Самая длинная ночь

***

Всеволод Иванович отпустил девушку-эксперта дальше нести службу следом за районным оперативником, расписаться в протоколе, та всегда успеет, а держать ее здесь из-за автографа, он не видел смысла. Он также дал указание разъезжаться ответственным от руководства и оперативникам, договорившись, что те откопируют необходимые им материалы вечером этого же дня. В итоге он оставил себе в подчинение лишь сотрудников патрульно-постовой службы, да и те были ему нужны лишь на всякий случай.

Всеволод Иванович сел на одну из имевшихся в гараже табуреток у верстака и задумался. Затем покопался в уже не маленьком материале и нашел написанный Алиной Дитмар протокол осмотра места происшествия. Его содержание вполне устроило, оно было даже чересчур полным и приторным. В нем аккуратненьким почерком молоденькой девчушки было описано буквально все и имеющее и не имеющее отношение к делу. Банки, склянки, верстаки, не обгоревшие и обгоревшие полки, следы на полу, следы на стенах, вещи, большой напольный шкаф размером два на два метра, который со слов следователя был пуст, и в нем висела лишь пара рабочих халатов, обстановку на десять метров вокруг гаража… Всеволод Иванович улыбнулся, какая все-таки эта Алина Дитмар– молодец. Надо будет подумать о ее судьбе, и, возможно, привлечь в каком-нибудь грядущем расследовании, которых он был уверен будет еще очень много. На покой было откровенно рановато.

Единственным изъяном составленного протокола было отсутствие описания трупа, но девушка, по всей видимости, ждала судебного медицинского эксперта, да, и по ощущениям, пожилого следователя попросту опасалась на него смотреть. Всеволод Иванович не боялся вообще ничего. Тело погибшей зияло черно-белым пятном, как в гараже, так и в протоколе, и Всеволод Иванович начал свое описание.

«Объектом осмотра является труп женщины предположительно гражданки Российской Федерации Япуряну Анны Александровны, расположенный по адресу… в гараже номер… гаражного кооператива… Труп обладает худощавым телосложением, рост около ста пятидесяти – ста пятидесяти пяти сантиметров, кожный покров белый, возраст по внешним признакам – около сорока лет. Труп лежит в естественном положении на спине, ноги и руки раскинуты в стороны. Труп фактически полностью обнажен, лежит на обрывках пуховой розовой куртки и серой блузы, в которую предположительно был одет, на ногах в районе ступней обрывки капроновых колгот, черные носки, зимние черные ботинки. Обстановка: вокруг трупа относительно точки осмотра: налево по диагонали от входа в гараж – обугленный матрац и очаг предполагаемого возгорания, направо по диагонали ко входу бытовая утварь и инструмент. Труп расположен в центре гаража, ближе к левой стене относительно направления осмотра. Расстояние до левой стены два метра, расстояние до правой стены три-четыре метра, расстояние до входа в гараж пять-шесть метров. Под трупом на обрывках одежды видны бурые пятна в форме засохших луж, предположительно кровь. Имеются многочисленные, идущие от входа в гараж до трупа, подтеки бурого цвета. По характеру трупных пятен и трупного окоченения предположительным временем смерти можно считать промежуток времени от двух до пяти утра сегодняшнего числа. Голова трупа имеет термические повреждения до обугливания в затылочной части, отсутствуют уши, кожа головы, волосы. Выжжены глаза. Кости черепа с задней части головы имеют серо-черный цвет, вызванный термическим воздействием. На шее в районе горла у трупа обнаружена рваная резаная рана в форме неровной линии длиной около 10 сантиметров, нанесенная слева направо относительно осмотра неустановленным колющим предметом. Также на шее обнаружен металлический крестик на веревке размером около двух сантиметров со следами вещества бурого цвета. У трупа перерезана шейная артерия, что могло служить причиной смерти. На груди имеются многочисленные кровавые подтеки идущие от раны на шее, в районе сердца, на левой молочной железе обнаружена травма, вызванная термическим воздействием. Рана имеет форму черно-фиолетового струпа, имеет диаметр около семи – десяти сантиметров, на ране обнаружены обугленные тканевые волокна. …Ниже на туловище жертвы в районе желудка на коже также имеется обугленная черная рана с большим нарушением кожных покровов в форме кляксы от грудины до пупа, вызванная термическим воздействием, уходящая внутрь туловища погибшей. Похожие менее глубокие раны имеются на ногах в верхней части обоих бедер. На ягодицах также обнаружены глубокие ожоговые очаги, прогоревшие до костей погибшей. Левая относительно осмотра, правая относительно жертвы рука полностью обуглена. Половые органы без видимых повреждений. Противоположная рука имеет засохшие в форме кляксы и струй бурые подтеки, под ногтевыми пластинами обнаружены следы вещества бурого цвета, температура трупа…»

