Хранитель подземелий

– Спокойно, – сказал Шаабан, – на этой славной земле, родине храбрецов, мы представляем Союз и от его лица прибыли, чтобы убедиться в готовности народа Севера оказать незаменимую поддержку в борьбе с воинством Заргула.

Хагайорн кивнул, дескать, так я и думал.

– Каковы шансы на то, что вы можете обеспечить нам защиту?

– Обеспечить вам? – опешил Гримбла, – речь идет о войне за мир, дурак!

– Откуда у Заргула, даже если он и правда жив, такие возможности, чтобы воевать со всеми подряд?

– Если ты почитаешь предания старины, то убедишься, что ему хватало сил воевать с объединившимися народами еще во времена, когда те, кого мы приняли за божеств, ходили по земле.

– У нас свои божества, монах, – ответил Хагайорн, – видите ли, господа, к нам уже приходил нехилый отряд берсерков, которые требовали покориться Заргулу. Я сильно сомневаюсь, что вы двое можете гарантировать безопасность от его слуг. Рисковать жизнями стражи я не позволю.

Гримбла, брызжа слюнями, взревел, от его крика Аста болезненно сморщилась:

– Трусливый мудила! А ты в курсе, что когда сюда придут горхолды, из вас всех сделают рабов, вкалывающих на его шахтах, в его кузнях? Ты готов обречь Север на медленное вымирание, лишь бы сберечь свою гребаную шкуру!

– Думай, что хочешь, можешь и дальше меня оскорблять – ничего, я потерплю. Воинов моих ты не увидишь, пока я не буду убежден в безопасности себя и своего народа.

– Скользкий гад! – сказал Гримбла и уже был готов выхватить топор, но Шаабан одернул его.

– Стой! Если мы начнем убивать друг друга, то лишь упростим Заргулу задачу, – переведя взгляд на Хагайорна, он продолжил, – мы услышали твою позицию, регент. Согласишься ли ты на определенное условие?

Хагайорн подобрался, встал и отряхнул меховой плащ:

– Кажется, с тобой можно вести конструктивный диалог, человек с юга. Что же ты хочешь нам предложить?

– Я и Гримбла готовы в одиночку выйти на защиту жителей крепости, – лицо Гримблы вытянулось при этих словах темнокожего монаха, – и если мы сумеем отстоять вашу свободу, то северяне прислушаются к зову Союза.

Аста с восхищением глядела на этих мужчин, втайне вопрошая судьбу, почему Севером заправляют не такие отважные люди, как Гримбла и этот клириец.

– А если вас убьют? – спросил Хагайорн.

– Тогда делайте, как считаете нужным. Нам будет уже все равно, – ответил Гримбла.

Хагайорн пожал плечами и направился к выходу:

– Что ж, глупо отказываться от предложение, которое может выгореть. Что ж, вы сами взяли на себя эту задачу, так что не вините меня.

Когда за ним затворились двери, Гримбла прошипел:

– Вот же кусок говна. Прости, я знаю, что при даме непозволительно так сквернословить, но меня коробит от одного вида этого человека.

– Не стоит переживать, – отмахнулась Аста, – женщина, выросшая на Севере, привыкла к брани так же, как к восходу и заходу солнца. Скажите, Заргул правда так опасен, как говорят?

Шаабан горестно кивнул:

– Мир лишь единожды сталкивался с таким потрясением.

– Но ведь у Ранкора есть шансы на победу! Горхолды не смогут побить весь мир, ведь так?

Шаабан, перебирая четки, ответил:

– Вопрос лишь в том, удастся ли народам объединиться. Архимаг Йоши-Року заручился поддержкой хаглорианцев, Глоддрик Харлауд проводил переговоры со скиарлами и равшарами, даже варваров пустошей удалось…

– Глоддрик? – взволнованно произнесла Аста знакомое имя.

– Знакома с ним, что ль? – с лету угадал Гримбла.

– Самую малость, – историю своей юности друидка вспоминать не хотела, хотя образ залитого кровью альбиноса с единственным красным глазом не выходил у нее из головы уже пятнадцать лет.

