Народное государство Гитлера: грабеж, расовая война и национал-социализм

Проблематика

Далее речь пойдет о простом, но до сих пор остающемся без ответа вопросе: как такое могло случиться? Как могли немцы допускать в своей среде и совершать беспрецедентные массовые преступления, особенно уничтожение европейских евреев? Безусловно, одной из предпосылок была навязанная государством ненависть ко всему «низкосортному»: к «полякам», «большевикам» и «евреям». Но ответа из этого не следует. Десятилетиями, до появления гитлеровского правительства, немцы были не враждебнее остальных европейцев, а их национализм – не более расистским, чем у других народов. Не существовало и особого германского пути, который можно было бы правдоподобно увязать с Освенцимом. Мнение о том, что в Германии рано развились особые, направленные на истребление антисемитизм и ксенофобия, лишено эмпирических оснований. Ошибочно полагать, что для немецкой аномалии развития, имеющей столь тяжелые последствия, необходимо найти особые, имеющие долгую историю причины. НСДАП завоевала и укрепила свою власть благодаря ситуативным констелляциям. Самые важные факторы для этого находятся после 1914 года, а не до этого периода.

В центре внимания настоящего исследования лежат многообразные отношения между народом и руководством национал-социалистического режима. Доказано, что гитлеровское правление было крайне неустойчивым с самого первого дня. Вопрос в том, как оно стабилизировалось – пусть временно, но достаточно для двенадцати блестящих и разрушительных лет. Вот почему я конкретизирую заданный мной в самом начале вопрос «Как такое могло случиться?»: каким образом такой проект, как национал-социализм (который был настолько явно мошенническим, страдающим манией величия и преступным), достиг такого высокого, сегодня вряд ли объяснимого уровня внутреннего консенсуса и политической интеграции?

Чтобы внести свой вклад в создание убедительного ответа, я рассматриваю нацистский режим с точки зрения, определяющей его как «услужливую диктатуру». Соответственно, на такие важные вопросы лучше всего отвечать, рассматривая его в военный период, в который особенно отчетливо проявились и другие черты национал-социализма. Гитлер, гауляйтеры НСДАП, значительная часть министров, статс-секретарей и советников действовали как классические «политики настроений». Почти ежечасно они задавали себе вопрос: как обеспечить и улучшить всеобщее довольство народа. И каждый день они «покупали» общественное одобрение (или по крайней мере безразличие). На основе такого взаимообмена они установили диктатуру одобрения, в любой момент ее существования имевшую на своей стороне большинство голосов народа. Критические точки, в которых должна была оправдать себя их политика народных благодетелей, выявились в результате анализа внутреннего коллапса в конце Первой мировой войны.

Следовательно, во время Второй мировой войны нацистское руководство первым делом попыталось распределить продовольствие таким образом, чтобы простые люди считали это справедливым. Во-вторых, оно сделало все для поддержания стабильности рейхсмарки (по крайней мере внешне). Таким путем должна была быть доказана беспочвенность скептических замечаний об инфляции военного времени с 1914 по 1918 год и крахе германской валюты в 1923 году. В-третьих, речь шла об обеспечении солдатских семей достаточным количеством денег – что явно контрастировало с ситуацией во время Первой мировой войны. Они получали (после удержания всех вычетов) около 85 % прежнего заработка призывника. Для сравнения: британские и американские семьи получали меньше половины. Жены и семьи германских солдат нередко имели в своем распоряжении больше денег, чем в мирное время, и часто радовались увесистым подаркам, привозимым домой отпускниками, и посылкам полевой почтой из оккупированных стран.

Чтобы еще больше укрепить иллюзию надежной власти (которую при определенных условиях следует улучшить еще), Гитлер добился того, чтобы ни крестьяне, ни рабочие, ни мелкие и средние служащие и чиновники не были обременены излишними военными налогами. В этом также состояло существенное отличие от системы военного налогообложения Великобритании и США. Однако, параллельно с защитой подавляющего большинства мелких германских налогоплательщиков, налоговое бремя для лиц с высокими и очень высокими доходами в германском обществе значительно возросло. Ярким примером политики социальной справедливости, проводимой и демонстрируемой Третьим рейхом, является разовый налог в размере 8 млрд рейхсмарок, который германским домовладельцам пришлось заплатить в конце 1942 года. Противоположный пример можно видеть в освобождении от налога надбавок за ночные смены, работу в выходные и праздничные дни, которое было декретировано после победы над Францией и сохранялось Германией как социальное достижение еще до недавнего времени.

Как бы жестко ни вело себя нацистское руководство в отношении евреев, так называемых низкосортных людей или иностранцев с расовой точки зрения, оно сознательно распределяло нагрузку внутри страны в пользу социально более слабых. Часть I книги как раз об этом.

