Росмерcхольм

Ребекка. Слыхала. Но это, кажется, давно было, задолго до того, как я сюда приехала.

Мадам Хельсет. Еще бы! Он тогда совсем еще был молоденький. И ей-то бы впору было быть поумнее его. Он было и жениться на ней собирался. Да куда! Разве позволили? Ну и солоно же пришлось ему потом, поплатился за это… А потом он вдруг как-то в гору пошел. Теперь, говорят, многие ходят к нему на поклон.

Ребекка. Да, маленькие люди охотнее всего прибегают к нему со своей бедой.

Мадам Хельсет. Ну, пожалуй, и не одни маленькие…

Ребекка(украдкой поглядывая на нее). Разве?

Мадам Хельсет(около дивана, усердно обмахивая метелкой и вытирая пыль). Пожалуй, и такие, на каких ни за что никто и не подумал бы, фрекен!

Ребекка(возясь с цветами). Ну, это вам только так кажется, мадам Хельсет. Вы же не можете знать ничего такого наверное.

Мадам Хельсет. Вот как? Фрекен думает, что не могу? А вот могу. Коли на то пошло, так я сама раз носила письмо Мортенсгору.

Ребекка(оборачиваясь). Да неужели?

Мадам Хельсет. Право. И письмо-то было вдобавок написано здесь, в Росмерсхольме.

Ребекка. В самом деле, мадам Хельсет?

Мадам Хельсет. Ей-богу! И на такой тонкой бумаге. И запечатано самым лучшим красным сургучом.

Ребекка. И вам его доверили снести? Тогда, дорогая мадам Хельсет, не трудно угадать, от кого оно было.

Мадам Хельсет. Ну-у?

Ребекка. Разумеется, кто же это мог быть, как не бедная фру Росмер в своем болезненном состоянии.

Мадам Хельсет. Это все вы говорите, фрекен, а не я.

Ребекка. Но что же было в этом письме? Впрочем, откуда же вам знать.

Мадам Хельсет. Гм!.. Пожалуй, все-таки и это было бы возможно.

Ребекка. Так она вам сказала, о чем писала?

Мадам Хельсет. Нет, этого-то она не сказала. Но когда тот, Мортенсгор, прочел письмо, он принялся выспра-шивать меня и вдоль и поперек, ну, я и могла смекнуть, в чем было дело.

Ребекка. В чем же? Ну, милая, славная мадам Хельсет, скажите!

Мадам Хельсет. Нет, нет, фрекен. Ни за что на свете.

Ребекка. Ну, мне-то вы могли бы сказать. Мы с вами такие друзья.

Мадам Хельсет. Боже меня сохрани сказать вам хоть что-нибудь об этом, фрекен. Скажу только, что бедной больной вбили в голову очень дурные вещи и больше ничего.

Ребекка. Кто же, кто вбил ей это в голову?

Мадам Хельсет. Нехорошие люди, фрекен Вест. Нехорошие люди.

Ребекка. Нехорошие?..

Мадам Хельсет. Да; и еще раз повторю: очень нехорошие люди.

Ребекка. А кто же они, как вы думаете?

Мадам Хельсет. О, я-то знаю, что думаю. Но боже меня упаси!.. Известное дело, в городе есть одна такая особа… гм!..

Ребекка. Я вижу, вы намекаете на фру Кролл.

Мадам Хельсет. Да, она таки себе на уме. Передо мной всегда нос задирала. И вас никогда не жаловала.

Ребекка. По-вашему, фру Росмер была в полном разуме, когда писала это письмо Мортенсгору?

Мадам Хельсет. Да ведь разум – мудреное дело, фрекен. А только совсем сумасшедшей она не была, по-моему.

Ребекка. Да ведь у нее же совсем как будто помутилось в голове, когда она узнала, что не будет иметь детей. Ведь тогда еще это с ней началось.

Мадам Хельсет. Да, это ужасно расстроило ее, бедняжку.

Ребекка(берет вязанье и садится к столу). Впрочем, разве вы не находите, что для пастора это, в сущности, было к лучшему, мадам Хельсет?

Мадам Хельсет. Что было к лучшему?

Ребекка. Да вот, что у них не было детей. А?

Мадам Хельсет. Гм!.. Вот уж не знаю, что и сказать на это.

Ребекка. Да поверьте, что так. Для него это было к лучшему. Пастор Росмер не такой человек, чтобы ходить да слушать тут детский писк.

Мадам Хельсет. В Росмерсхольме детки не кричат, фрекен.

Ребекка(смотрит на нее). Не кричат?

Мадам Хельсет. Нет. Тут в доме никогда этого не бывало, чтобы детки кричали, – сколько люди помнят.

Ребекка. Вот странно.

Мадам Хельсет. Не правда ли? Но такой уж род. И еще одна странность есть. Пока малы – не кричат, а как подрастут – не смеются. Никогда не смеются. Всю жизнь.

Ребекка. Вот удивительно…

Мадам Хельсет. Разве фрекен слыхала когда-нибудь, хоть раз, чтобы пастор смеялся?

Ребекка. Нет… как подумаю, так готова поверить, что вы правы. Да и вообще здесь, в ваших краях, люди не очень-то много смеются, мне кажется.

Мадам Хельсет. Да. Говорят, что начало этому положено в Росмерсхольме. Отсюда уж кругом разошлось, словно поветрие какое.