Год Волка

Мало того, Бакс сначала деловито обнюхал одеяло и поскреб по нему лапами, так через пару минут он и вовсе, точно человек, устроился головой на подушке. Ох, и избаловала его мама! Тоже мне: член семьи выискался! Лучше бы мышей ловил, а то отрастил пузо до пола!

– Вовка!!! Едрён батон! Выходи! – донеслось с улицы, через открытое окно.

Голос был знакомый. Внутри всё неприятно похолодело. Как будто сейчас поведут на высший суд и скажут: «Раб Божий Владимир, у тебя была возможность помочь невинному человеку, а ты погряз во грехе, и предпочел спасти свою шкуру».

Я теперь, что: собственной тени шарахаться буду? Так и состарюсь, сидя на кровати, переживая из-за какой-то эксцентричной дуры да водителя – козла?

И, потом: она, может быть, и не померла вовсе. Полежит в реанимации недельку, да и оклемается. А я тут насочинял с три короба, – роман писать можно. Про идиота.

Всё: встаю, начинаю полноценную жизнь!…

И, вообще, ненавижу, когда ко мне вламываются, особенно, когда я весь в депрессии, и собственный кот ведет себя как начальник Камчатки. Не готов я к подвигам: вся рожа у меня цветет и пухнет. Хорошо, что не пахнет.

– Вовка! Я знаю, что ты дома! – это, точно, Костин голос. А этот – не отстанет.

Я подошел к окну и осторожно выглянул. Не хватало ещё, чтоб меня приметила какая-нибудь бабуля – божий одуванчик, из породы доброжелательных соседок. Разохается, полчаса еще потом вопить будет, что жители-то раньше порядочные были, интеллигентные, не то, что нынешнее племя!

Бабки, заразы, видят только то, что им выгодно. Да еще потом и родителям бегают докладывать. Чисто, дети малые. И, вообще, хватит с меня тех записок, которые они в двери пихают после моих студенческих вечеринок.

Плохо жить в пятиэтажном доме, где каждый второй помнит тебя «еще вот-такусеньким ребёночком», и от всей души желает тебе одного лишь добра, при этом считает долгом твердо указать тебе на единственно правильный жизненный путь. Доброхоты хреновы! Их благими желаниями можно не просто дорогу, а центральный проспект в ад выложить!

Жили бы в шестнадцатиэтажке, знали бы в лицо соседей по лестничной площадке, а на остальных чихать бы хотели.

Эх, мечты…

Под окном, действительно, стоял Костя. Я придирчиво оглядел друга. Чего это он в такую рань? Хотя, если честно, для нормальных людей солнце давно уже светит.

Пожалуй, в самый раз проворчать: «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро. Тарам-тарам, тарам-тарам, не зря вся рожа вспухла». Главное в таких внезапных походах: хозяина врасплох застать. Только вот Костик не был обычным, мудрым человеком. Ничего он в жизни не планировал, стратегия для него – это нечто красивое, но непонятное. Пофигист он обыкновенный.

Костик, обычно, в такое время отсыпается после трудов неправедных, да от кутежей своих загульных. За лишний час сна родину продаст. А тут, надо же: и поднялся, и приперся. Чудеса, да и только!

Вот он, весь тут, и все при нем. Невысокий, коренастый, плотно сбитый (хотя в детстве был полноват, за что и прозвали его Толстым), кучерявый, в потертых джинсах, в такой же поношенной кожанке, с непочатой бутылкой «Флагмана» в руке. А это уже серьезно. Костя с водкой, особенно утром – не к добру. Имеется такая примета.

– Чего тебе? – буркнул я.

– Дело есть! – Костя запрокинул голову, углядел меня в окне и присвистнул. – Мать моя женщина! Где это ты так славно огреб?

– Поскользнулся на ступеньках. – проворчал я. – Жди. Сейчас открою.

– Смотри, опять не поскользнись! – донеслось ехидное напутствие.

Через минуту мы уже сидели на кухне и закусывали, чем бог послал: картошкой в мундире, солеными огурцами, черным хлебом.

Впрочем, нашелся и сыр голландский и колбаса, и копченая грудинка. Но, все равно, мне было немного стыдно. Я ведь не бедствую.

Деньги у меня всегда водятся. Но вследствие последних кутежей я изрядно поиздержался. Поскрести по карманам: пару тысяч, может быть, и найдется. Но если учесть, что я жру, как лошадь, а пью как сивый мерин, то расклад получается грустный. Эх, не знаю я меры!

Впрочем, кто ее, эту меру, знает, пусть первым бросит в меня пустой бутылкой…

Костино дело оказалось обыденным до безобразия. Пока я, весь такой помятый: в спортивном трико и футболке с многозначительной надписью «BOSS», разливал водку по стаканам, Костя все и выложил:

– Ох, я чуть не пересрался. Знаешь, там ментов было, что собак нерезаных. Да все ещё, как на подбор, психованные! В эдакой заварушке: уши отстрелят, и не заметят…

– Что на этот раз? – я вспомнил свое вчерашнее приключение и почувствовал себя умудренным старцем, выслушивающим горести пятилетнего карапуза.