Всеволод Иванович спокойно дописал протокол, закурил сигарету и вызвал «труповозку[12 - Труповозка – профессиональный жаргон, специальный автомобиль для перевозки трупов с места происшествия, преступления в морг]» для доставки трупа в Бюро судебно-медицинской экспертизы. Он хотел бы как-то резюмировать преступление, проявить хоть какие-то чувства по отношению к жертве: раздражение, сострадание, боль, да все, что угодно, но наряду со всеми имеющимися, одним из многих его достоинств и проклятий одновременно было то, что он уже много лет был на это не способен. Он дал указание патрульно-постовым дождаться автомобиля СМЭ[13 - СМЭ – судебно-медицинская экспертиза], опечатать гараж, а сам, надвинув шляпу на лоб, отправился к своему автомобилю, и уже через пять минут, невзирая на промозглый дождь, усиливающийся ветер, и неожиданно выпавший снег, мчался по мрачным спальным улицам города Москвы в сторону Арбата. Сегодня у него было еще колоссально много работы.

***

Остап, зашедший в свою однокомнатную и почти пустую берлогу около пяти часов вечера, не нашел в себе сил ни на душ, ни на кофе, однако, как только его голова прильнула к подушке, он обнаружил, что уснуть категорически не может.

Мысли блуждали от обещанной убойщиками бутылки Бурбона к незакрытым материалам на работе, от того насколько он не хочет завтра на работу к мыслям о стоящей посреди гаража на четвереньках Олесе, наконец – от обезображенного ожогами трупа до пива, стоящего в холодильнике. Вскоре, он не выдержал и со слипающимися глазами побрел, шаркая босыми ногами по облупившейся коричневой краске пола на кухню. В холодильнике помимо пива он обнаружил еще четверть бутылки дешевого, но сердитого «Black and White», и решил, что сейчас виски подойдет ему лучше пива. Несмотря на усталость, ему хотелось выть от тоски: от одиночества, от несправедливости, от жалости к себе, с которыми он ничего не мог поделать. За грудой мышц, за бравадой слов, за щитом эгоизма и за ничего не выражающими белесо-серыми глазами, скрывался маленький скукожившийся похожий на кузнечика человечек, сидевший в экзоскелете человеческой плоти и чувствовавший себя инопланетянином в этом городе. Он прошел в ванную к единственному в квартире зеркалу. На него уставился темноволосый, короткостриженый, скуластый мужчина с бесцветными, похожими на темную линию губами, тонким искривленным в драках носом, и сетью морщин под глазами и на лбу, сами глаза были испещрены сетью красных капилляров от чего белков фактически не было видно. Для пущей брутальности, не хватало только щетины, и Остап бы хотел на маневр любимых героев детства оной обладать, но та росла клоками и не везде, от чего, если он не брился, то становился похожим на спившегося аристократа.

Допив бутылку, Остап, разумеется, не остановился, и пошел в «К&Б» возле дома, служивший маяком его спокойствия, за второй. А потом уже с бутылкой, потягивая ее из горла, и изредка запивая колой, с подключенного к телевизору компьютера он смотрел сначала винтажную порнографию, потом «Клан Сопрано», а затем и вовсе «Дневник Бриджит Джонс», под который и уснул, сидя на диване с остатками виски в руках. День подошел к концу, город засыпал.

***

Черт не торопился домой, вернее сегодня днем он там уже был, но в силу произошедших событий, усидеть на месте не мог, его разрывало на части. Внутреннее чутье, звук шагов и реакция по неведомым причинам вывело его из гаража раньше, (а ведь не зря, ох не зря!) и он лишил себя счастья наблюдать за полыхающим пожаром, который одновременно был и последним памятником для несчастной жертвы, и рождением прекрасного феникса его воспоминаний, самых трудных и сладостных воспоминаний детства.

