Посланник МИД. Книга пятая

Посланник МИД. Книга пятая
Георгий Комиссаров

24 июня 1941 года, Берлин, полпредство СССР

И так… я, – спецпосланник НКИД СССР Сергей Козырев и все наши дипсотрудники с семьям, в самом начале самой страшной войны оказались в логове врага – в Берлине… запертые, как в тюрьме, в полпредстве СССР.

Конечно же никто из них, кроме меня не знал, насколько всё плохо… И даже иезуитская формула обмена советских граждан на немцев, предложенная в германском МИДе, особо всех тут не страшила…

– Ну и что, что придётся в Берлине задержаться? Это же ненадолго?, – вопрошали с оптимизмом все, кто тут собрался.

Тем более, что местный наш военный атташе товарищ Тупиков нарисовал такую красивую карту общего наступления Красной Армии, согласно которой мы уже были на подступах Варшавы и Кёнигсберга, охватывая прорвавшихся «незначительно» на нашу землю немцев в громадные клещи!

Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.

Георгий Комиссаров

Посланник МИД. Книга пятая

Вступление.

24 июня 1941 года, Берлин, полпредство СССР

И так… я, – спецпосланник НКИД СССР Сергей Козырев и все наши дипсотрудники с семьям, в самом начале самой страшной войны оказались в логове врага – в Берлине… запертые, как в тюрьме, в полпредстве СССР.

Конечно же никто из них, кроме меня не знал, насколько всё плохо… И даже иезуитская формула обмена советских граждан на немцев, предложенная в германском МИДе, особо всех тут не страшила…

– Ну и что, что придётся в Берлине задержаться? Это же ненадолго?, – вопрошали с оптимизмом все, кто тут собрался.

Тем более, что местный наш военный атташе товарищ Тупиков нарисовал такую красивую карту общего наступления Красной Армии, согласно которой мы уже были на подступах Варшавы и Кёнигсберга, охватывая прорвавшихся «незначительно» на нашу землю немцев в громадные клещи!

Полпред и его окружение тоже не особо волновались насчёт обмена, но ради приличия и престижа поручили мне отвергать в германском МИДе даже мысль репатриации по количеству, то есть «один за одного», а не по общепринятой в таких случаях форме: «всех на всех».

А для этого нам необходимо было дать весточку о таком «вопиющем попрании норм дипломатии со стороны Гитлера» всему международному сообществу…, – как витиевато выразился советский полпред Деканозов.

Я же вызвался провернуть это дело, как я это назвал: «по испанскому варианту», то есть через банальный подкуп нашего главного соглядатая обер-лейтенанта СС Хейнеман.

Это был высокий, грузный и уже немолодой человек. Он оказался на редкость разговорчивым.

На второй день нашего знакомства я уже знал, что у него больная жена, что брат его служит в охране имперской канцелярии, а сын Эрих заканчивает офицерскую школу, после чего должен отправиться на фронт.

Оказывается, это не очень-то устраивает Хейнемана, и он просит брата пристроить молодого Хейнемана где-нибудь в тылу.

Такие разговоры эсэсовского офицера, да к тому же ещё и начальника охраны, с советским дипломатом в условиях войны несколько меня настораживали.

– Не хотел ли Хейнеман спровоцировать меня на доверительный разговор?, – спрашивал я себя и товарищей.

– А может быть, он в глубине души не относится к нам враждебно и – кто знает – возможно, даже готов нам помочь?, – с энтузиазмом мировой солидарности отвечали они мне на мой скепсис.

Во всяком случае я решил, что мне стоит к нему повнимательнее присмотреться.

Посоветовавшись, мы решили, что нужно попытаться наладить «дружеские» отношения именно с Хейнеманом, проявляя при этом величайшую осторожность, так как любой неверный шаг мог бы лишь осложнить положение посольства и дать повод гитлеровцам для провокации.

И вот вечером, когда Хейнеман, обойдя вверенный ему караул, зашёл в посольство спросить, не хотим ли мы что-либо передать на Вильгельмштрассе, я пригласил его отдохнуть в гостиной.

– Не согласитесь ли немного перекусить, – обратился я к Хейнеману. – За день вы, наверное, устали, да и после обеда прошло много времени.

Хейнеман сперва отказывался, ссылаясь, что это не положено при несении службы, но в конце концов согласился поужинать со мной.

В итоге у нас завязалась довольно откровенная беседа.

После нескольких рюмок Хейнеман стал рассказывать, что, по сведениям его брата, в имперской канцелярии Гитлера весьма озабочены тем неожиданным сопротивлением, на которое германские войска наталкиваются в Советском Союзе.

Во многих местах советские солдаты обороняются до последнего патрона, а затем идут врукопашную.

Нигде ещё за годы этой войны германские войска не встречали такого отпора и не несли таких больших потерь.

На Западе, продолжал Хейнеман, все обстояло совсем по-другому – там была не война, а прогулка. В России – не то, и даже в имперской канцелярии кое-кто начинает сомневаться, стоило ли начинать войну против Советского Союза.

Это уже походило на оппозицию, чего никак нельзя было ожидать от эсэсовского офицера.

– Может быть, – подумалось мне, – Хейнеман не до конца отравлен нацистским фанатизмом?

Не скрывал мой собеседник и того, что в связи с сообщениями с Восточного фронта его особенно беспокоила судьба сына.

– Если его отправят на Восточный фронт, – несколько раз повторил Хейнеман, – мало шансов, что он выберется оттуда живым…

Будучи все еще не уверен в Хейнемане, я молча слушал.

Лишь когда он заговорил о своем сыне, я заметил, что этой войны могло бы вообще не быть и что тогда был бы в безопасности не только его Эрих, но была бы сохранена жизнь многим другим немцам.

– Вы совершенно правы, – ответил Хейнеман, – зачем эта война?, – сокрушался он.

Наш ужин продолжался около двух часов, и у меня с Хейнеманом установился контакт.

В 00-00 часов по Москве все в полпредстве затихли и слушали радио…

Левитан вначале сказал, что отныне сообщения о военных действиях будут даваться Советским Информбюро…

У меня в голове чётко прозвучало «Совинформбюро сообщает…».

Далее шла сама сводка:

«В течение 24-го июня противник продолжал развивать наступление на Шауляйском, Каунасском, Гродненско-Волковысском, Кобринском, Владимир-Волынском и Бродском направлениях, встречая упорное сопротивление войск Красной Армии.

Все атаки противника на Шауляйском направлении были отбиты с большими для него потерями.

Контрударами наших механизированных соединений на этом направлении разгромлены танковые части противника и полностью уничтожен мотополк.

На Гродненско-Волковысском и Брестско-Пинском направлениях идут ожесточённые бои за Гродно, Кобрин, Вильно, Каунас.