Жемчужина Востока

– Ты явился сюда в нужный момент. Уж не христианин ли ты? Не бойся сознаться мне в этом: у меня есть близкие друзья среди христиан, и я никому не желаю зла, а тем более христианину!

– Я ничего не боюсь, благородный Марк! Дни царствования Нерона миновали. Я Кирилл, епископ христианского братства в Риме. И пришел сюда, чтобы, если ты пожелаешь, преподать тебе утешение нашей веры.

– Прекрасно! – согласился Марк. – Но какую плату возьмешь ты за это преподавание мне новой религии?

– Откажись, господин, если предложение мое тебе не по душе, но не обижай меня. Я не продаю за деньги учение Христа и Господа моего.

– Прости меня, – сказал Марк, – я не хотел оскорбить тебя, но я знавал немало священнослужителей, которые брали деньги за свои услуги! Правда, они были не вашей веры. Скажи, кто говорил тебе о Марке, направил тебя сюда?

– Некто, к кому ты был великодушен и благороден в своем поведении! – ответил Кирилл.

– Неужели?! Неужели?!

– Да, та, о которой ты думаешь… Не тревожься за нее: она и спутница ее теперь под моим покровительством и под защитой братьев ее во Христе. Пока что им не грозит никакая опасность. Утешься этим и не старайся узнать больше! Не благодари меня за нее: оказать помощь и покровительство нуждающимся в них – наш долг и наша отрада!

– Ах, друг Кирилл! – воскликнул Марк. – Ей грозит страшная опасность! Я только что узнал, что соглядатаи и шпионы Домициана разыскивают ее по всему городу, подстерегая на всех перекрестках. Пусть она бежит из Рима в Тир, там у нее есть друзья и имущество!

Кирилл отрицательно покачал головой.

– Я уже сам думал об этом! Но всем должностным лицам в портах и гаванях отдано строжайшее предписание ревизовать все пассажирские суда и при малейшем сходстве любой женщины с Жемчужиной Востока задерживать и возвращать немедленно в Рим.

– Неужели же нет никакой возможности увезти ее из Рима? – с тоской спросил Марк.

– Я знаю только одно такое средство, но оно стоит слишком дорого, а мы, христиане, недостаточно состоятельные люди. Надо купить на имя какого-нибудь известного купца небольшую галеру и, снарядив ее, загрузить товаром, пользующимся сбытом в Сирии, и ночью посадить девушку на это судно!

– Подыщите-ка такую галеру и надежных людей, друг Кирилл, а деньги я достану! – воскликнул с жаром Марк.

– Постараюсь!

– Ну а теперь научи меня вере, друг Кирилл. Расскажи о вашем Боге, столь далеком от нас, бедных смертных. Но, в сущности, столь близком к каждому из верующих, что мы почти ощущаем его присутствие!

И епископ Кирилл принялся толковать римлянину истины христианского учения и беседовал с ним, пока не настало время запирать тюремные ворота.

– Приходи ко мне опять, друг Кирилл! – попросил, прощаясь с ним, Марк. – Мы снова побеседуем с тобой!

Четыре дня спустя епископ Кирилл опять навестил Марка, сообщив, что Мириам здорова и невредима и шлет ему привет. Он, Кирилл, отыскал некоего грека по имени Гектор, бывшего капитана судна, который намеревался отплыть в Сирию с грузом товаров. Гектор этот христианин и вполне надежный человек. Он набирает экипаж для судна из христиан и евреев. Он подскажет, какую из галер приобрести за сравнительно скромную цену. Возможно, это «Луна».

Кроме этого, епископ Кирилл сообщил Марку, что Галл и его жена Юлия, полюбив Мириам, как родную дочь, решили покинуть Рим вместе с ней и поселиться где-нибудь в Сирии, обратив все свое имущество в деньги.

Узнав от епископа, сколько на все это потребуется денег, Марк призвал своего верного Стефана и приказал вручить всю требуемую сумму полностью судовому плотнику Септиму, получив с него расписку. Старый слуга выразил полную готовность, полагая, что эти деньги пойдут на выкуп его господина.

Покончив с этим делом, Кирилл и Марк продолжили беседу о вопросах веры. Так усердный слуга Господен раза два-три в неделю приходил к заключенному, преподавая учение Христа. Марк внимал ему с великим благоговением и умилением.

Тем временем судно «Луна» было приобретено, снаряжено и готовилось к отплытию. Оно стояло на якоре в Остии. Приготовления его ни в ком не возбуждали ни малейшего подозрения, так как все полагали, что это частное коммерческое предприятие грека Гектора. Он известен всем как смелый и опытный торговый человек. Даже сама Мириам не знала в то время, что и судно, и товары приобретены на деньги Марка, который просил ничего не говорить ей. Одна Нехушта догадывалась об этом, но и она не выдавала этой тайны.

Прошло целых два месяца. Марк все еще томился в своей тюрьме, так как Тит еще не вернулся в Рим. «Луна» готовилась выйти в море на следующей неделе. Галл и Юлия, уладив свои денежные дела, уже покинули Рим. Они ждали в Остии Мириам с Нехуштой, которые должны были прибыть тайно ночью, перед самым отплытием судна. К этому времени Марк уже стал христианином в душе, но все еще не решался принять крещение.