Он фактически был опустошен, ноги не слушались, тело ныло, а беззащитная душа выла, ведь он – Черт! Трусливо сбежал, ретировался, как шелудивый хорек, застигнутый хозяевами в курятнике. Со злости он был готов начать топать руками и ногами, забиться в конвульсиях на полу, но понимал, что в баре, где он обжигал стаканчиком виски свое иссушенное горло, это было совсем не уместно. Его трясло от ненависти к себе с одной стороны, но будоражило от желания посмотреть хотя бы следы своего триумфа, подобно отцу, потерявшему своего ребенка и теперь рассматривающему лишь его фотографии в надежде все поменять. Он допил стакан виски и бросил на стол триста рублей в качестве оплаты. Сегодня все еще опасно, а вот завтра, завтра он обязательно отправится туда, где уже был, туда, на могилу своего не рожденного произведения искусства, на Восток Москвы.

***

Остап проснулся (по личному ощущению от собственного храпа) в той же позе, что и заснул, сидя на диване и запрокинув голову на его вертикальную подушку. Рот был открыт, от чего вся правая сторона нижней челюсти была в слюне. Бутылка с остатками виски, в какой-то момент, его сна, видимо, выпала из руки, и теперь с немым упреком лежала на полу в лужице собственного содержимого. Времени было половина девятого утра, и Остап понимал, что даже без учета душа, он не успеет на оперативное совещание, а в таком состоянии его и вовсе могут отправить на освидетельствование, а потом уволить с позором из органов внутренних дел. Его шея невыносимо затекла, а голова была подобна пушечному ядру, как по массе, так и по способности взорваться при ее неосторожной транспортировке. Он с трудом поднялся на ноги, поставил севший мобильный телефон на зарядку, а сам пошел в душ, где через силу около пяти минут стоял под ледяными, карающими, как меч божий, струями немилосердной воды. По выходу из душа (времени было без десяти девять), Остап включил на ноутбуке специально для таких вещей сделанную запись гула двигателя на автомобиле и, склонившись над источником звука, позвонил своему начальнику по прозвищу «МММ»:

– Максим Михайлович, я опоздаю, в пробке застрял, еду, через десять минут буду.

– Нарываешься, Сомов, я тебя прикрою, но это последний раз, и чтобы к внутренней оперативке по материалам в полдесятого, ты был, как штык, все ясно? – последние слова МММ скорее каркнул нежели сказал.

Остап понимал, что к половине десятого скорее всего не успеет проехать и полпути, но злить Максима Михайловича еще больше и ставить того перед этим грустным фактом, не рискнул, ведь в последнее время, начальник был зол на оперативника, и без того. В результате их небольшого недопонимания Остапу расписывались, как правило, поганые, и проблемные материалы проверок, от которых прямо-таки разило «висяками[14 - Висяк – Нераскрытое преступление (т. н. «глухари» или «висяки») – это преступление, уголовное дело по которому было приостановлено и сдано в архив («заморожено»), ввиду невозможности установления личности виновного в преступлении. Ежегодно во всех странах мира остаются нераскрытыми тысячи преступлений. Нераскрытые преступления становятся объектом внимания общественности, СМИ и «городских легенд».]», недовольством прокуратуры и жалобами.

Остап положил трубку, и, проверяя мессенджеры, увидел три пропущенных звонка и наполненное щенячьими извинения сообщение Марины в ватс-аппе. Девушка всегда писала текст одним сообщением, то есть категорически ненавидела, когда мысль в том же ватс-аппе выражалась по слову столбиком из десяти месседжей. Ее сообщение гласило:

<Прости, Чикаго! Я уже в курсе какую свинью тебе подсунула, (смайл поросячьего пятачка) приедешь, расскажешь, все равно МММ с суток до внутренней оперативки не отпустил, сука. Будет за материалы (смайл с тремя капельками), в общем до встречи, еще раз не серчай, с меня (смайл бутылки и несколько сердечек, разных по цвету)…>

«Чикаго» – так называла Остапа только Марина. Он всегда испытывал непонятное тепло от ее сообщений, хоть и затащить в постель ее на сегодняшний момент ни разу не получилось. Его, во многом удивляло поведение Марины. Насколько этот человек был немногословен и скован в жизни, настолько же он был открытым в сетевом общении. Гигантские сообщения, кучи смайлов, переписки по полночи – это все была Марина Халитова. Хотя до сегодняшнего дня, пообщаться с Мариной ближе чем через столик в кафе у Остапа не вышло, он видел, что девушка, оставшись наедине, может раскрыться подобно бутону холодного, но красивого цветка.