Разумеется, богатые люди (в то время 4 % всех германских налогоплательщиков зарабатывали более 6 тыс. рейхсмарок в год) не могли набрать из своих налогов суммы, необходимой для ведения Второй мировой войны. Но как была оплачена самая дорогая война в мировой истории, если большинству граждан материально следовало ощущать ее как можно меньше? Ответ очевиден: Гитлер пощадил среднестатистического арийца за счет лишения средств к существованию других людей. Для поддержания удовлетворенности своего народа правительство рейха уничтожило европейские валюты путем постоянного увеличения объема контрибуций. Для сохранения достойного национального уровня жизни оно реквизировало многие миллионы тонн продовольствия, предназначенного для снабжения германских солдат, а затем переправило еще остававшееся в пределах досягаемости в Германию. Ведь предполагалось, что германские армии будут находить себе пропитание в оккупированной стране, они должны были оплачивать свои текущие расходы ее же валютой. Это тоже в значительной степени удалось.

Направленные за границу германские солдаты, то есть почти весь вермахт; все услуги, оказанные за границей вермахту; сырье, промышленные товары и продовольствие, купленные за рубежом и предназначенные для Германии или ее вооруженных сил, оплачивались не германской валютой. Ответственные лица действовали строго в соответствии со следующими принципами: если кто-то на этой войне и голодает, то это другие; если инфляции военного времени нельзя избежать, она должна иметь место везде, только не в Германии. Часть II посвящена разработанным для этой цели финансовым технологиям. Германская военная казна также получила миллиардные прибыли от экспроприации собственности европейских евреев. Часть III повествует как раз об этом.

Далее также показано, как евреев лишали собственности сначала в Германии, а затем в союзных с Германией государствах, а в итоге и в тех странах, что были оккупированы вермахтом. Это происходило образцово-показательным, а не классическим образом. Я поступлю тем же образом в главах, описывающих методы, с помощью которых немцы грабили остальных во время Второй мировой войны. Здесь я также сосредоточусь на том, что является специфическим в каждом конкретном случае, или – в качестве примера – на том, что является типичным в другом случае.

На основе масштабной грабительской и расовой войны национал-социализм обеспечил невиданную ранее в Германии степень равенства и растущей социальной мобильности. Это сделало его популярным и одновременно преступным. Достойное материальное обеспечение, непрямая, с удовольствием принимаемая выгода от крупных преступлений государства (без всякой личной ответственности за них) закрепили в сознании большинства немцев мнение о заботливости своего режима. И наоборот – политика истребления черпала из него свою энергию, так как была направлена на благо народа. Отсутствие заметного внутреннего сопротивления и последующего чувства вины можно объяснить одной и той же исторической констелляцией. Часть IV как раз об этом.

Такой ответ на вопрос «Как такое могло случиться?» препятствует национально-педагогическому сведению к простым антифашистским сентенциям. Его трудно поместить в выставочных стенах и почти нельзя отделить от последующей истории национального единства немцев в ГДР, ФРГ и Австрии. Однако представляется необходимым рассматривать нацистский режим как национальный социализм, чтобы по крайней мере помешать вечно возрождающейся проекции вины на отдельных личностей и точно определенные группы: иногда главным виновником становится сумасшедший, даже душевнобольной, якобы харизматичный диктатор и его «паладины». Иногда – это расовые идеологи (в соответствии с недолговечной модой принадлежности к одной и той же возрастной когорте). В других случаях (выборочно или в комбинации) – это банковские менеджеры, главы концернов, генералы или отряды убийц, опьяненные жаждой крови. В ГДР, Австрии и ФРГ применялись самые разнообразные стратегии защиты. Но они всегда имели один и тот же эффект: обеспечивали большинству населения безмятежное настоящее и чистую совесть.

Исторический материал

Существующая литература по затронутым здесь вопросам немногочисленна. Следует упомянуть основополагающий труд Марии-Луизы Реккер «Национал-социалистическая социальная политика во Второй мировой войне» (1985). Полезными оказались эмпирически идеально обоснованные социально-исторические исследования Бирте Кундрус «Женщины-воительницы» (1995) и Кристофа Расса «Человеческий материал» (2003). Есть ряд более ранних исследований о «голодной войне» с Советским Союзом. Поэтому для главы «Рядовой потребитель» не потребовалось особых исследовательских усилий, даже если бы нашлись некоторые новые источники. Она основана на книге «Теоретики истребления» (1991), написанной Сюзанной Хайм и мной, и также на некоторых исследованиях Кристиана Герлаха в книгах «Война, еда, геноцид» (1998) и «Рассчитанные убийства» (2000). Многотомный дневник Геббельса, тщательно отредактированный Эльке Фрёлих, также являлся незаменимым документом из самого сердца национал-социалистического режима по многочисленным отдельным вопросам.