А Костик соловьем заливался:

– Я думал: всё, хана мне; живым не уйти. Одного только не понимаю: новую отмычку из скважины вытаскиваю, а она уже оплавлена. И не открывает больше ни фига. Вот же дерьмо! Я ведь в щеколду заглядывал: ни хрена там не было! Ни решеток на окнах, ни сигнализации. Одни бумаги, два чучела: филина и ворона, да пять баулов, видимо, со шмотками…

Костя вздохнул, помотал головой, точно разгоняя черные воспоминания:

– Ах, да, чуть главную хрень не забыл: там, реально, на столе чёрные свечи горели, а еще листы книги переворачивались сами, типа, от ветра. Падлой буду, коли вру. Я тогда прикинул: сквозняк не хилый, только позднее понял, что дело не чисто… И не хрен смотреть на меня, как на отморозка! Не ширяюсь я, и с «травкой» завязал. Меня, кстати, потому менты и не повязали, что внутрь я так и не зашёл. Прикинь: три отмычки там расплавил! Типа, стою, значит, никого не трогаю, а потом рукой толкнул, – дверь и открылась. И чего-то мне сразу так херово стало, точно я селедку не пивом козырным запивал, а кефиром позорным. Ну, типа, тормознул, шлагбаумом прикидываюсь. И такая фигня: зайти страшно, а уйти – впадлу. И тут вдруг: сирены, скрип тормозов, топот ментов по лестнице. Ясное дело, я – руки в ноги, – и наверх. А там, через чердак, да из другого подъезда и выплыл. Благо, замки на люках открыл заранее, не лох же последний, а за собой – всё защёлкнул. Хрена вам: не пойман – не вор! Обидно, если это был позорный плановый «шмон», типа учения в рамках «Город без наркотиков». Да как сейчас узнаешь? И, прикинь, меня вся эта тряхомудия проняла до самых печёнок.

«Вот дела! – подумал я. – Выходит, Костик в такую рань приперся, чтобы мне свои воровские байки травить? Отмычки у него плавились! И ведь сегодня – не первое апреля! Черные свечи днем горели. От облавы он через другой подъезд ушел. Сказочник! Выдумать всё это Костя, конечно, мог, ему не слабо. Только зачем?»

Ох, и подмывало меня рассказать про свои вчерашние подвиги, но, посмотрев на Костю, я вдруг понял: обсмеёт. Это он себе может позволить: чушь нести, а потом ещё и хохотать над собой. А меня все за интеллектуала держат. Я ведь не только джентльменскую латынь в форме крылатых выражений знаю, но и ерунду всякую про НЛО. Так сказать в житейских, прикладных целях. Девки такое часами слушают, а мне приятно. Вот все и думают, что я умный и благородный.

Но Костя моего истинного величия не понимает. Драться из-за незнакомой бабы с пятью мужиками, с его точки зрения, это – не подвиг. Может быть, так оно и есть.

– Ладно, сильно не грузись. – сказал я. – Давай накатим по маленькой.

Костя кивнул: мол, давно пора. И мы опорожнили стаканы.

– Завязывай ты с этим делом! – я состроил на лице подходящую философскую мину и засунул в рот солёный огурец. – Мы тебе работу найдем, девку подходящую. Женим. Заживешь как человек. А то: не урка, не лох, а не пойми кто.

– Ну, ты даешь! – восхищенно выдохнул Костя. – Блин, у тебя душа светлая! Тля, падлой буду! Всё дерьмо с меня смыл. Это ты прав. Чего-то я того: расстроился. Подумаешь, хату не подломил. Мало их что ли? На мой век еще хватит!

Но, судя по блеску в глазах друга, я понял: не отступится. Хорохорится. Что-то тянет его обратно, в ту заговоренную квартиру. Может быть, ему экстрима захотелось: романтики, погони, недельки в КПЗ. Или, правда, что увидел. Золото или деньги.

– Кто ищет, тому всегда нальют. – я наполнил стаканы. – Ты мне вот что скажи: чуешь, что дело с душком, так зачем на рожон лезешь? Не жаль тебе собственной шкуры, как я погляжу.

– Вот умру, похоронят меня… – самодовольно оскалился Толстый, – и никто не узнает, где могилка моя!

– Ну и дурак. – сказал я.

– Э, не скажи! Я с пустыми руками с дела не возвращаюсь. – Костя вытащил из сумки тряпичный сверток и демонстративно шмякнул его на стол…

Бакс, сидевший у ножки стола и бессовестно выпрашивавший кусочек сыра, аж подскочил: шерсть дыбом, глаза плашками. Чего это он?

Ну да, Костя-то сил не пожалел, штукенцией своей об стол брякнул так, что аж в серванте посуда зазвенела. И стекла в окнах дзынькнули. Всё так, но наш Бакс – это сама невозмутимость. Не цент ведь и не шиллинг. Какое имя, такой и кот. Нет, я серьезно.

Под ложечкой противно засосало: Бакс не ошибается. Даром что ли такую ряху отъел? Сам же я, чуть ли не каждый вечер, девкам байки травлю про инопланетян да про черных котов.

– Ты это… – я сердито уставился на собутыльника. – Не дерзи. И не буянь. Отец с матерью, все одно, через месяц-то вернутся. И мне лишних проблем с ними не надо.

– Как скажешь, командир! – ухмыльнулся Костик.

И снова я почувствовал себя не в своей тарелке. Не нравилось мне это. Вчера ведь тоже всё так замечательно начиналось: ттихий вечер, романтическая пешая прогулка. Идиллия… А чем все обернулось?