Уже натягивая джинсы, Остап улыбнулся и скорее для порядка, нежели ставя реальную цель, отправил Марине сообщение:

<Может разопьем (смайл бутылки) ее вместе, тогда считай, будешь реабилитирована?>

<Ой, все… (смайл, закатывающий глаза)>

***

Разумеется, ни душ, ни кофе, купленный в «Макавто», не спасли Остапа; во рту по ощущениям, неожиданно образовалась Сахара (или, что было вернее исходя из ощущений – насрала стая бездомных собак), в голове звучали танковые канонады, внутреннее состояние было под стать внешнему: он сам себе напоминал выставленное на солнцепеке пугало, облепленное орущими воронами.

Свой старый «Фольсваген Гольф» на стоянке отдела, он припарковал, около «без пяти десять», потратил пару минут на сигарету и освежение ротовой полости посредством закидывания в нее четырех термоядерных жвачек, и как раз в десять, на ходу снимая шляпу, вошел в логово «МММ», расположившееся на втором этаже фактически в самом конце здания отдела внутренних дел напротив кабинета начальника.

В кабинете Максима Михайловича пахло потом и тревогой. На видавших виды стульчиках, расставленных вдоль стен, как птицы на жердочках сидели оперативники – личный состав отделения уголовного розыска. В дальнем от входа краю стоял стол, за которым, скорчив гримасу, недовольного бульдога сидел Максим Михайлович Марков.

По царящему вокруг безмолвию, Остап сразу догадался, что внутреннее оперативное совещание без него решили не начинать. Сделано это было разумеется специально, чтобы поставить его в неловкое положение перед остальными ребятами, ведь, исходя из самой обычной логики, и вопреки известной пословице – Семеро ждали одного его.

Максим Михайлович Марков был руководителем отделения уголовного розыска, периодически, когда должность в очередной раз становилась вакантной, исполнял обязанности заместителя начальника отдела и имел кличку «МММ». Он внешне производил впечатление карикатурного злого шефа полиции из американских киношных детективов. Крикливый, небольшого роста с ощутимым пивным брюшком, лысоватый, все время требующий надлежащего выполнения от подчиненных своих обязанностей, в рабочее время… Желательно с нуля до двадцати четырех часов… Желательно без выходных…

МММ любил посреди дня «неожиданно» собрать личный состав и устроить взбучку по причине несвоевременных закрытий материалов и не раскрытий преступлений. Не стало исключением и сегодняшнее утро. Остап, обладая полицейской «чуйкой», старался в такие дни внезапно оказаться на «территории[15 - Оказаться на территории – работа оперуполномоченного, в основном, не связана с кабинетной работой и больше располагает к работе по адресам совершения мест преступлений, мест жительства подозреваемых, обвиняемых, потерпевших… В общем говоря, за пределами отдела полиции.]», но на любую хитрую задницу, как известно, найдется винт с резьбой.

Несмотря на свою напускную грозность и неуравновешенный местами характер, в то же самое, время Максим Михайлович всегда до последнего на всех совещаниях и во всех кабинетах совершенно искренне бился за своих сотрудников, не редко подставляясь сам. Не гнушался МММ и работой на земле, вплоть до сбора объяснений на местах происшествий. Для Остапа был удивителен тот факт, что этот полный невысокий человек, любящий посидеть на берегу с удочкой, дослужившись до пенсии и просидев на одном месте более десяти лет, не растерял азарта в работе и стремления не просто давать показатели, но и помогать людям. Несмотря на весь производимый шум«МММ» был добрым и порядочным человеком.

Сегодня же «МММ» был далек от сентиментальностей. Видимо, в очередной раз получил «нагоняй» за нарушение сроков по материалам и несвоевременную их передачу в прокуратуру и следствие, а может, недисциплинированность Остапа ему в край надоела, он причмокнул губами и непривычно спокойным для себя голосом заговорил:

– Остап Евгеньевич, объяснение по факту опоздания, чтобы после оперативного совещания оказалось у меня на столе. Вы, видимо, по-хорошему, ничего понимать не хотите…

– Сделаю, – равнодушно ответил Остап, – попав в душное помещение будки старого бульдога, он понял, что из-за выпитого накануне, в голове у него образовался какой-то вакуум, который мешал ему собрать мысли в кучу.

– А вообще, Сомов, я устал тебя постоянно покрывать. Сегодня тебя с утра Алешин требовал, а я что ему скажу? Вот что, я должен был сказать Алешину? – душа поэта, видимо, не выдержала, Максим Михайлович снизошел до такого привычного ему крика, и Остапу сразу стало как-то спокойнее.