В то время как о бесцеремонном, направленном на благо германского народа управлении распределением продовольствия во время Второй мировой войны кое-что известно, этого нельзя сказать о методах, используемых для стабилизации стоимости денег и ограничения военных прибылей. Гитлер, его советники и сотрудники обоснованно опасались возникновения неприятных повторений 1914–1918 годов. Так, в сентябре 1941 года Геббельс заметил: «Нам будет очень трудно пережить новую инфляцию»[70 - Goebbels-Tagebuch, II/1 (23.09.1941).]. Экспроприация собственности евреев также относится к этому контексту.

Я столкнулся с этой связью между антиинфляционной политикой, ариизацией и благосостоянием германского народа, когда работал с Кристианом Герлахом над исследованием об убийствах венгерских евреев. На более позднем примере Венгрии показывалось, как «мадьяризировалось» имущество местных евреев. В частности, это означало, что мебель из спальни депортированной еврейской семьи покупалась соседями-мадьярами. Доходы от таких сделок, которые проводились сотни тысяч раз в последние месяцы войны, а также банковские вклады, акции и депозиты перекочевывали в государственный бюджет Венгрии, а уже оттуда в бюджет, из которого оплачивались оккупационные расходы вермахта, все поставки в Германию и жалованье каждого германского солдата. Речь шла о случае крупномасштабного государственного отмывания денег, в котором венграм приходилось выполнять грязную работу. Осознание этого стало отправной точкой для настоящего исследования: я хотел знать, практиковался ли обнаруженный мною «венгерский метод» в остальных частях оккупированной Европы. Поэтому для начала необходимо было проверить гражданские финансовые управления и национальные банки Германии, союзных и оккупированных стран. Затем надо было изучить деятельность лиц, ответственных за финансирование войны в вермахте. И наконец, был проведен анализ того, как еврейская собственность превращалась в деньги, как они смешивались с другими денежными потоками и куда они в конечном счете направлялись.

Голландский ученый Я. ван дер Леу уже давно начал думать в этом направлении. Еще в 1950-х годах в его экспертных заключениях для германских судов анализировалась связь между подготовкой к войне, войной и национализацией еврейской собственности. Что касается «небюрократической экстренной помощи» пострадавшим от бомбардировок немцам с помощью содержимого квартир изгнанных и депортированных евреев, недавно был опубликован ряд важных исследований. Следует особо отметить новаторскую работу Вольфганга Дрессена «Об “Операции 3”. Использование немцами соседей-евреев» (1998).

Расследования деятельности германских оккупационных режимов в Сербии (Schlarp, 1986), Италии (Klinkhammer, 1996) или Норвегии (Bohn, 2000) тщательно проработаны, но теряются в обилии местных фактов и предположительной (или реальной) конкуренции между службами. Поскольку военные и административные достижения власти в названных работах анализируются преимущественно с позиций «потерь от преодоления сопротивления», «конкуренции между ведомствами», «неэффективности» и «провалов», читатель в конце озадаченно спрашивает себя: «Как же при всем этом проклятый нацистский режим смог так долго продержаться?» Более специализированные научные исследования, например исследование Герхарда Альдерса о германских грабительских походах в Нидерланды или исследование Жана-Марка Дрейфуса об ограблении французских евреев («Плановые грабежи»), избегают бесполезного научного копания в обычных ведомственных конфликтах.

По главной теме (военно-финансовой политике Германского рейха в 1939–1945 годах) адекватные исследования практически отсутствуют. Более раннюю работу Фрица Федерау можно отложить в сторону, как недостоверную. Автор еще со времен нацизма знал, о чем говорить и что скрывать. Зачастую недавние обширные исследования деятельности отдельных промышленных предприятий, банков и страховых компаний носят в лучшем случае узкоспециализированный характер и мало способствуют исторической контекстуализации. Исследование Манфредом Ортелем великой «Истории германской экономики военного времени» Айххольца дает некоторые важные наблюдения, как и его диссертация в Ростокском университете о Рейхсбанке. Однако, возможный вклад этих двух тематически интересных работ по теме снижается, поскольку Ортель зациклен на вопросе интерпретации фашизма в ГДР и в своих тезисах терпит неудачу в вопросе о том, кому было выгодно финансово-экономическое угнетение Европы.

Для сравнения: исследовательская группа, десятилетиями работавшая в управлении научными исследованиями военной истории бундесвера над многотомным трудом «Германский рейх и Вторая мировая война», финансируемыми миллионами марок и становившимися все более стерильными в своих выводах, категорически отказалась сделать финансирование войны темой одного тома или хотя бы более крупного раздела. Важные инструменты эксплуатации (такие как оккупационные марки) германские военные историки посчитали слишком сложными. Они также позволяют обширному аппарату финансовых офицеров вермахта (интендантов) исчезнуть во мраке германской военной истории. Решение (якобы сложной) загадки оккупационных марок, важной для понимания народного государства Гитлера, находится в части II этой книги, в главах «Индивидуальная оплата» и «Коллективная экспроприация».

