Семь жизней одного меня. Короткие рассказы 2

В классе воцарилась жуткая тишина.

– Встань! – я медленно поднялся.

– Говори! – я молчал.

Тут учительница увидела, что ученик, которого она даже и всерьез не воспринимала, рассчитывая устроить показательный эксперимент с признанием, очной ставкой и мало ли чем еще, этот хлюпик, этот «маменькин сынок», – он улыбался!

Я сам не знаю, как это у меня получилось. Ведь до сих пор я никогда не спорил с учителями. Да, честно говоря, у меня и поводов не было.

Я хорошо учился, никогда не нарушал дисциплину, был тихим, послушным мальчиком.

Но эта красивая женщина требовала от меня невозможного – предательства.

И тогда с Мирой Израилевной случилась истерика.

Она бегала по классу, выкрикивая не очень связные слова, лицо у нее пошло красными пятнами и сделалось совсем некрасивым. А я продолжал стоять и на лице у меня, как приклеенная, красовалась совершенно неуместная улыбка.

Урок был сорван.

Я оделся и отправился через весь «Верх» в столовую на Приморской улице, куда мама устроилась в буфет. Здесь я обедал по рабочим дням.

Я еще не успел и первого доесть, как в столовую буквально ворвалась Мира.

Она отозвала маму, которая до этого сидела рядом со мной в виду отсутствия покупателей. Они довольно долго разговаривали в другом конце зала, так что мне ничего не было слышно.

Вот это номер! Неожиданности буквально преследовали меня в тот день. Я и не подозревал, что Мира знакома с мамой. Это было неприятно, тем более в такой ситуации.

Поговорив несколько минут на повышенных тонах, Мира ушла, явно раздосадованная.

Когда мама подошла ко мне, я ожидал выяснения отношений, но она все отлично поняла.

– Я познакомилась с твоей учительницей, когда лежала в больнице, – сказала мама, – мне показалось, что она очень хорошая женщина, но видно, я ошиблась.

– А чего она хотела от тебя?

– Того же, что и от тебя, но я сказала, что у нас в семье не любят предателей, – сказала мама с неожиданной твердостью.

Нечего и говорить, как я был признателен за эту поддержку, но к этому эпизоду мы больше с ней никогда не возвращались.

Другой вопрос не оставлял меня и когда я так по-дурацки улыбался, и пока пробирался по продуваемым холодным ветром пустынным улицам.

Кто сообщил Мире?

Я снова и снова перебирал в памяти события прошедшего дня. Вот моя одноклассница Лиля Гриценко приглашает меня прийти вечером к ней домой на вечеринку. Будут ребята и девчонки из нашего класса. Вот я заявился, но оказалось, к ней приехала родственница, и вместо вечеринки мы прогуливаемся по вечернему городу: две девушки и трое ребят.

Ветер раскачивает фонари на растяжках столбов.

Холодно.

Вот отчаянный хулиган Вовка Шемякин пообещал принести что-нибудь «для сугрева» и пришел из гастронома с бутылкой дешевого портвейна «три сапога» – 777.

Кто будет пить из горла?

Девчонки Лиля и Мила отворачиваются – нет.

Я тоже отказываюсь.

Ну ладно. Нам больше достанется.

Закадычные друзья Шема и Емеля заходят за угол «Белого дома».

Нам хорошо видны их раскачивающиеся тени.

Вернулись довольные, пахнув издалека сладкой бормотухой.

Так, кто же донес?

Лиля – отпадает.

Милка, своя в «доску», разумеется, тоже.

Вовка с Витькой? Они же не самоубийцы.

Остаюсь только я.

Но я этого не делал!

Другая жизнь начинается

Было одно решение, которое я принял для себя этой холодной неприветливой осенью, и которое круто изменило всю мою жизнь.

Я даже не могу точно вспомнить тот день, когда пришло ясное понимание: я буду учиться.

Нет не по школьной программе, там у меня было все в порядке, а по своей, сделанной на годы вперед. Я должен стать культурным человеком, разбирающимся в литературе, поэзии, живописи, музыке.

Научиться все понимать, решать все вопросы всегда самому и не зависеть от чьих бы то ни было мнений и указаний.

Это решение несмотря на кажущуюся спонтанность было вполне закономерным. Я с детства привык к самостоятельности и всегда стремился все решать сам. Я еще не знал такого слова – нонконформизм, но он был в известной степени предопределен, и нужны были только определенные обстоятельства, чтобы он проявился в осознанном решении.

А пусковым крючком к такому решению стала моя неприкаянность в чужом для меня классе.

Я, конечно, понимал, что многое из того, чем я хотел бы заниматься, в этом городе было для меня недоступно.

Но здесь было несколько библиотек, и в них были книги.

Как жадно я хотел обладать собственной библиотекой хороших книг, чтобы иметь возможность выбрать любую из них, вдохнуть особый буквально пьянящий запах бумаги и клея, погладить корешок и погрузиться в чтение.

К сожалению, об этом я мог только мечтать.