Канцлер знал неудержимую отвагу короля и не сомневался, что он готов это сделать. С другой стороны, он знал, что если король что-нибудь решит, то никакие уговоры не помогут. А потому Оссолинский сразу не стал противиться, даже одобрил мысль, но советовал не спешить, говорил, что это можно сделать завтра или послезавтра, а между тем могут прийти благоприятные вести. Каждый лишний день будет усиливать замешательство черни, истомленной поражениями под Збаражем и тревожимой вестями о приближении короля. Мятеж может растаять в лучах королевского величия, как снег от лучей солнца, но на это надо время. В руках короля спасение всей Речи Посполитой, и потому он не должен подвергать себя опасности, тем более что в случае несчастья збаражские войска неминуемо погибнут.
– Делайте, что хотите, лишь бы у меня завтра были сведения.
И опять воцарилось молчание. За окном стояла огромная золотистая луна, но в комнате потемнело, так тускло горели свечи.
– Который час? – спросил король.
– Скоро полночь, – ответил Радзейовский.
– Я не буду спать эту ночь. Объеду лагерь, и вы поедете со мной. Где Убальд и Арпишевский?
– В лагере. Я пойду сказать, чтобы подали лошадей, – сказал староста.
И он приблизился к дверям; вдруг в сенях послышалось какое-то движение, оживленный разговор, отголоски торопливых шагов, наконец, двери раскрылись настежь, и в комнату, запыхавшись, вошел Тизенгауз, приближенный короля.
– Ваше величество, – воскликнул он, – прибыл офицер из Збаража. Король вскочил с кресла, канцлер тоже, и у обоих вырвался возглас:
– Не может быть!
– Точно так! Он стоит в сенях!
– Давайте его сюда! – воскликнул король, хлопнув в ладоши. – Ради бога, давайте его сюда!
Тизенгауз исчез в дверях, и через минуту вместо него на пороге появилась какая-то высокая незнакомая фигура.
– Ближе, мосци-пане, – сказал король, – ближе! Мы рады тебя видеть!
Офицер подошел к самому столу, и при виде его король, канцлер и староста ломжинский отступили в изумлении. Перед ними стоял какой-то страшный человек, чуть не призрак; изодранная одежда еле закрывала его исхудалое тело, лицо было посиневшее, запачканное кровью и грязью, глаза горели лихорадочным блеском, черная всклоченная борода спускалась на грудь; трупный запах шел от него, а ноги так дрожали, что он должен был опереться на стол.
Король и оба вельможи смотрели на прибывшего широко раскрытыми глазами. В эту минуту распахнулись двери, и в залу вошло множество сановников – военных и гражданских: генералы Убальд, Арцишевский, литовский подканцлер Сапега и другие. Все стали за королем и с удивлением смотрели на офицера. Король спросил:
– Кто ты?
Несчастный раскрыл рот, хотел говорить, но судорога свела челюсти, подбородок задрожал, и он с трудом прошептал:
– Из… Збаража.
– Дайте ему вина, – раздался чей-то голос.
В одно мгновение ему подали кубок вина, который прибывший выпил с усилием. Между тем канцлер скинул с себя плащ и покрыл им офицера.
– Теперь можешь говорить? – спустя некоторое время спросил король.
– Могу, – уже более твердым голосом ответил рыцарь.
– Кто ты?
– Ян Скшетуский… гусарский поручик.
– На чьей службе?
– Воеводы русского. По зале пронесся шепот.
– Что слышно у вас? Что слышно? – лихорадочно спрашивал король.
– Нищета… голод… могила… Король закрыл глаза.
– Боже! Боже! – проговорил он тихим голосом. И, помолчав, спросил: – Долго ли еще можете продержаться?
– Пороху нет. Неприятель…
– Много его?
– Хмельницкий… Хан со всеми ордами.
– Хан там?
– Да.
Настало глухое молчание. Присутствующие переглядывались, но неуверенность отразилась на всех лицах.
– Как же вы могли выдержать? – спросил канцлер с сомнением в голосе.
При этих словах Скшетуский поднял голову, точно новая сила влилась в него, и ответил неожиданно сильным голосом:
– Двадцать штурмов отбито, шестнадцать битв в открытом поле выиграно и семьдесят пять вылазок.
И снова настало глухое молчание.
Вдруг король выпрямился, встряхнул париком, как лев гривой, на желтоватое лицо выступил румянец, глаза загорелись огнем.
– Клянусь Богом, – крикнул он, – довольно с меня этих советов, этого бездействия, этого выжидания! Есть хан или нет его, пришло ли ополчение или не пришло – довольно! Мы сегодня двинемся под Збараж.
– Под Збараж! Под Збараж! – повторило несколько сильных голосов.
Лицо прибывшего просияло, как заря.
– Ваше величество, – проговорил он – с вами жить и умереть!
При этих словах благородное сердце короля растаяло как воск, и он, не обращая внимания на отвратительный вид рыцаря, обнял его и сказал:
– Ты мне милее, чем иные в шелках и бархате. Клянусь Богоматерью, менее достойных награждают староствами. Знай же, что то, что ты совершил, не останется без награды. Не возражай, я – твой должник!
И другие стали повторять вслед за королем:
– Не было еще более великого рыцаря, чем он!
– Он и между збаражскими первый!