Эпизод, который я пережил несколько позже в Федеральном военном архиве во Фрайбурге, хорошо соотносится с моим опытом общения с коллегами из Управления научными исследованиями военной истории. После того как я заказал там аннотацию (крайне неполную) к фонду «Вермахт Рейха 7/Верховное командование вермахта/Интенданты особого назначения», ответственный за поиск архивариус позвонил в читальный зал и сказал мне: «Господин Али, вам, конечно, виднее, но, кажется, вы ошиблись, эти документы обычно никто не заказывает». Интендантами назывались финансовые офицеры вермахта, и большая часть документов об их деятельности исчезла бесследно. Немногое сохранившееся, видимо, не каталогизируется должным образом и не предлагается к использованию. В печатной версии крайне интересные источники, посвященные деятельности фонда, описаны неверно («…преимущественно списки и бухгалтерские записи»), а в электронной версии Федерального архива отсутствуют упоминания об интенданте особого назначения вермахта. Там, где имеются документы по вопросам финансовой и валютной политики, они часто не принимаются во внимание.

Примером этого является сборник документов «Служебный дневник германского генерал-губернатора в Польше 1939–1945 годов», который Вернер Прег и Вольфганг Якобмайер опубликовали в 1975 году по поручению Мюнхенского института современной истории. Подробно задокументированная в источниках деятельность директора Рейхсбанка и главы эмиссионного банка в оккупированной Польше Фрица Перша, которая периодически попадала в нем в краткие реестры («Банковские вопросы и т. д.»). Той же избирательной слепотой по отношению к вопросам финансовой и валютной политики рейха страдает крупный редакционный проект «Европа под свастикой» времен поздней ГДР.

Чрезвычайно полезным оказалось то, что теперь Федеральный архив открыл доступ (пока через картотеку) к обширным личным делам сотрудников Рейхсбанка и множеству других личных документов, которые до 1990 года были спрятаны в архивах министерства государственной безопасности ГДР. К ряду таких достижений в рассекречивании документов относится недавно завершенный двухтомный справочник по фондам «Военные командующие оккупированной Франции» и «Военные командующие оккупированной Бельгии и Северной Франции», созданный совместно Федеральным архивом, Национальным архивом и Германским историческим институтом в Париже. Существенную помощь в подготовке настоящей книги оказал фонд «Архив возмещения ущерба Берлинского окружного суда» (B Rep. 032), который уже несколько лет доступен в Берлинском государственном архиве. Отсортированный по странам, он содержит скопированные источники из архивов многих европейских стран, а также документы, предъявленные судам выжившими жертвами. Хотя в архивах рейхсминистерства финансов сохранились многие десятки тысяч дел, но ни в обширных фондах ФРГ, ни в столь же обширных фондах бывшей ГДР не было создано сколь-нибудь удовлетворительных справочников. Лишь в 2004 году, спустя почти 60 лет после окончания войны, появился первый из десяти томов сохранившихся документов рейхсминистерства финансов.

Тем не менее именно эти документы составляют главную опору моего исследования. С помощью приблизительной ориентации по старым карточным каталогам и благодаря Кароле Вагнер, ответственному сотруднику архива, удалось раскопать многие источники, ранее никогда не цитируемые в научной литературе. При этом выяснилось, что создававшиеся в большом количестве документы о чрезвычайном военном бюджете Германского рейха, в которых некогда педантично фиксировалась бо?льшая часть доходов в оккупированных странах, были уничтожены умышленно. То же относится и к документам, которые могли содержать сведения об использовании вражеского и еврейского имущества или могли быть использованы для расшифровки непомерно растущей статьи бюджета «Общие административные доходы». Внесенные в них миллиардные суммы поступали в основном из источников, которые следовало держать в секрете. Тем не менее в части IV я попытаюсь провести реконструкцию основных структур военных доходов Германского рейха, используя сохранившиеся фрагменты документов. При этом я, с одной стороны, обращаю внимание на распределение тягот войны между социальными классами Германии, а с другой стороны, исследую ту часть военного бюджета, которая постоянно росла вплоть до 1944 года, выжималась из оккупированных (и союзных) стран и собиралась из имущества и труда особо преследуемых групп людей.

Рейхсбанк занимался ограблением оккупированных стран и евреев Европы самыми разнообразными способами. Он не только приходовал золото (зубное), драгоценности, часть акций и иностранную валюту убитых, но и назначал рейхскомиссаров в каждый национальный банк завоеванных государств. Они должны были заботиться о снабжении вермахта деньгами, своевременной выплате контрибуций, а также следить за принятием внутренних мер по стабилизации национальной валюты. Для этой цели систематически использовалось имущество евреев, в том числе обращенное в деньги. Это показано в части III на примере Греции.