Шаабан продолжал:

– Остался Звездный Град. Глоддрик, Архимаг Йоши-Року и брат короля – Эрлингай Львиный Рёв, скорее всего, уже там и рассказывают царице Хинарее о грозящей миру опасности. Нам же поручили Север.

– Ясно. Я бы рада вас обнадежить, но, боюсь, от моего голоса вряд ли многое зависит. Мой дед был друидом и обучил многому, но я не умею использовать магию в бою – лишь для того, чтобы исцелять других.

Шаабан тепло улыбнулся и похлопал женщину по плечу:

– Поверь, сестра, на таких, как ты, мир и держится. Война и разрушение противны человеческому естеству. Но иногда, в редких случаях, хорошие бойцы могут и пригодиться. Не переживай, мы окажем достойную встречу захватчикам. Северу ничто не будет угрожать.

– Почему ты так в этом уверен? Вас же всего двое…

– Твоя вера ничего не стоит, если в победе нет сомнений. Но в случае, когда ради веры ты готов выйти в неравный бой и сложить голову, проявляется твое истинное лицо.

Аста молча кивнула. Сжав кулаки, она поклялась, что если будет необходимость, она возьмет оружие и выйдет на бой, зная, что против орды берсерков не продержится и минуты. В отличие от Хагайорна, родину она любила.

***

Эти несколько дней прошли крайне напряженно. Шаабан предпочитал одиночество, медитируя в заброшенной хижине на окраине города, там же метая ножи в покосившиеся столбы. Гримбла же искал поддержки среди стражи, надеясь с их помощью сместить Хагайорна с поста регента, но безрезультатно – Краух Гримбла у воинов ассоциировался с позорным поражением от войск Аргои, а его исчезновение они воспринимали как проявление трусости, отчего избегали разговоров. Тот юный паж, что призывал взрослых мужей к борьбе, возрадовался прибытию послов и умолял их позволить ему сражаться с ними бок о бок в трудную минуту, но Гримбла отмахивался от него, как от назойливой мухи со словами:

– Толку-то от тебя чуть. Только мешаться будешь, да и помрешь ведь. Поживи еще и не действуй нам на нервы.

Другие же северяне по заведенному годами распорядку провели эти два дня в весьма унылой обстановке, поглощенные рутиной, они оставили право решать вопросы сдачи или сопротивления послам и регенту, того, что их сыновей и мужей не заставили драться с берсерками, людям было уже достаточно. Гримблу и Шаабана к королю не пускали, узнав о том, что Хагайорн воспользовался впадением в маразм короля и прибрал власть к рукам, Гримбла поклялся памятью Свободолюбца, что не позволит долго удерживать власть столь недостойному человеку. На четвертый день с момента прибытия послов из Союза, берсерки вернулись в том же количестве. Мертвое тело Шальерна, до сих пор поддерживаемое некромантией, пустым взглядом красных глаз смотрело, как открываются ворота и выходит плешивый и бородатый мужчина зрелого возраста. За плечом он нес двуручный топор. По сравнению с двухметровыми мускулистыми берсерками, Гримбла, не вышедший ростом, сильно сдавший и обрюзгший, казался слабаком.

– Сдаетесь… или смерть… ваш… выбор… – прошелестел он хриплым голосом, от которого продрог даже Гримбла, переживший войну с равшарами.

– Наверх только не смотрите, – ответил Гримбла.