– А зачем я Алешину?

– Да мне-то откуда знать, – взревел Марков, – что-то хотел по вчерашнему убийству выяснить, а то материалы комитетчик не дал откопировать, сказал, что ему некогда.

Остап вздохнул, сам по себе вызов к руководителю ничем хорошим обычно не заканчивался. Мрачными птицами на своих стульях на него сочувственно смотрели коллеги по отделу. В этот момент, «МММ» стал трясти свой личный состав, и Остап, дожидаясь своей очереди, принялся рассматривать своих коллег.

Возрастной седой опер Олег безучастно привалился щекой к шкафу, возле которого сидел. Оперативник выслужил пенсию лет семь назад, и каждый раз, получая новую задачу или очередной материал, грозился на пресловутую пенсию уйти, но с решением не торопился. Может быть, потому что понимал, что последующее трудоустройство в гипермаркет охранником чуть менее престижно нежели нынешняя должность старшего оперуполномоченного, да и зарплата даже по сравнению с полицейской – там менее конкурентная; а может быть вне работы в органах он попросту себя и не видел. Кроме того, Олег был феноменально ленивым, но при этом отнюдь не бесталанным опером. В нем, как запах советского одеколона ощущался тот самый дух старой школы, где учителями и директорами были лучшие постперестроечные оперативники, часть из которых сделала карьеру в борьбе с бандитизмом, а часть, к сожалению, давно съедена червями, и ограды на их могилах пребывают в запустении и забвении.

Несмотря на лень и ворчливость, Олег за годы службы обзавелся неплохой агентурной сетью, которая хоть и со сбоями, но работала, выдавая удивительные результаты. Так, пришедший по первому звонку наркоман вполне мог знать кто совершил разбой на другом конце района, а местная проститутка, заглянувшая к Олегу на «субботник[16 - Субботник – полицейский жаргон, девушки легкого поведения за «покрывательство» со стороны полиции зачастую оказывали услуги тем, кто должен был их ловить.]», вполне могла услышать краем уха из телефонного разговора клиентуры информацию о том, в каком гаражном кооперативе находится отстойник для похищенных автомобилей. В силу всех перечисленных обстоятельств Остап, как ни старался, не мог испытывать неприязнь к старому потрепанному жизнью и службой, но находящемуся в обойме Олегу.

Справа от него пристроился на стуле молодой белобрысый опер Максим Ребров, который сейчас весь красный пытался отбиться от «МММ». Шансов у него особых не было, потому что начальник, не стесняясь в выражениях орал на Максима, не давая тому вставить и пары слов в свое оправдание. Судя по ощущениям Остапа, Максим пришел в уголовный розыск прятаться от армии до двадцати семи лет (Ха-ха, прятаться! От армии! В уголовном розыске! Смех, да уж лучше до тридцати просидеть в подводной лодке, чем год здесь, подумал про себя Остап, а разбирался в этом вопросе он не понаслышке поскольку два года служил на границе с Китаем в местах, которые не отмечены ни на одной карте), а в итоге втянулся. В силу того, что Максим был самым молодым в коллективе, ему была вменены обязанности мотания по городам и весям с запросами, сидения под адресами в засадах, а также нудная, но важная линия взаимодействия с судами и надзорными органами. С последними, а конкретно, районным отделом прокуратуры, взаимодействие у Максима было отлажено, как нельзя лучше, и помощник прокурора Лена Петрова, коротавшая периодически с ним ночи, была лишним тому подтверждением.

Максим, как мог, скрывал данную информацию, стесняясь того, что Лена была на девять лет его старше, но шила в мешке не утаишь. Особенно, если мешок является по совместительству местным райотделом полиции. Жил Максим на другом конце города, и дорога от дома до работы кровожадным вампиром выпивала у него полтора часа жизни в один край. Не будучи местным и достаточно опытным, особой информацией о готовящихся и совершенных преступлениях Максим не обладал, однако, природная наблюдательность, расторопность и хитрость периодически давали свои плоды, и нет-нет, Максим выстреливал раскрытием какого-нибудь грабежа из магазина или похищением «палки» прямо из-под носа у участковых или вневедомственной охраны, носившей сегодня гордое название Росгвардия.