Я смог без особых задержек воспользоваться архивами Банка Франции, хотя работа была затруднена из-за отсутствия каталогов. А вот справочники и условия работы в архивах Банка Италии были просто блестящими. Две попытки проникнуть в секреты европейских национальных банков времен Второй мировой войны не увенчались успехом: Венгерский национальный банк категорически мне отказал, а Банк Греции оставил без ответа несколько моих запросов.

Тысячи документов Рейхсбанка, которые все еще имелись в 1945 году, с течением времени были уничтожены, за исключением незначительных остатков. Такое происходило и в ФРГ, и в ГДР. В 1998 году в ответ на международное давление Федеральный архив представил отчет о местонахождении документов Рейхсбанка. Там говорится: «Стороннему наблюдателю покажется непонятным, что документы, столь тесно связанные с преступлениями национал-социалистов, впоследствии были безответственно разделены и в итоге могли быть утеряны». В отчете отмечается, что сегодня уничтожение документов «объяснить трудно». Это показывает еще одну попытку запутать дело, на самом деле причины очевидны. По государственным соображениям как ГДР, так и ФРГ были заинтересованы в исчезновении всех документов, из которых можно было бы легко вывести требования о реституции. Это происходило со стороны двух Германий «на пользу всем немцам».

4 сентября 1947 года в Восточном Берлине банковская комиссия, состоявшая из немецких специалистов и политиков, внесла в реестр в связи с «совещанием о реорганизации Рейхсбанка» «еврейский каталог», содержащий информацию об «отобранных ценных бумагах» евреев. Впоследствии он бесследно исчез. Тем не менее в ГДР (и, можно сказать, благодаря ей) сохранилась основная часть фонда «Главного управления кредитными кассами рейха», имеющая важное значение в вопросах военного финансирования. То же самое относится и к архивам германских частных банков. Современные экспертизы экономического отдела Reichskredit Gesellschaft AG оказались полезными для освещения изложенных в этой книге вопросов.

В 1978 году Ульрих Бенкерт, работавший в комиссии по ликвидации Рейхсбанка во Франкфурте-на-Майне, писал: «За эти годы я отдал распоряжение уничтожить несколько тысяч папок с помощью [Федерального] банка без всякого отчета об их содержимом». Что касается хранившихся в (Западном) Берлине документов Рейхсбанка, он ожидал такого же «одолжения» от колеблющегося чиновника земельного банка. Настойчивость Бенкерта не осталась без внимания. В 1976–1978 годах во Франкфурте он избавился от последних важных деловых документов Рейхсбанка с помощью печи для сжигания банкнот Германского федерального банка. Он сделал это по явной инициативе министерства финансов ФРГ во времена бундесканцлера Гельмута Шмидта и министра финансов Ганса Апеля[71 - Федеральный архив, сохранившееся.].

Несмотря на преднамеренное уничтожение многих источников, мне представилось возможным проследить грабительские походы по Европе. По различным комплексам вопросов, которые можно было бы лишь затронуть здесь из соображений баланса между отдельными главами и ввиду общей темы «народное государство Гитлера», еще найдется немало материала. Важные документы по военно-экономической, финансовой и денежной политике Третьего рейха во время войны находятся в еще не исследованных мной обширных московских фондах «Рейхсминистерство экономики»[72 - Хороший обзор у Eggenk?mper и т. д., фонды.], а также «Рейхсминистерство финансов» и «Ответственные исполнители четырехлетнего плана».

Более доступны документы о систематическом, преднамеренном разграблении оккупированных стран, о содержимом миллионов мелких посылок с фронта на родину, о контрабанде в мелком и крупном размере. Я не смог оценить их даже приблизительно. В любом случае стоит гораздо тщательнее, чем это было возможно в главе «Довольные грабители Гитлера», изучить документы германского таможенного управления, особенно в отношении ответственных за регионы глав финансовых ведомств. Таможенные документы представляют собой тип источника, которым редко пользуются в историографии, но у меня сложилось впечатление, что их можно использовать в качестве прекрасной основы для прояснения многих социально-исторических вопросов. Уже упомянутые вскользь нацистские законы, многократно усложнившие наложение ареста на имущество неплатежеспособных малообеспеченных немцев или лишение их жилья из-за задолженности по квартирной плате в период с 1933 по 1945 год, заслуживают внимательного изучения, равно как и некоторые другие, лишь слегка затронутые темы.

