Пауза затянулась, и я спросил:
– Маргарита, а где я буду жить?
Она махнула в сторону коридора и подвела меня к двери, сказав:
– Вот… как раз напротив Гопкинса, на северной стороне, есть две меньшие спальни, каждая с ванной комнатой… в одной живёт Сэм Розенмен … когда бывает в Белом доме…, – уточнила она зачем то…
При этом она завела меня в другую просторную комнату, на стене которой висел цветной плакат.
Он был подписан «Маккэй» и, как я пола гаю, был вырезан из журнала «Эсквайр».
На нём был изображен загородный дом. В сенях на заднем фоне стояла мать. Маленькая девочка на садовой дорожке показывала матери на мальчишку-шалуна, с хитрым выражением лица, выводившего мелом какое-то слово на тротуаре.
Подпись под этим плакатом гласила: «Смотри, мама, Уилфред пишет неприличное слово!»
Слово, которое писал мальчик, было «Рузвельт».
– Ну вот, – сказал, улыбнувшись Марго и обвела руками моё временное пристанище.
– Располагайтесь и поднимайтесь ко мне…, будем завтракать, – подмигнула она и быстро упорхнула.
Я быстро освоился в своём жилище и отправился на второй, то есть третий этаж…
На третьем, самом верхнем этаже были… как выяснилось ещё помещения для гостей, использовавшиеся главным образом во время приезда многочисленных внуков на рождество, а также во время различных семейных торжеств.
Там находилась небольшая спальня и гостиная, занимаемые Марго или как я уже узнал, её тут звали – Мисси Лехэнд, куда все незанятые срочной работой с удовольствием приходили во время ланча или вечером…,
Мисси, как я уже понял… была милейшим, и весьма уравновешенным человеком.
За вторым завтраком или по нашему – обедом, Мисси рассказала мне о себе…
В 1920 году она работала в стенографическом бюро корпорации по строительству флота чрезвычайного времени и была переведена оттуда к Чарльзу Маккарти – другу Франклина Рузвельта, руководившему его неудачной кампанией по выборам в вице-президенты в 1920 году.
После избрания Уоррена Гардинга и возвращения к нормальным условиям жизни Америки, то есть к изоляционизму, госпожа Рузвельт пригласила Лехэнд в Гайд-Парк – родовое поместье Рузвельтов, чтобы помочь разобраться в накопившейся огромной куче корреспонденции.
Когда позже Рузвельт стал вице-президентом фирмы «Фиделити энд депозит компани оф Мэриленд», Мисси Лехэнд пошла работать туда с ним в качестве секретаря и работала в этой должности в течение всего того периода, когда он боролся с полиомиэлитом, когда он вернулся к адвокатской практике.
В 1929 году она пришла вместе с ним в Белый дом… вместе с ней в качестве её помощницы переселилась в Белый дом и Грейс Талли. Которая сейчас разделила с нами ланч.
Грейс Талли также работала сначала у госпожи Рузвельт…
Когда подали десерт к нам заглянула и первая леди – сама Элеонора Рузвельт.
Это была довольно импозантная женщина, хоть и не высокого роста, с весьма проницательным взглядом. Она напомнила мне Надежду Крупскую, которую я видел в 1924 году… во время создания Пионерии…
Дабы не увлечься разговорами о политики, я рассказывал дамам свои впечатления о тех странах, где мне довелось побывать.
Как известно, все американцы изрядные домоседы и редко бывают дальше столицы своего штата. Не говоря уже о других странах или полушарии…
Так как с госпожой Рузвельт я уже был знаком, то возобновить контакт мне не составило труда.
Она поведала мне об успехах их сына и моего друга, – Элиота Рузвельта.
Тот делал успешную карьеру в перспективной области – радиовещании.
И уже подумывает купить сеть радиостанций в Техасе.
– Но пока у него нет денег, – с грустью сказала госпожа Рузвельт.
У меня чуть не сорвалось с языка:
– Как это у сынка американского президента нет денег?
Но я вовремя прикусил свой несдержанный язык и просто озабоченно покивал, попутно прокручивая в голове возможные варианты помощи сыну президента Америки.
Ближе к обеду, а обед тут в семь вечера, меня пригласили в Овальный кабинет…
Овальный кабинет Президента Рузвельта, бывший, можно сказать, фокусом всей страны, а в некотором отношении даже всего мира, едва ли когда-нибудь вообще использовался для каких-либо целей, кроме как для официальных приемов в период предшествовавшего Рузвельту правительства Гувера.
На его стенах висело большое количество старых, принадлежавших Рузвельту гравюр, изображающих военно-морские сцены, а также портреты его матери, жены и Джона Поля Джонса.
Здесь стоял также жуткого вида механический орган, когда-то кем-то преподнесенный президенту, но которым он так и не научился управлять.
– О, мистер Козырев, – поприветствовал меня хозяин кабинет.
Я подошёл к нему, сидящему в кресле за своим рабочим столом и готовящим разные напитки… смешивая их ингредиенты.
– Угощайтесь, – предложил он со своей фирменной улыбкой.
Я наугад взял первый стакан, там был ром с колой…
– Вам привет от нашего общего друга – Путци, – продолжил он, не прекращая своей деятельности.
Народ в кабинете подходил к его столу запросто и брал то, что предпочитал.
Были наглецы, что и заказывали Рузвельту, что им намешать…
Разговоры велись сугубо нейтральные…
После аперитива, был обед, то есть ужин…
Рузвельт по свойски меня всем представил, как его личного гостя и друга.
Так началась моя кратковременная, но насыщенная жизнь рядом с Президентом Америки…
Во всём здании царил замечательный дух провинциального дружелюбия, каким были проникнуты все его обитатели, включая даже профессионально мрачных и подозрительных агентов ФБР, а также вооруженных и одетых в форму караульных.
Я действительно чувствовали себя здесь как дома.