Хамелеоны. Детективы в стиле ретро

– Это дело сугубо личное, не хотелось бы впутывать в это других, не имеющих отношения…

Александрович возразил:

– Вы говорите, а мы сами решим, кто имеет отношение к вашему делу, а кто нет.

– Неудобно, знаете ли…

– Не ломайтесь, – раздраженно бросил Малышев. – Неудобно одно: штаны через голову надевать, но клоуну и это удается.

– У меня есть подруга… фронтовая. Десять дней назад сделал предложение… решили соединиться узами брака…

– Кто она? – спросил следователь. Он спросил, хотя ответ уже знал или, точнее сказать, догадывался.

– Аллочка… Простите, Прошкина Алла Демидовна. На фронте сблизились. Она – военврач третьего ранга, я – командир отделения связи. В сорок втором из окружения под Вязьмой вместе выходили… А через год (так судьба распорядилась) оба в плену оказались. В разных концлагерях были. Меня держали в лагере для военнопленных, под Гомелем. Она, как потом, после войны узнал, была в лагере «Терезин» (это в Чехии). Вновь встретились после победы в Свердловске. Вот… Спустя несколько лет решились…

– Причем тут все это? – спросил Александрович.

– Как же! Я подумал, что нам лучше будет, если купим домик на окраине… Чтобы с приусадебным участком.

– Итак, вам понадобились деньги…

– Да… Но, товарищи милиционеры, она ни при чем. Это я все.

Подполковник Малышев саркастически сказал:

– Какое благородство.

Соловейчик развел руками.

– Так воспитан, – и решительно повторил. – Аллочка тут ни при чем.

Кадочников вновь ухмыльнулся.

– Как «ни при чем»? Она же вам помогала в хищении, а потом и в сбыте.

– Вы и это знаете?

– Знаем, потому что задержана торговка на рынке, через которую Прошкина пыталась сплавить украденное.

– Да… но она не хотела… я уговорил. Она категорически возражала. Моя лишь вина.

Следователь Александрович закончил оформление протоколов обыска и изъятия найденного, дал подписать понятым, все время молча стоявшим в сторонке, дал ознакомиться Соловейчику и попросил также подписать.

Соловейчик внимательно прочитал протоколы и поставил подписи. И спросил:

– Что со мной будет?

– Пока мы задержим вас по подозрению в совершении кражи социалистической собственности, а потом будет предъявлено и обвинение в совершении данного преступления, – ответил следователь и стал собирать исписанные листки бумаги в стопку. – Прошу вас, гражданин Соловейчик, собираться.

Часть 7

Шифротелеграмма в Москву из УМГБ Свердловской области:

«Нами задержаны по подозрению в хищении социалистической собственности Соловейчик Яков Яковлевич 1911 года рождения и Прошкина Алла Демидовна 1913 года рождения. По нашим данным, оба в начале 1942 года выходили из окружения под Вязьмой, а в 1943 году оказались в немецко-фашистском плену. Соловейчик находился в концлагере под Гомелем, Прошкина – в концлагере «Терезин» (Чехия). Оба были освобождены в результате наступления Красной Армии.

Прошу проверить по архивам обстоятельства, при которых указанные лица попали в плен и обстоятельства их освобождения из плена. О результатах – информируйте. Генерал Чернышев».

Совещание, проводимое отделом административных органов Свердловского обкома КПСС, закончилось. Все шумно задвигали стульями и стали покидать зал. С кислым выражением лица (не по нутру ему были подобного рода мероприятия, считая единственным их результатом, – пустую трату времени) поднялся со своего места и подполковник Малышев. Он вышел в проход и направился вместе с другими к двери, на выход. Но тут за спиной услышал голос заведующего отделом Савинова:

– Иван Семенович, а вы задержитесь, – Малышев обернулся. – Зайдите ко мне, в кабинет.

– Слушаюсь, – ответил Малышев.

Он вышел в коридор, поднялся на четвертый этаж, прошел прямо, в конец коридора и открыл дубовую дверь приемной Савинова. Сидевшая за пишущей машинкой седоватая старушка подняла вопрошающие глаза.

– Илья Максимович просил зайти.

– Он у себя, – откликнулась старушка. – Проходите, пожалуйста.

Малышев вошел в кабинет и остановился.

– Присаживайся, Иван Семенович, – хозяин кабинета показал рукой на стоящий напротив стул.

Малышев прошел и присел.

– Жалуются на тебя, – без всяких предисловий начал Савинов.

– Меня это не удивляет.

– А меня – очень, – Савинов исподлобья смотрел на сидевшего напротив него. – Я тебе должен напомнить, что не в первый раз.

– Илья Максимович, это же хорошо, когда жалуются. Значит, взяли за живое. Значит, на верном пути. Хуже, когда жулье станет благодарить.

– О чем ты? Какое «жулье»?

– То самое жулье, с которым мне приходится иметь дело.

– Говори, да не заговаривайся. На тебя не жулье, как ты выражаешься, жалуется…

– А кто?

– Первый секретарь горкома партии. Он считает, что ты не с преступностью борешься, а попираешь основные принципы социалистической законности.

– Серьезное обвинение…

– Оставь иронию для другого случая, – Савинов с трудом сдерживался. – Что ты привязался к магазину «Светлана»? Как мне сообщили, ты вновь там разбойничаешь.

– Вы так напрасно со мной… Обижаете…