Глава XXVIII

Последнее свидание

Даже Домициан уже устал разыскивать и преследовать несчастную Жемчужину Востока, только Халев продолжал так же страстно и неутомимо свои поиски. Если Мириам осталась в Риме, полагал он, то она будет хоть изредка посещать своих друзей Галла и Юлию. Дом их денно и нощно сторожили нанятые им шпионы, выслеживающие всех входящих и выходящих, но напрасно. Юлия и Мириам виделись только в катакомбах, в часы молитв, а туда Халев и его соглядатаи не могли проникнуть. Когда Галл и его жена покинули Рим и временно переселились в Остию, ожидая отплытия «Луны», Халев последовал за ними, но, убедившись, что Мириам нету там и следа, вернулся снова в Рим. Он совершенно случайно открыл ее убежище.

Выбирая для себя художественной работы светильник у одного из лучших торговцев, Халев случайно наткнулся на вещь необычайной красоты: этот светильник представлял собой две сплетенные финиковые пальмы, вершины которых расходились. В этой вещи Халев смутно чувствовал нечто родное и знакомое. Неизвестный мастер изобразил у подножия пальм большой плоский камень. И тут же протекала вода. В его мозгу разом воскресло воспоминание о далеких берегах Иордана: он узнал этот плоский камень, на котором мальчиком просиживал целые вечера бок о бок с Мириам. Там они ловили рыбу на удочку. Да, да… вот подле камня лежит и рыба!

– Этот светильник нравится мне! – сказал он торговцу. – Я беру его, но скажи, друг, кто сделал его?

– Этого я не могу сказать тебе, господин! – отвечал купец. – Мы получаем эти вещи оптом от одного посредника, по слухам, епископа христиан, у которого работает много его единоверцев в рабочем квартале Рима!

Уплатив за купленную вещь, Халев прямо от торговца направился в ремесленный квартал и здесь разыскал мастерскую художественных светильников, сосудов и т. п. Но, увы, он явился слишком поздно: рабочие уже разошлись, и мастерские запирали. Тем не менее от одной девушки, закрывавшей двери какого-то рабочего помещения, он узнал, что художница, изготовившая светильник, который он держал в руках, живет в смежном доме, на третьем этаже, под самой крышей. Вероятно, ее можно теперь застать дома!

Поблагодарив девушку, Халев поспешил подняться на третий этаж указанного дома и, остановившись на узкой темной площадке, увидел перед собой неплотно притворенную дверь, из-за которой пробивалась наружу узкая полоса света. Подкравшись к этой двери, Халев увидел Мириам, стоящую у маленького низкого окошка в белой праздничной одежде, и Нехушту, которая, согнувшись над огнем очага, готовила ужин.

– Подумай только, Ноу! – радостно говорила девушка. – Ведь это наша последняя ночь в этом ненавистном городе! Завтра вместо душной мастерской – простор безбрежного моря… и палуба «Луны»…

– В уме ли ты, госпожа, что говоришь так громко о таких вещах? – одернула ее старуха.

Тут Халев порывистым движением распахнул дверь и вошел в комнату.

– Кто мог думать, Мириам, что, расставшись у Врат Никанора в Иерусалиме, мы встретимся с тобой здесь, а с тобой, Нехушта, на торге в Форуме?! – обратился он к испуганным женщинам.

– Халев, зачем ты пришел сюда? – спросила Мириам упавшим голосом, словно предчувствуя беду.

– Я пришел заказать второй экземпляр этого светильника, сделанного твоими руками! – начал было он.

– Не лукавь, злой коршун! – воскликнула Нехушта. – Ты пришел, чтобы схватить свою добычу и повлечь ее на позор и унижение, от которых она ушла!

– Не всегда я был злым коршуном для нее! Вспомни осаду Тира, вспомни Врата Никанора. Теперь я пришел вырвать ее из когтей Домициана!

– И захватить ее в свои! – воскликнула Нехушта. – О, ты не обманешь меня! Я все знаю! И о твоем уговоре с Сарториусом, дворецким Домициана: у нас, христиан, везде есть глаза и уши… Знаю, что ценою жизни купившего ее ты хотел получить невольницу, знаю, как ты клятвой скрепил клевету, позорящую честь твоего соперника, и как ты, словно коршун, выслеживал свою добычу, чтобы вцепиться в нее своими когтями!.. Она беспомощна и беззащитна, да, но за нею стоит некто сильный. Пусть гнев его обрушится на тебя!

– Молчи, злая женщина! – воскликнул Халев. – Если я много грешил, то потому только, что много любил…

– И еще больше ненавидел! – докончила Нехушта.

– О, Халев, если правда, что ты говоришь, зачем же ты так жесток ко мне и так безжалостен? – умоляюще произнесла Мириам. – Ты знаешь, что я не люблю тебя той любовью, о какой ты мечтаешь, и не могу полюбить. Знаешь, что сердце мое уже не принадлежит мне! Неужели ты хочешь сделать меня жалкой невольницей, меня, товарища твоего детства, подругу твоей юности! Оставь же меня в покое, не преследуй меня!..

– Оставить тебя, чтобы ты уплыла на галере «Луна»?

– Ну да! – решительно подтвердила девушка, хотя внутренне содрогнулась при мысли, что ему все известно. – Ведь много лет тому назад ты клялся, что никогда не навяжешь мне себя насильно, против моей воли! Зачем же ты теперь хочешь нарушить эту клятву, Халев?

– Я клялся также, что плохо придется тому человеку, который встанет между тобой и мной, и не намерен нарушать этой клятвы! Отдайся мне добровольно, Мириам, и спаси этим своего возлюбленного Марка. Если же ты откажешься, то я предам его смерти. Выбирай же между мной и его жизнью!

– Разве ты подлец, Халев, что предлагаешь мне подобное?

– Называй как хочешь, но решай сейчас же!

Мириам в порыве отчаяния всплеснула руками и подняла глаза к небу, словно прося помощи свыше. Затем глаза ее вспыхнули огнем внезапной решимости, и она твердо произнесла: