляющем большинстве (при опросе: «Ты кто – таджик или узбек?») местные отвечали:

– Мо?о мусульмон, альхамдулиллох! («Мы мусульмане, слава Аллаху!»).

На подобные ответы, опрашивающие справедливо возражали:

– Но ведь, такой национальности нету?!

После чего, местные оправдывались:

– Мо?о форс-забон («Мы – персоязычные»).

Ушлые опросники уточняли:

– Набошад, шумо эрони ми? («Следовательно, вы – иранцы?»).

На что, многие из опрашиваемых мгновенно реагировали (отождествляя понятия «иранцы» и «иран» с «шиитами» и «шиизмом»):

– Не-не-ю!» («Нет-нет… /Что, вы/!») – и, таким образом, в конечном счёте, были согласны на то, чтобы их записали как узбеков. Так что все эти понятия и разделения по национальному признаку войдут в быт значительно позже, уже в советскую эпоху.

С приходом ислама (который, как известно, насаждался насильственно «огнём и мечом»), арабы, совершенно естественным образом, стремились также и распространять свою культуру: обычаи, традицию и язык. Это сейчас под словосочетанием «арабский мир», принято понимать чуть ли не все страны Ближнего Востока, несмотря на то, что история каждой из этих стран существенно отличалась от истории бедуинов Аравийского полуострова. Взять, к примеру, хотя бы тот же самый Египет, коренное население которых в значительной степени было заселено коптами и христианскими племенами. Или местных жителей Ливана, предки которых восходят своим корнями к финикийцам. Однако с распространением новой мировой религии, прежние верования и обряды этих стран значительно нивелировались, а в ряде случаев были и вовсе стёрты из памяти народа под воздействием влияния идеологии победителей.

То же самое можно отметить и в отношении Ирана, когда в эпоху нашествия арабов (VII – VIII вв. н.э.), окончательно пала персидская держава Сасанидов и на смену средне-персидскому языку, пришёл арабский, в корне изменив не только письменность и алфавит, но и утвердившийся в качестве официального и государственного.

Первыми, кто осознал, что без родного языка не может состояться и государственности, были Саманиды. Внешне приняв ислам и по-прежнему оставаясь формально в зависимости от арабского халифата, местные правители, тем не менее, оставались приверженцами своих обычаев и традиций, многие из которых живы и по сей день, и восходят своими истоками к зороастризму (см. главу «Тyй» – «Домод-бари»). И именно при этой династии создаётся тот придворный язык «дари», который наряду с арабским будет считаться государственным. Более того, как исключение из правил, на этом языке высочайшим указом будет дозволено читать «Слово Божие» – священный Коран. То есть, эта книга будет переведена на персидский язык. И это несмотря на то, что «Воистину, Мы сделали его Кораном на арабском языке, чтобы вы могли уразуметь» (Коран, 43:3).

В этой связи, как нам кажется, будет нелишним привести версию Ричарда Фрая из его книги «Бухара в Средние века. На стыке персидских традиций и исламской культуры»:

«Возникло множество споров по поводу термина „дари“, использовавшегося многими источниками для описания персидского языка этого периода. Некоторые исследователи зашли так далеко, что утверждают, будто на самом деле это другой язык, возможно наследник парфянского или согдийского. Однако более вероятно, что дари, преимущественно придворный язык, на самом деле являлся упрощенным стилем новоперсидского без примеси арабских слов, тогда как термин „фарси“ в этот период использовался для обозначения новоперсидского, сильно обогащенного арабскими словами и скорее изысканного, чем упрощенного».

Таким образом, вопреки отдельным предположениям и высказываниям о том, что дескать, персидский язык пришёл на территорию Мавераннахра с запада (то есть со стороны Ирана), на самом деле произошло всё с точностью наоборот. Именно отсюда этот язык распространится не только на запад, до Исфахана и Багдада (Иран, Ирак), но и уйдёт далеко на юг и юго-восток (в Афганистан, Пакистан, Индию…).

Вот, что писал по этому поводу узбекский ученый Ш. Шамурадов в своих научных трудах «Маликушшуаро Бахор». (Жизнь и творчество). Изд.«Фан» Узбекский ССР, Ташкент-1967г.,:

«…классический персидский язык – язык дари, сформировался не в западном Иране, а в восточном Иране, изначально в Средней Азии, в Бухаре, Самарканде, где он развился до уровня литературного языка, позднее он распространился на южные и западные районы Ирана».

Вплоть до так называемой революции 1920 г., несмотря на многочисленные тюркские династии, которые завоёвывали и правили потом Бухарой, государственный язык, тем не менее, оставался персидским. Чего стоит лишь одно упоминание о терминологии и названии придворных помещений, обозначении атрибутов власти до наименований предметов быта в главной цитадели правителей города (см. книгу авторов Андреев М. С., Чехович О. Д. «Арк /кремль/ Бухары в конце XIX – начале XX вв.», Душанбе, 1972)

И не случайно, что когда, во времена правления шаха Мохаммеда Реза Пехлеви, иранцы вернутся к попыткам, очистить свой язык от иностранных слов и многих арабизмов, то в поисках источника, они вынуждены будут обращаться в сторону Бухары, совершенно справедливо полагая, что современный фарси мог возникнуть исключительно из дари, на котором, кстати, и был написан знаменитый эпос А. Фирдоуси «Шахнаме».

Кстати, несколько слов об этой поэме и его авторе.

«Байсангурово Шах-наме» от 1430 года написано для внука Тимура (1336—1405) мирзы Байсанкура (1399—1433)

Считается, что первоначально этот величайший труд было поручено – не менее известному – таджико-язычному классику Да?ики, современнику Фирдоуси. Однако (по одной из версий) он будет убит своим рабом и по этой причине не закончит свою работу. По словам Фирдоуси, он включил в своё произведение написанные Дакики 5 тысяч бейтов (двустишие, состоящее из 2-х строк), то есть 10 тысяч строк.

По истечении 30 лет, Фирдоуси закончит свою поэму и преподнесёт её утвердившемуся (на тот момент) на троне Махмуду Газневи со словами: «Когда я только начинал свою работу над этим трудом, Саманиды обещали, за каждую строчку моей поэмы выдать по золотой монете». Однако, правитель, ознакомившись с этим воистину колоссальным трудом, не счёл его достаточно совершенным и потому, вместо золотых динаров предложит автору… полный кубок вина. После чего, оскорблённый в своих чувствах автор сочинит убийственную сатиру на Махмуда Газневи, где в частности напишет:

Тридцатилетний труд мой даром не пройдёт.
Иран, воспетый мной, величье обретёт!

Я подвиг совершил, однако, царь Махмуд
В невежестве своём отверг великий труд.

Другой бы, не найдя наград – отдал бы трон!
А царь Махмуд шербет мне подал… Жалок он.

…Нет проку озарять бездарного венцом:
Холоп в нём не умрёт, будь трижды он царём.