Она опустилась на связку соломы и заплакала; но в то время, как она рыдала, вся содрогаясь от жгучего, таинственного страха, снизу, из комнаты, до нее донесся голос Патена. Он казался спокойнее, не таким сердитым, и говорил:
– Вот мерзкая погода! Вот ветер! Вот мерзкая погода! Я еще не завтракал, черт подери!
Она крикнула с чердака:
– Я здесь, Патен! Сейчас приготовлю тебе похлебку. Не сердись, я иду!
И бегом спустилась по лестнице.
Внизу никого не было.
Она почувствовала, что изнемогает, словно сама смерть прикоснулась к ней; она хотела бежать к соседям, звать на помощь, но тут голос заорал над самым ее ухом:
– Я еще не завтракал, черт подери!
Попугай исподтишка глядел на нее из клетки круглым и злым глазом.
Она тоже смотрела на него, пораженная.
– Ах, так это ты! – прошептала она.
Он качнул головой и ответил:
– Погоди, погоди, погоди, я тебе покажу, как бездельничать!
Что произошло с ней? Она почувствовала, она решила, что покойник в самом деле вернулся, и скрывается в этой птице, и теперь снова начнет мучить ее, снова, как прежде, будет ругаться целыми днями, будеть есть ее поедом и издеваться над ней, вызывая смех и возмущение соседей. И она вскочила, открыла клетку и схватила попугая, который, защищаясь, раздирал ей кожу клювом и когтями. Но она изо всей силы вцепилась в птицу обеими руками, бросилась на пол, подмяв попугая под себя, и с яростью одержимой раздавила его, превратила в кусок мяса, в маленький дряблый зеленый комочек, который безжизненно повис у нее в руке и уже не шевелился, не говорил больше; тогда, завернув его в тряпку, точно в саван, она вышла из дому, босая, в одной рубашке, пересекла набережную, о которую билось короткими волнами море, и, размахнувшись, швырнула маленький мертвый комок, похожий на пучок травы, в воду; потом она вернулась домой, бросилась на колени перед пустой клеткой и, потрясенная тем, что сделала, стала, рыдая, молить бога простить ее, словно совершила страшное преступление.
Испытание
I
Примерная это была чета – чета Бонделей, хотя и немного воинственная. Муж и жена часто ссорились по пустякам, но потом снова мирились.
В прошлом Бондель был коммерсантом; скопив достаточно, чтобы жить согласно своим скромным вкусам, он покончил с делами, снял в Сен-Жермене маленький домик и поселился там вместе с женой.
Это был человек спокойный, с определенными, твердо установившимися понятиями. Он получил некоторое образование, читал серьезные журналы и вместе с тем ценил галльское остроумие. Будучи наделен логическим умом и практическим здравым смыслом – главнейшим качеством изворотливого французского буржуа, – он думал мало, но был уверен в правоте своих суждений и никогда ничего не решал, пока не находил доводов, непогрешимость которых подтверждалась бы его природным чутьем.
Он был среднего роста, с легкой проседью, почтенной внешности.
Жена его, обладая прекрасными качествами, не была лишена и некоторых недостатков. При вспыльчивом характере, прямоте в обращении, граничившей с деспотизмом, и непреодолимом упрямстве она была непримирима и злопамятна. Когда-то очень хорошенькая, она потом располнела и стала слишком румяна, но в своем квартале Сен-Жермен все еще считалась очень красивой женщиной, пышущей здоровьем и надменной.
Пререкания почти всегда начинались за завтраком, по какому-нибудь пустячному поводу, и супруги оставались в ссоре до вечера, а иногда и до следующего дня. В их жизни, такой простой, такой однообразной, всякая мелочь становилась серьезным событием и любой предмет разговора служил поводом для препирательств. Этого не случалось прежде, когда у них было дело, которое занимало обоих, объединяло их мысли, сближало и как бы опутывало супругов сетью сотрудничества и общих интересов.
В Сен-Жермене они мало с кем встречались. Надо было заводить новые знакомства, надо было среди чужих людей создавать для себя новую и притом праздную жизнь. Из-за этой монотонности существования супруги стали раздражать друг друга, и спокойное счастье, на которое они надеялись и которого ждали с такой уверенностью, не приходило.
Однажды утром, в июне месяце, садясь завтракать, Бондель спросил:
– Ты знаешь ту семью, что живет в маленьком красном домике, в конце улицы Берсо?
Г-жа Бондель, очевидно, встала с левой ноги. Она отвечала:
– И да и нет; знаю, да знать не хочу.
– Почему же? Они производят очень приятное впечатление.
– А уж потому…
– Сегодня на террасе я встретил мужа, и мы прошли вместе с ним два круга.
И, почуяв в воздухе опасность, Бондель добавил:
– Он первый подошел ко мне и заговорил.
Жена недовольно взглянула на него и сказала:
– Ты хорошо сделаешь, если впредь будешь избегать таких встреч.
– Это почему?
– Потому что об этих людях ходят сплетни.
– Какие сплетни?
– Какие сплетни! Бог мой! Ну, самые обыкновенные.
Г-н Бондель сделал ошибку – он ответил с некоторой горячностью:
– Ты прекрасно знаешь, мой друг, что я не выношу сплетен. И стоит мне их услышать про человека, как он тем самым становится мне симпатичен. А что касается этой семьи, то она мне очень нравится.
Она вспылила:
– Может быть, и жена тоже?
– Ну да, и жена, хотя я даже не успел ее разглядеть.
Ссора, становясь все ядовитее, разгоралась вокруг той же темы, так как другой не было.
Г-жа Бондель упорно не желала сказать, какие именно сплетни ходили о соседях; она намекала, что это нечто очень скверное, но пояснить не хотела. Бондель пожимал плечами и подсмеивался, чем еще больше раздражал жену. Кончилось тем, что она закричала:
– Ну, хорошо! Этому самому господину наставили рога! Вот что!
Муж спокойно возразил:
– Не вижу, почему это может уронить достоинство человека.
Она была поражена.
– Как, ты не видишь? Не видишь?.. Ну, это уж слишком!.. Ты не видишь? Да ведь это публичный скандал. Раз он рогат, значит, он обесчещен!