– Я и смотритель Фирсов.
– Где вы были в момент преступления?
– Я… я был дома, спал… Жена подтвердит…
Бессонов обладал безошибочным чутьем. Вряд ли Сорокин, уже двадцать лет возглавлявший музей, имеет отношение к краже. Тем не менее следователь сказал:
– Мы разберемся. С вас, как важного свидетеля, возьмут подписку о невыезде… Но почему посох? Что в нем особенного?
Сорокин потупился и начал туманно разглагольствовать. Директор, видите ли, теряется в догадках, но сыщик видел: он пытается увести разговор в сторону. Говорил о подделке, малоценном экспонате, однако посчитал своим долгом призвать следствие найти грабителя и вернуть важный для миропонимания предмет. Бессонов подивился, но промолчал.
Получив показания немногочисленных свидетелей, следователь направился в больницу, где, как ему сообщили, Фирсов пришел в себя после операции. Старик, опутанный проводами и трубками, лежал один в просторной палате интенсивной терапии, окруженный аппаратами искусственной вентиляции легких, передвижного рентгена и УЗИ. Пациент слаб, но говорить мог, и в интересах следствия его нужно допросить немедленно.
– Алексей Михайлович, здравствуйте! Я следователь Бессонов. Вы можете говорить?
– Слушаю вас…– слабым голосом проговорил раненый.
– Кто открыл витрину?
– Грабитель.
– Но доступ по биометрическим параметрам имели только вы и директор Сорокин!
– Грабитель Михеев Борис… Это он устанавливал в музее оборудование защиты экспозиционных ценностей… У него на лбу появилось темное пятно в виде звездочки… на руке браслет… Думаю, это панель управления…
– Почему он забрал только посох?
– Не знаю… Нужно вернуть… Беда грозит всем…
Закрыв глаза, пациент впал в забытье. Следователь покинул больничную палату.
В своем кабинете Бессонов изучал протоколы, показания свидетелей, дело Михеева – искал зацепки. Выяснилось, что Борис Михеев, высококлассный айтишник, названный стариком грабителем, погиб три года назад. «Странно, – подумал Николай, – смотритель либо сам замешан в краже, либо сошел с ума». А браслет на руке грабителя? Старик утверждает, что это панель управления…
Следствие принимало все более непредсказуемый характер. Зазвонил телефон: сыщика вызывали к начальнику.
– Вот что Николай… – проговорил полковник Харитонов, когда подчиненный сел напротив него.
У Бессонова екнуло сердце: «Ну началось», но уловив в голосе начальника нотки горечи, насторожился.
Полковник продолжил:
– Экспертиза нашла на ноже, которым был ранен смотритель, не только его кровь, но и следы крови другого человека…
– Роман Андреевич, – осторожно спросил Николай, – личность второго установлена?
Полковник молчал. Он положил перед следователем протокол. Бессонов углубился в чтение, затем поднял на начальника недоверчивые, яростные глаза:
– Полковник, ты специально провоцируешь меня на скандал?!
– Товарищ майор, держите себя в руках!
Бессонов взорвался:
– Сочинили вздор, чтобы позлить или разыграть меня?! Признавайся, полковник, все нарочно подстроено! Наверное, потешаетесь всем отделом?!
Начальник вернул себе выдержку:
– Николай успокойся… Криминалисты перепроверили трижды.
В протоколе было черным по белому написано, что кровь второго человека принадлежит Насте, жене Бессонова.
Они сидели молча и смотрели друг другу в глаза. Наконец Харитонов произнес:
– С высокой степенью вероятности можно считать, что убийство твоей жены раскрыто.
На Николая навалились тоска и невыносимая тяжесть вины. Не уберег он Настю. Умея мыслить, как преступник, он всегда угадывал очередной шаг злодея, но не смог предвидеть и предотвратить гибель жены. За что ее убили? Месть мужу или она что-то обнаружила? Он, Бессонов, должен расшибиться в лепешку и выяснить причины, вскрыть мотив, расследовать обстоятельства, искупить свой грех. Впервые зародилась мысль: оба преступления – убийство жены и похищение посоха – связаны. Следователь дал сам себе клятву: во что бы то ни стало дознаться правды, докопаться до истины.
Музейный смотритель Фирсов пошел на поправку. В обычной палате под охраной полиции он сидел и пил чай. Вошел Бессонов:
– Здравствуйте, Алексей Михайлович! Как самочувствие?
– Николай Валерьевич, с Божьей помощью все наладится. У следствия есть подвижки?
Сыщик смотрел на морщинистого старика и пытался уяснить, насколько глубоки проблемы психического расстройства у этого человека. Он выложил:
– Михеев умер три года назад…
– Знаю. Я был на похоронах. Там присутствовала его бывшая жена и несовершеннолетний сын.
– Значит, он не мог напасть на вас…
– Уверяю, это был он! Мы хорошо знакомы, полгода вместе строили систему защиты музейных ценностей.
– Его тело эксгумировали. Экспертиза установила, что это Михеев…
– Вот как… – раздосадованный старик озадаченно наморщил лоб. – Может, близнец или клон?..
Следователь пристально всматривался в лицо Фирсова:
– Насчет клона не уверен… Алексей Михайлович, вы что-то скрываете от меня.
– Я рассказал все, что знаю… – старик демонстративно отвернулся.
Бессонов решил зайти с другой стороны:
– Нож… Поведайте мне судьбу этого предмета! – следователь достал прозрачную упаковку для улик с ножом и показал старику.
Смотритель глянул; подняв глаза на сыщика, проронил: