– Да, на восток посмотри, видишь, пылает?
Невысокий мужчина в коричневой робе посмотрел в сторону, куда указывал староста. И действительно, над одинокими сухими деревцами и каменными валунами клубился чёрный дым. Издалека можно было заметить зияющие дыры раскопанных могил и крохотные перекошенные памятники.
– Говорил же, что всё это устарело, – недовольно произнёс мужчина в робе, – зачем трупами землю портить. В телах уже ни души, ни жизни, просто оболочки. А вы всё про упокоение какое-то. Давно бы их сожгли и время сейчас не теряли.
– Не говори так, Доуэл. Это вы, реллийцы, ни во что не верите, а у нас принято людей земле предавать, – махнул рукой староста.
– И чего ради? Смысл в этом какой? На месте кладбища могли быть посевы или дома для переселенцев. А там одни трупы. О живых нужно думать. Теперь кочевники разгуляются, если Юэл с ребятами кого-то пропустили.
– Не пропустил, не переживай. А такие речи лучше больше не заводи, оскорбительны они.
– Кого же они оскорбляют? Тех, кто тратит силы и ухаживает за кладбищем? Или тех, кто вынужден высаживать семена в десяти километрах отсюда, так как ближайший чернозём занят захоронениями?
– Не будем, Доуэл. Сейчас проблема посерьёзней.
– Именно, Палисий. У нас проблема как раз из-за того, что Юэл вместо налаживания обороны сжигает тела.
Староста промолчал, виновато взглянув из-под мохнатых седых бровей на Доуэла. Деревня опустела, остались только те, кто собирался принять бой. Среди анкорцев и реллийцев затесалась одна женщина из остов. Переселенка, совсем недавно приехавшая в горы из-за болезни матери.
Не раздавалась по толпе защитников глупая бравада, никто не храбрился, не подмигивал, как это бывало среди старых вояк, вновь вернувшихся к любимому ремеслу. Люди стояли молча, глядя на холм, за которым набирало силу страшное бедствие. Все знали, что это их последний бой, и только щуплая, едва осязаемая надежда теплилась в душах местных жителей, что их семьи сумеют спастись за каменной стеной в лучах благодатного сияния земли.
– Иди, Палисий, уходи к остальным. Только ты сможешь сдержать стены убежища, – тихо произнёс Доуэл, сжимая древко кирки.
– Я вас не брошу.
– Палисий. Нашим жёнам и детям ты нужнее. Прошу, уходи.
Староста сплюнул, вкладывая в этот жест всё негодование, но подчинился. Отойдя от защитников к небольшому мостку, он обернулся и крикнул:
– Всех вас знаю, всех вас помню, дорогие! Будьте смелыми! И пусть Матерь примет каждого в свои тёплые объятия.
Оставшиеся подняли руки и приложили их к подбородку, как принято у реллийцев выражать почтение.
До пещеры старик добрался быстро. Женщины, дети, старики и калеки уже ютились внутри. В глазах их стоял животный страх. Многие дрожали, как от холода, хотя внутри разливался жар яркого жёлтого луча, бившего из земли в своды в самом центре галереи. Палисий, как и другие Северные маги, называл подобные явления энергетическими колодцами. Местный колодец считался одним из крупнейших в Нарадвелл, только благодаря ему Палисий надеялся, что удержит огромный камень, закрывающий вход.
Староста подошёл к лучу ближе, осторожно поднёс руки, но не касался: подобное действие чревато ожогом. Заглянул в яркие всполохи, мелькающие то тут, то там в теле магического явления и втянул носом пропитанный магией воздух. Затем встал к колодцу спиной, лицом ко входу. Он старался не слушать крики раздираемых на куски жертв, раздававшиеся за стеной. Старался не вспоминать лица односельчан, оставшихся с жуткими тварями. Старался не видеть, как женщины в беспамятстве сжимают малышей и как те жмутся поближе к материнской груди. Сердце Палисия обливалось кровью: он не был уверен, что сумеет их защитить. Он бы мог отправить их в лабиринт проходов, запутанный и чёрный, чтобы те немногие, кто выберется к пустоши, попытались пробиться к магам, но не сделал этого, поскольку боялся стать причиной не менее жуткой – голодной – смерти в темноте и одиночестве.
Крики стихли. Их заменило протяжное шипение, переходящее в бормотание. Женщины прислушались, то и дело поглядывая на старосту с немым вопросом. Время тянулось бесконечно. Томительное ожидание и надежда, всё ещё трепыхающаяся, всё ещё живая. Даже дети умолкли, следуя материнским наказам. Пещера застыла, и лишь энергия колодца пульсировала, распространяя едва заметные магические волны.
Первый толчок сотряс гору спустя минут десять. Палисий встал в стойку и начертил защитный знак. Осторожно потянул силу из колодца, чтобы укрыть убежище магическим куполом. Второй толчок пришёлся как раз на защиту. Палисий вздрогнул, по коже побежали колючие мурашки. Снова толчок и попытка сдвинуть камень. Женщины заплакали. Толчок. Палисий потянулся к энергии, чувствуя, как магия обжигает ему горло. Тишина. Густая и плотная, что можно резать ножом. Враг то ли набирался сил, то ли искал бреши в обороне. Теперь надежда закралась и в крепкое сердце старосты. А вдруг…
Новый толчок был таким сильным, что Палисий упал на колени, стараясь удержать магический купол. Ещё один удар, сильнее прежнего.