Источники в сносках в виде документов из материалов Нюрнбергского процесса (NG-, PS-, NOKW-, NID-) приводятся под соответствующими номерами без указания на архив, так как их можно найти во многих местах под различными обозначениями. То же самое относится к документам судебного процесса над Эйхманом (ET) и к фильмам с чтением обширного дневника правительственного чиновника Ганса Франка («Дневники Франка»). Я использовал документы Национального архива под Вашингтоном, Мемориального музея Холокоста в Вашингтоне, США, и Мюнхенского института современной истории.

Орфография в цитатах, как правило, сохранена. Изредка допуская непоследовательность, я воздерживаюсь от заключения в кавычки используемых в то время (нацистских) слов. Я рассматриваю их как исторические технические термины. Мне удается это в случае понятий «фюрер», «ариизация», «сограждане», «национальное единство» или «окончательная победа». Даже такие уродливые выражения, как «еврейское искупление», не обязательно брать в кавычки, ведь из контекста ясно, что речь идет об акте произвола, а не об устоявшемся термине. В случае понятия «окончательное решение» по умолчанию требуемая от меня историографическая холодность и нейтральность в суждениях заходит слишком далеко, то же самое относится и к «деиудизации», хотя «Еврейский лексикон» 1927 года совершенно спокойно использует глагол «деиудизировать». Другие же исследователи могут проводить свои границы где угодно. Не существует «еврейской собственности», «еврейских акций» и «еврейского золота». Все это ракурсы коллективистской эпохи с тенденцией ненависти к большим группам людей. Избежать этих слов можно лишь за счет использования гораздо более громоздких формулировок (типа: «ранее принадлежавшие евреям акции»). Поэтому и в этом случае я буду непоследователен.

Когда я говорю о «немцах», это слово тоже относится к категории коллективистских обобщений. Тем не менее я его довольно часто использую. При всех своих недостатках это слово кажется мне гораздо более подходящим, чем весьма узкий собирательный термин «нацисты». Снова и снова Гитлеру удавалось расширять одобрение своей деятельности далеко за пределы круга непосредственных сторонников партии и избирателей. Разумеется, германские мужчины и женщины тоже оказывали сопротивление, страдали и умирали во время своей борьбы; а германские евреи были немцами и считали себя таковыми, часто не без гордости. Тем не менее именно немцы, включая австрийцев, то есть 95 % населения, выиграли от ариизации. Тот, кто делает вид, что ими были только определяемые нацистами «арийцы», избегает исторической правды.

В последующих главах необходимо привести довольно много цифр: цифры бюджета, доходы от экспроприации собственности, процентное отношение суммы налогов к общему обороту, ежемесячные выплаты контрибуций оккупационным властям, обменные курсы и т. д. Но точные цифры необходимы, поскольку относятся к сути вопроса. В отношении иностранной валюты на с. 257 приведена таблица с официальными германскими обменными курсами. Для пересчета на сегодняшние деньги рекомендуется следующее простое правило: тогдашняя рейхсмарка равна десяти нынешним евро[73 - Steinberg, Bank.]. Для лучшего понимания соотношений валют читателям необходимо периодически вспоминать то, что в 1939 году среднемесячная заработная плата (до всех вычетов) размером 200 рейхсмарок была выше средней, а ежемесячная пенсия в 40 марок – неплохой суммой. Когда осенью 1942 года цена за центнер картофеля поднялась на 75 пфеннигов, это вызвало «частичное недовольство» сограждан[74 - Boberach (Hg.), Meldungen.].

Но по сравнению с общим уровнем жизни расходы на войну достигли головокружительных высот. И периодически стоит вспоминать о том, чего не хватает в миллиардных суммах, о которых пойдет дальше речь. Они всегда использовались только на вооружение, бункеры, транспорт и питание, солдатское жалованье и содержание их семей в Германии. В них нет ни одной марки, выделенной на угнетаемых, на инвалидов войны и погибших, и ни одного пфеннига на восстановление Варшавы, Роттердама, Харькова и десятков тысяч других городов и сел. Точно так же отсутствуют расходы на восстановление разбомбленных или взорванных мостов, промышленных предприятий и железнодорожных путей, на полностью уничтоженные дороги, поля, плотины и леса. В материальном военном балансе не нашлось места и семьям мертвых.