С другого края кабинета, напротив Максима и Олега, сидели Антон Кузьмич и Михаил Гончар. Два опытных опера, которые почти по всем делам таскались вместе, одинаково выглядели, одинаково бесцветно одевались и одинаково пахли по утрам перегаром, а их средний возраст укладывался в странные рамки – от двадцати двух до сорока. То есть, лет им было где-то по тридцать пять, но работа без выходных, контингент, с которым приходилось общаться, начальство перед которым приходилось отчитываться, а также алкоголь – состарили их не хуже, чем морской ветер моряка.

Впрочем, раскрытия преступлений они выдавали с завидной регулярностью и считались образцовыми сотрудниками. Для более продуктивной работы друзья – полицейские не гнушались применением кулаков, электричества и полиэтиленовых пакетов, которые иногда оказывались на головах подозреваемых, а также лечебной гимнастикой с последними, но по словам Антона такие методы работы применялись в виде исключения, в случаях, когда у напарников не было сомнений относительно личности преступника, а явка с повинной посредством простых уговоров не писалась.

Вместе с тем, оперская документация в виде дел оперативного учета и материалы, которые передавались в следствие для возбуждения уголовных дел были нарочито образцовыми, полными и аккуратными, выполненными по букве закона и требований следственных отделов. Вишенкой на торте к портрету оперативников можно было назвать то, что Антон занимал должность заместителя начальника отделения и исполнял свои обязанности на удивление профессионально и беспристрастно, не снимая с себя функций простого оперативника.

Марина Халитова. Та самая девушка, которая уговорила Остапа съездить на место происшествия вместо себя. Сегодня она выглядела намного лучше, чем вчера, глаза хоть и блестели от усталости, в них более не чувствовалось болезни, видимо, сутки выдались относительно спокойными, и девушка отпоилась чаем и «Терафлю». Вообще, Марина, в каком-то смысле, была средним арифметическим между Максимом, Антоном и Мишей. То есть нет, перегаром по утрам она, конечно же не пахла и с помощником прокурора не спала, а была хрупкой, сероглазой, красивой девушкой двадцати семи лет, но только красота ее была какой-то тусклой и невзрачной. Сравнить с такой красотой можно пейзаж поздней осени, когда сквозь мокрый чугунный асфальт, опавшие серые листья, глубокое, как стакан и тяжелое как свинец небо и тягучий звенящий воздух чувствуется сама усталость природы. Серость в облике Марины роднила ее с Антоном и Михаилом, а возраст, скромность и огромный объем работы – с Максимом.

Занималась Марина розыском пропавших без вести, вела картотеку неустановленных трупов, плюс за себя и того парня (коим была вся мужская часть коллектива) делала документацию, не имевшую к работе никакого отношения, но с приходом нового руководителя, крайне популярную. Всевозможные внутренние отчеты, планы мероприятий, справки по раскрытиям, сводки и прочая макулатура к несчастью в правоохранительных органах вышла на первый план, и зачастую сотрудник ценился не за работу, которую он выполняет, а за умение об этой работе отчитаться.

Ко всем сложностям в полицейском быту Марины, ее по неведомым причинам невзлюбил начальник отдела Алешин, и требовал от нее раскрытий преступлений, в то время как Марина, в силу загруженности большую часть жизни проводила в кабинетах, архивах и моргах. Мужская часть коллектива по мере возможностей «выставляла по карточкам[17 - Карточки статистического учета – бич и ненависть следователей, имя им легион. 1, 1.1., 1.2, 2, 3, 4, 6. Оперуполномоченный конкретно интересует карточка 1.2, в которой указывается подразделение и лицо, раскрывшее преступление. Заполняют эти карточки следователи, но в заполнении конкретно 1.2 заинтересованы именно оперуполномоченные.]» за Мариной раскрытия, но ситуацию это до конца спасало. Кроме того, ответственности за поиск пропавших без вести с Марины никто не снимал. Для Остапа было загадкой, почему девушка, пришедшая в полицию сразу после академии, от такой жизни до сих пор не уволилась или перевелась. Ведь по информации Остапа, в Управлении Марина была на прекрасном счету и считалась одной из лучших по своему направлению.

Волжская Ольга во многом была противоположностью Марины, да и сидела она прямо напротив той, в коротенькой форменной юбке. Закинув ногу на ногу, она являла собой квинтэссенцию уверенности в себе. Длинноногая, статная, не отличающаяся скромностью тридцатишестилетняя блондинка, предпочитающая яркие цвета в косметике. Она представляла собой симбиоз распущенности, умения себя подать и эталона в манипуляциях людьми. Ольга умела удивительную способность влюблять и вызывать ненависть одновременно.