Разумеется, после этих слов многие берсерки взглянули на парапет первого этажа, над которым возвышалась крепостная стена, усеянная зубьями. С парапета в воздух взмыло что-то желтое, блеснула сталь, и это было последним, что продавшие души Заргулу сыны Севера увидели в своей жизни. Спустя мгновение у пятерых из пятнадцати в глотках и груди торчали метательные ножи, обливаясь кровью, гигантских размеров воины валились наземь. Их стальные мускулы вздувались, когда берсерки бились в предсмертных конвульсиях. Не давая врагу возможности опомниться, Гримбла, выхватил топор и со всего размаху заехал лезвием мертвецу по скуле. Метил он в шею, стремясь обезглавить врага, зомби собрался подсесть под удар, но с годами Гримбла не растерял сноровку, атака была слишком быстрой – и вот теперь голова врага была повернута на 180 градусов с тошнотворным хрустом, а Шальерна отбросило на два шага назад. С тем же хрустом он вправил голову на положенное место. Гримбла развил атаку и ударил снизу вверх восходящим ударом, целя в подбородок, но твердой рукой Шальерн перехватил древко, рванул топор на себя, но Гримбла держался крепко, вырвать оружие не удалось. Шальерн попытался боднуть лбом Гримблу, разбив ему лицо, но тот вовремя уклонился, дернувшись вперед, поставил зомби подножку и с разбегу врезался в грудь супостата плечом, отчего тот был опрокинут на спину. Следующим ударом он намеревался отсечь голову зомби, но тот выставил на защиту руку, которая приняла на себя силу удара и была отсечена начисто, ногой пнул Гримблу по щиколоткам, отчего тот потерял равновесие и рухнул набок. Кулаком Гримбла получил в лицо, отчего нос его оказался расквашен, затем зомби принялся душить старого северянина. Как тот ни бил Шальерна по рукам, ни лягался – хватка умертвия была стальной.

Шаабан тем временем в одиночку дрался против десятерых оставшихся берсерков. Вот один из них, мускулистый, но в то же время и оплывший жиром рыжебородый воин ударил палицей, шипы которой пролетели в двух сантиметрах от темени Шаабана.

– Черномазая собака! – выпалил он и приготовился занести булаву снова, но со смертоносной скоростью нанесенная серия ножевых уколов в брюхо его урезонили.

Трое бойцов обрушили свои мечи на монаха, но он ловко вспрыгнул в воздух, сделав сальто, он двоим из них перерезал горло своими кинжалами, а третий, едва успев обернуться к приземлившемуся монаху, заметил, что в его сердце вонзен кинжал. Схватка с чернобородым, высоким и жилистым воином, орудовавшим двумя топорами, оказалась куда более сложной, враг обладал сноровкой и не самой плохой техникой боя. Ножи Шаабана мелькали, как серебряные мотыльки, но тот не подпускал монаха ближе расстояния древка топора, однако и сам не мог попасть по южанину, как ни старался. Но северянин допустил ошибку, не рассчитав силу удара, он, рубанув по вертикали топором, немного подался вперед, но Шаабану этой осечки хватило, чтобы хлестким ударом перерубить сухожилия на его запястье. Топор рухнул на землю, а ударить другим у крепыша не оказалось возможности, Шаабан сократил дистанцию до расстояния, на котором от топора нет никакого толку, в отличие от ножей, что пришлись весьма кстати. В глотку чернобородого врезалось кривое лезвие, вызвав алый фонтан. Оставшиеся пятеро пытались окружить Шаабана, но они были слишком слабы, чтобы продержаться в бою с бывшим мастером Гильдии Ассасинов приличное время. И вот один получил метательный нож в грудь, другой был исколот, а трое вскинули копья, пытаясь насадить Шаабана на их острия, но монах взмыл в воздух, приземлился на наконечники копий, оттолкнулся от них и, обернувшись вокруг своей оси, рассек глотки своим врагам. Когда они, обливаясь потоками крови, опали на землю, монах ринулся на умертвие, что уже почти прикончило неудачливого Гримблу. Еще немного – и оно сломало бы Гримбле шею, если бы Шаабан с разбегу не врезался обеими ногами Шальерну в бок. С кувырком монах вскочил, Гримбла плевался кровью и судорожно вздыхал, восстанавливая дыхание, зомби медленно вставал, но подняться ему не дали возможности. Шаабан отбросил ножи, ногой подбросил двуручный топор Гримблы, схватил его на лету и с разворота, круговым ударом снес голову мертвеца с плеч. Обезглавленный воскрешенный северянин с шипением начал осыпаться в прах, из крошащегося тела шли клубы едкого дыма.

– Слишком грубое и неповоротливое оружие для меня, – сделал вывод Шаабан, критически осматривая топор, – но в твердой руке обретает поистине разрушительную силу. Ты как, друг?