Услужливая диктатура

Мнимый подъем

Шести миллионам безработных в 1933 году Гитлер пообещал «работу, работу и еще раз работу». Он смог достичь своей краткосрочной внутриполитической цели за пять лет, однако управление труда рейха сообщало о более чем 2,5 млн безработных в конце февраля 1936 года, а годом позже – о 1,61 млн[75 - Reichskredit Gesellschaft AG, Volkswirtschaftliche. Abteilung, Die dt. Wirtschaft im ersten Quartal 1937 (Manuskript), Bundesarchiv (Berlin) R 8136/3802.]. На фоне глубочайшего мирового экономического кризиса зарплаты и пенсии находились в состоянии стагнации. В 1928 году (лучшем году Веймарской республики) совокупность всех трудовых доходов составила 42,6 млрд рейхсмарок, в 1935 году – 31,8 млрд. Лишь спустя три года сумма заработков поднялась до уровня десятилетней давности[76 - Benning (Reichskredit Gesellschaft AG), Die ?ffentliche Finanzlage (Manuskript, 02.04.1936), Bundesarchiv (Berlin) R 8136/3804; Reichskredit Gesellschaft AG, Deutschlands wirtschaftliche Lage (Manuskript, Juli 1939); Deutsche Arbeitsfront / Arbeitswissenschaftliches Institut der Deutschen Arbeitsfront, Die lohnpolitische Lage (Okt. 1939), Mason (Hg.), Arbeiterklasse.]. Почасовая оплата труда, оклады, обычные пенсии и пенсии чиновников были по-прежнему значительно ниже. До 1945 года доходы сельскохозяйственных производителей, в сравнении с проданным количеством продукции, оставались значительно ниже уровня 1928–1929 годов[77 - Finanz- und wirtschaftsstatistische Zahlen. Stand 31.05.1944, Bundesarchiv (Berlin) R 2/24250; Christoph Buchheim, Der Keim des Zusammenbruchs, Frankfurter Allgemeine Zeitung, 08.02.2003.].

Но иллюзорного ощущения восстановления экономики и авторитарной решимости в этом вопросе было достаточно, чтобы подавляющее большинство населения сохраняло лояльность национал-социалистическому государству. В конце 1933 года, после нескольких месяцев ожидания, в широких буржуазных кругах возобладало мнение о «все большей уверенности и вере в то, что при этом правительстве Германия возродится снова». Это слова лейпцигского анатома Фосса, которого я уже цитировал[78 - Aly, Voss.]. Нелегально въехавший в страну связной Социалистической рабочей партии Вилли Брандт характеризовал настроение берлинских рабочих летом 1936 года как «если и не восторженное и не подчеркнуто дружелюбное», но «уже и не враждебное режиму»[79 - Sch?llgen, Brandt.].

После свободного и (вопреки всей агитационной кампании антифашистов) абсолютно однозначного референдума в январе 1935 года регион Саар вернулся в состав рейха. Вскоре последовали всеобщая воинская повинность и вход войск в демилитаризованную Рейнскую область. Одновременно началось стремительное вооружение вермахта сверхсовременным оружием. Тем самым правительство рейха нарушило Версальский договор и вышло из Лиги Наций, что сделало его популярным в народе. В глазах подавляющего большинства оно показало фигу тем, кто обвинял Германию в «развязывании войны», «позорном мире», «бесчисленных притеснениях и унижениях слабых». В первые годы Гитлер принес удовлетворение сбитому с толку народу, агрессивному внутри себя и по отношению к другим странам.

Когда он взял на себя управление правительством, экономический спад уже остановился. Его финансовые политики в нужный момент поспособствовали начавшемуся подъему: они увеличили краткосрочный государственный долг для снижения уровня безработицы и создания дополнительной внутренней покупательной способности. Это избавило государство от ненужных социальных расходов и обещало смещенное во времени увеличение государственных доходов.

И действительно, в 1933–1935 годах налоговые поступления увеличились в абсолютных цифрах на 25 %, или почти на 2 млрд рейхсмарок. При этом параллельно на 1,8 млрд сократились расходы на пособия по безработице. С этой точки зрения государственные кредиты в размере 3,8 млрд рейхсмарок в относительно короткий срок сами собой рефинансировались. Казалось, что политика прогнозирования более благоприятного будущего окупается в буквальном смысле. Пропаганда выдумала формулу германского экономического чуда[80 - Prion, Finanzwunder.], а признанный экономист Гюнтер Шмёльдерс опубликовал свои эссе «Эпохи высокой эффективности финансовой экономики рейха» и «Совершенная ценовая политика»[81 - Bankarchiv, 1939; Europ?ische Revue, 1940; Шмёльдерс вступил в НСДАП еще в 1933 году и руководил обучением в СС с 1933 по 1937 год, Bundesarchiv (Berlin) PK/965, Aufn. 1628 ff.].

