Без вести пропавший

«Серый», примиряюще, сказал:

– Леха, оставь меня в покое. Я стою, ни тебе, никому либо еще не мешаю.

«Комар» стал остывать.

– Слышь-ка, «Серый», это правда, что ты сегодня отшил «Сару»?

– Трус есть трус.

– Да уж… Достаточно цыкнуть – начинает ссать на голяшки. Слизняк. Только благодаря маменьке-папеньке и держится в школе. Я бы таких давил как клопов.

– Зачем «давить»? Не надо. Пусть живет. На земле и такие нужны.

– Жалеешь? Зря! Если что, уж он-то тебя, ни в жизнь не пожалеет.

– Пусть, – сказал «Серый» и, завидев выходящей из дверей школы подружку, махнул той рукой. А «Комару» бросил. – Пока.

– Пока-пока, – ответил «Комар», сплюнул на ступени и вразвалку направился в сторону группы одноклассников, ушедших уже на почтительное расстояние, потом снова сплюнул под ноги и по-взрослому добавил. – Совет вам да любовь.

8 СЕНТЯБРЯ. СРЕДА. 19. 10.

Лёха Комаров только-только дошел до дома. Держа под мышкой сумку с учебниками, он поднялся на третий этаж, открыл дверь квартиры своим ключом, вошел, бросил в сторону сумку. Скинул старенькие и стоптанные ботинки.

– Мам, ты дома? Жрать хочу!

Никто не ответил.

– Ну, опять…

Он прошел на кухню. Включил газ, поставил сковородку, заглянул в холодильник, достал маргарин, откромсав от него изрядный кусок, бросил на разогревшуюся сковородку. Достал четыре яйца, разбив, стал ждать, когда поджарится глазунья.

Вот его традиционный ужин готов. Он стал с жадностью есть. Но тут он услышал, что кто-то скребется возле входной двери. Встал, прошел и открыл. Там, прислонившись к косяку, – его мать: стоит и глядит на сына мутными глазами.

– Что, устала? – издевательски разглядывая мать, спросил он.

– З-з-здравствуй, сынуля, – сказала заплетающимся языком мать и попыталась отделиться от косяка и перешагнуть порог. – И-и-извини… я… э-э-то… У п-п-прия-я-я-тельницы день ангела сегодня… Ну и вот… Кажись, набралась… И-и-извини мать… Я э-э-то… Ну, не специально!

Ноги у нее подкосились. Упала бы, но сын не дал и втащил в квартиру.

– Нажралась. Нет бы и сыну полбанки прихватить.

Мать прилагала отчаянные усилия, чтобы утвердиться на плохо слушающихся ногах, но из этого ничего не получалось.

– М-м-мал еще. В-в-вот в-в-вырастешь и… б-б-будешь зара… зара-батывать… – говорила она, продолжая полулежать на полу прихожей.

Сын вернулся на кухню. Налил себе чай. Стал припивать.

Мать, продолжая шарашиться, с трудом добралась до кухни, вскарабкалась на табурет и попыталась погладить сына по голове, но тот отстранился.

– Опять приперлась без гроша в кармане? Вмазать бы…

– Т-т-ты чего? М-м-ма-а-ать я т-т-тебе или к-к-кто?

– Одно название, что мать.

– Не-е-е в-в-всегда я, с-с-сынуля пила. Э-э-то все отец т-т-твой… Сгубил меня, – по щекам пьяной женщины потекли слезы. – У-у-у, – она погрозила кулаком, – уголовник п-п-проклятый. Н-н-но ты не будешь, да? Ты б-б-будешь учиться, д-д-да? Ты у-у-у меня инженером станешь… Да, и-и-инженером, – она стукнула кулаком по столу, уткнулась носом в столешницу, и захрапела.

Сын отнес мать на кровать, а сам спустился во двор, где его уже поджидали дружки.

– «Травки»? – спросил один из них. – Один «косячок» на твою долю найду. Как-нибудь расплатишься.

– Давай!..

9 ОКТЯБРЯ. СУББОТА. 7. 15.

Иван Андреевич, заканчивая вытирать лицо концами повешенного на шею махрового полотенца, вошел на кухню. Здесь уже были все, то есть почти все. За обеденным столом, болтая ногами и мурлыкая песенку из репертуара группы «НА-НА», сидит в ожидании завтрака десятилетняя Светланка. У ее ног, на полу валяется сумка с учебниками.

Отец, не заметив рюкзачок, запинается. Чертыхнувшись, наклоняется и поднимает с пола сумку. Он сурово смотрит на дочь.

– Это что?

– Какой ты, пап, смешной! Не видишь, что ли?! – девочка крутит в руках вилку и смотрит в потолок.

– Я-то вижу, а вот ты… – и добавляет, – больно умная… не по возрасту…

– Папуль, тут уж ничего не поделаешь: поколение нынче такое умное.

– С чего это ты, доченька, взяла? – отец с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться.

– Как же! Каждый день по телевизору говорят.

– Ты бы пореже у телевизора сидела, и тамошний трёп поменьше слушала, побольше бы заглядывала в книги, в классику… А, ну! – отец сердито трясет рюкзачок перед глазами девочки.

Дочь, крайне нехотя, встает, берет рюкзачок и относит в прихожую. Оттуда доносится звук шлепнувшейся сумки.

– Подними и положи аккуратно на стул! – возвышает голос отец и недовольно добавляет. – И что только из нее вырастет.

Девочка стоит в проеме двери и слышит последние слова, явно же ей адресованные.

– Не волнуйся, папуль: все будет «о кэй». Вот увидишь: вырасту – организую классную рок-группу. Я даже название придумала – «Соловушка». Как?

– И ты, конечно, солировать собираешься? – в глазах отца появляются смешинки.

– Естественно!

На своем месте, у электроплиты, что-то помешивая в кастрюле, хмыкает бабушка и недоверчиво произносит:

– Ну-ну…