– Ты так говоришь, будто у меня дела легче, – усмехнувшись, заметил Дворкин. – Тоже вот убийство матери и дочери. Три недели почти, а результат – нуль, круглый-прекруглый такой. Шеф психует, требует каждый день активизировать следствие, а что я могу?
– Уж не в связи ли с этим делом вы ко мне?
– Как ты догадался? Мы действительно по этому поводу, то есть, не совсем.
– Как это?
– Ты, извини, но Фомин вот сегодня еще раз просмотрел твою запись в журнале дежурств за 22 января…
– Это когда звонил мужчина, который потом был убит?
– Да. Вот Фомин полагает, что ты мог упустить какую-нибудь существенную деталь того звонка.
– Вы, господин подполковник, напрасно так думаете. Я привык делать дело тщательно.
– Извините, – ответил Фомин, – я ничуть в этом не сомневаюсь. А все же…
– Я уже говорил Дворкину: разговор был коротким, все существенное – в журнале. Хотя, – он остановился, перебирая, видимо, в памяти тот телефонный разговор, – считаю, что неоправданно не записал то обстоятельство, что позвонивший тогда предлагал (из-за позднего времени) прийти и дать показания на следующий день. Я категорически стал возражать и даже пообещал ему приехать лично.
– Но вы же не поехали…
– Не поехал, – подтвердил Яблоков.
– Почему? – не отступал Фомин.
– Это допрос? – улыбаясь, спросил Яблоков.
– Да Бог с вами! – воскликнул подполковник.
– Я хотел поехать. Пошел сразу же после звонка к заместителю прокурора…
– Федоровскому? – уточнил Дворкин.
– Да, к нему. Он сказал, чтобы я позвонил в райотдел. Пусть, мол, кто-нибудь из «дежурки» слетает. И добавил: не хватает, чтобы следователь бегал по каждому, возможно, случайному звонку. Я еще сказал, что если бы сам, то есть Осипов, был на месте, то… Словом, Федоровский придвинул телефон и сказал: «Звони, он дома». Я не стал беспокоить шефа по таким пустякам.
– Скажите, который час был?
– Точно не помню уже, но, кажется, около девяти вечера.
– Вы правы. К нам вы позвонили, и у нас это зафиксировано, в десять минут десятого. Все совпадает, подтвердил Фомин.
– А как иначе? – шутливо спросил опять Дворкин.
Фомин спросил:
– Сергей Юрьевич, вы сразу после звонка пошли к Федоровскому?
– Разумеется.
– Но тогда получается, что вам звонил покойник.
Яблоков обиделся.
– Что за ерунду вы говорите?
– Никакая не ерунда, – возразил Фомин. – В заключении экспертизы говорится, что смерть наступила не позднее девяти. Тут что-то не так. Тут какая-то неувязка.
Яблоков заливисто захохотал.
– Экспертное заключение время смерти не определяет с точностью до минуты.
– Это так. Но тем не менее… Сергей Юрьевич, вспомните, может, все же звонил Кривощеков раньше, а? Спрашиваю не случайно. В журнале, в месте, где значится время поступления звонка, помарка, исправление. Визуальный осмотр показывает, что первоначально время вы указали другое, потом почему-то исправили.
Яблоков продолжал улыбаться.
– Господин подполковник, писал-то в спешке, почерк у меня не ахти. Мог и ошибиться. Потом исправил. Что тут такого? Что это меняет?
– Немного, однако ж, кое-что меняет, – возразил опять Фомин. – Если все же потерпевший звонил раньше, например, в восемь, а не в девять вечера, то у убийцы было время подготовиться к убийству, а так… у него совсем никакого времени не было, даже нескольких минут.
– А так и было, скорее всего, – ответил на это Дворкин. – Какая-то случайность. Стечение обстоятельств. Его могли убить и по ошибке. Все же и версию, что убил сосед, который вступил в половую связь с дочерью убитого, нельзя сбрасывать со счета. Кстати, эту версию ты сам, Сергеич, и принес.
– Я помню. Но в случайности не верю. Извините, ради Бога, Сергей Юрьевич, но во времени вы могли и ошибиться, а признать этого не хотите. Почему – не ясно. Тут ошибиться элементарно. Может, спросить Федоровского? Может, он помнит время, когда приходил к нему Сергей Юрьевич?
Дворкин тотчас же откликнулся:
– Я был у него. Федоровский точно не помнит, но приблизительно сразу назвал именно девять вечера.
– Приблизительно же! – воскликнул Фомин.
– Это сначала. Но потом подтвердил точно.
– Каким образом?
– Понимаешь, Сергеич, он вспомнил, что по привычке пишет время в календаре. Глянул – и точно. Там его рукой указано – 21.04. Надеюсь, ты отбросишь сомнения? Хотя бы теперь?
– Придется… в этой части, – признал Фомин.
– И в какой же части у вас все еще остаются сомнения? – по-прежнему с улыбкой на лице поинтересовался Яблоков.
Фомин не обращал внимания на иронию, которая сквозила в каждом слове и Яблокова, и Дворкина, поэтому совершенно серьезно ответил:
– В той части, что покойник звонить в прокуратуру не мог.
– В конечном счете, десять минут туда, пятнадцать – сюда не столь существенно. Вы же опытный сыщик и понимаете, что в нашем деле, – Яблоков взял сигарету и закурил, – и без самых смешных и неправдоподобных случайностей не обходится. Мне понятны ваши сомнения, поскольку Кривощеков был убит сразу после звонка в прокуратуру. И вы склонны связать смерть его с этим самым звонком. Но нельзя и про другие версии забывать
– Я не забываю.
– И правильно поступаете.