Но из-за того что правительство почти на 300 % превысило свои дополнительные доходы статьей расходов, за первые два года режима национал-социализма государственный долг вырос на 10,3 млрд рейхсмарок[82 - Benning, Die ?ffentliche Finanzlage (Manuskript, 02.40.1936), Bundesarchiv (Berlin) R 8136/3804.]. Единственным важным налогом, который был поднят для покрытия все больше растущего дефицита перед началом войны, был налог на прибыль, введенный Веймарской республикой в 1920 году. Повышение этого налога в два раза (с 20 до 40 %) происходило в четыре этапа в период с августа 1936 года по июль 1939-го и проводилось с целью ударить, в частности, по тем корпорациям, которые зарабатывали деньги на буме производства вооружений. Одновременно государство расширило базу налогообложения компаний, то есть значительно сузило возможности списания основных средств[83 - Reinhardt, Geld; Stucken, Geld- und Kreditpolitik; Reichsgesetzblatt I/1936 u. I/1938. Первоначально предполагалось, что повышение налога на прибыль в 1938 году продлится только до 1940 года. Vo?, Steuern; Bl?mich, K?rperschaftsteuer-Gesetz.]. Если в 1935 году доходы государства от налога на прибыль составляли 600 млн рейхсмарок, то к 1938 году они достигли 2,4 млрд рейхсмарок. В 1935 году их доля в общей сумме налоговых поступлений составляла 7 %, а в 1938 году – уже 14[84 - Hohrmann/Lenski, K?rperschaftssteuer.]. Германское руководство четко понимало политическую выгоду от таких социально-уравнительных мер. В годовом отчете Главного управления безопасности за 1938 год отмечалось: «Повышение налога на прибыль производит благоприятное впечатление, особенно на рабочий класс». Оно воспринималось как знак того, что расходы на вооружение будут покрыты «за счет справедливого распределения нагрузки» и «высокие прибыли крупных компаний будут использованы соответствующим образом»[85 - Boberach (Hg.), Meldungen, Bd. 2.].

Имеющая широкий спектр действия социальная и налоговая политика облегчила жизнь многим семьям, закон о подоходном налоге от октября 1934 года значительно увеличил необлагаемую налогом базовую сумму, дав преимущество малоимущим. Реформа была разработана таким образом, чтобы государственные доходы в целом не сокращались. Поэтому необходимо было компенсировать разницу «соответствующим дополнительным налогообложением одиноких людей, состоящих в бездетном браке пар, а при определенном уровне доходов – и супругов с одним или двумя детьми». Уравнивание бремени семейных расходов, введенное по причинам демографической политики, также включало ссуды для вступающих в первый брак, доплаты на обустройство квартиры, субсидии на получение образования и детские пособия. Хотя в абсолютных цифрах рейх потратил на это до 1941 года относительно небольшую сумму – немногим более 3 млрд рейхсмарок[86 - Reinhardt, Gemeinschaftsbedarf.].

Страховой сбор на случай безработицы, который наемные работники должны были платить до 1934 года, был немного снижен и в целях уравнивания взимался со всех налогоплательщиков по более высокой налоговой ставке. Пересмотр налогов, который основывался на идее равенства, также включал в себя и их повышение: безработица вскоре снизилась, но страховой сбор на случай безработицы (в так называемый фонд оплаты труда) остался в полном объеме[87 - Reinhardt, Steuergesetze.].

С 1933 до середины 1939 года Германский рейх потратил на вооружение около 45 млрд рейхсмарок. Сумма по тем временам просто астрономическая: она более чем в три раза превышала весь доход рейха в 1937 бюджетном году. Следовательно, на конец августа 1939 года долг составлял уже 37,4 млрд рейхсмарок[88 - В 1942 году Рейнгардт называл тот же довоенный уровень долга, Goebbels-Tagebuch, II/3 (25.02.1942); часто встречаются преувеличенные данные о том, что к началу войны на вооружение было потрачено 60 млрд рейхсмарок, Benning (Reichskredit Gesellschaft AG), Reichsschuld (Manuskript, 24.10.1940), Bundesarchiv (Berlin) R 8136/3795; о стоимости вооружения: Oertel, Kriegsfinanzierung; Abelshauser, Kriegswirtschaft.]. Борьба с безработицей и перевооружение финансировались за счет огромных кредитов. Даже Геббельс, любивший высмеивать финансистов как «мелких буржуа», писал в своем дневнике о «бешеном финансовом дефиците»[89 - Goebbels-Tagebuch, I/5 (24.12.1937), I/6 (02.03.1939).].

Поэтому в январе 1939 года правление Рейхсбанка выразило Гитлеру свой протест: «Неограниченный рост государственных расходов подрывает любую попытку составления регулярного бюджета, ставит государственные финансы на грань краха, несмотря на сильное ужесточение налогового пресса, и разрушает центральный банк и национальную валюту. Не существует ни одного гениального и хитроумного рецепта или системы финансовой и монетарной технологии, никакой организации и никаких мер контроля, которые были бы достаточно эффективны для сдерживания разрушительного воздействия чрезмерных расходов на нашу валюту. Ни один центральный банк не способен поддерживать национальную валюту в условиях инфляционной политики государственных расходов»[90 - Reichsbank (Direktorium), 07.01.1939, Hansmeyer/Caesar, Kriegswirtschaft.]