– Кариэл! – позвал староста срывающимся от перенапряжения голосом. – Веди детей в пещеры! Попробуйте выбраться!
– Палисий… – Фиолетовоглазая женщина, держа за руку маленькую девочку, поднялась на ноги. – Но Доуэл…
– Нет больше твоего мужа, Кариэл. Тебе ли не знать. И всех нас ждёт его участь. Так пусть хотя бы у деток будет шанс.
– Иди, Кариэл, – вдруг поднялась другая женщина, постарше, седоволосая. – Забери моих внуков.
– И моих.
– Дочку мою возьми.
Кариэл испуганно глядела на земляков, словно не понимала, чего они от неё хотят.
Толчок.
– Иди, дочка, – кивнул староста. – Ты самая смелая из нас, самая боевая. С тобой у деток будет шанс выжить.
– Не просите меня, – чуть ли не плакала Кариэл. – Как же я доберусь до магов? Только пустошь тянется четыре километра. Мы не успеем…
– Иди, дочка, – повторил староста, – мы телами своими закроем проход, чтобы некроманты дольше к вам добирались.
Стоило Палисию сказать это, как одна из пожилых женщин и два старых калеки поднялись с мест, вытаскивая крохотные ножички из-за пояса.
Кариэл беззвучно расплакалась, глядя то на односельчан, то на дочку.
– Дети, – позвала она сквозь застилающие глаза слёзы, – идите сюда.
Крохотные ручки потянулись к ней, самого маленького мальчонку, который ещё не научился ходить, женщина посадила себе на предплечье.
Уходя из пещеры, она не оборачивалась, поскольку боялась увидеть, как любимая Ралла, жена старосты, перерезала себе горло возле входа, чтобы стать первым кирпичиком, укрывающим будущее их поселения от врага.
Палисий сжал зубы, сдерживая крик. Его любимая Ралла, дорогая жена. Сорок лет они прожили вместе. Сколько невзгод и потерь они встретили плечом к плечу. Ралла. Маг снова потянулся к Источнику, и теперь на волосатых старческих руках показались первые ожоги. Но защита стояла. Новый толчок и попытка откатить камень. В щели уже можно было увидеть кроваво-серую массу из врагов и побеждённых.
Первой в пещеру вползла остская женщина, и её вскрикнувшую больную мать, готовую кинуться к дочери, остановили односельчанки. Палисий увидел надрезанные сухожилия: женщина хотела, чтобы после смерти её тело не могло нанести родным людям ущерб. В пустых глазах затаилось безумие. Она мычала, перебирая искалеченными руками, и остановилась только перед магическим куполом, взвыв от прикосновения к нему. Следом, словно кривые тени, протиснулись человекоподобные существа с красными, как спелые вишни, глазами и тощими вытянутыми лицами. Их острые когти скребли по камням, одежды на теле не было, и весь неприкрытый срам ужасал неестественным цветом и формой. Камень отходил всё дальше, и в проёме уже виднелись жуткие ухмыляющиеся существа. Но они не слепо неслись на магию Палисия, а выжидающе толпились рядом. И в какой-то момент маг понял почему.
Он отличался от них, этот высокий бледный, как коровье молоко, мужчина. Чёрный плащ с белым узором развевался на ветру, когда он шёл по созданному его войском проходу. Красные глаза горели ярче, чем у остальных. Зрачки – маленькие чёрные точки посреди кровавых шаров. Некромант вселял ужас одним своим присутствием. И если на лицах кочевников горело желание и голод, то этот был холоден, как лёд на верхушке Ахрд.
– Какой смелый старый маг. – Удивительно чистый и красивый голос диссонировал с образом. – Но какой в этом смысл? Нас десятки тысяч, и мы голодны.
Зубы Палисия застучали друг о друга. Он не хотел бояться, но страх решил за него. Он обернулся и посмотрел на земляков, а они на него. Потом осторожно, чтобы никто не заметил, кинул взгляд на проход – тот был завален телами стариков и калек, пожертвовавшими ради детей своей жизнью. Они умирали так, чтобы их руки и ноги были плотно сплетены между собой, и некроманты, даже оживив трупы, не смогли бы сдвинуть этот ком с места, по крайней мере, быстро.
– Сделай это, Палисий, – кивнула ближайшая к нему девушка, совсем молодая анкорка Эрцеус. – Я не хочу, чтобы меня насиловали эти твари, чтобы они… измывались над моей матерью.
– Сделай, – поддержала вторая.
Потом кивнула третья, четвёртая, пятая – и так все сто десять человек. Их голоса слились в скорбное скандирование, от которого Палисий зарычал, как раненый зверь. Он глянул на чудовище, оживившее уцелевших телом односельчан, потом на остку, мычащую возле купола. Маг понимал: он не выстоит, а помощи ждать неоткуда.
– Давай, Палисий. Пойдём за Раллой и Доуэлом. Попросим за наших детей лично у Матери, – шепнула Эрцеус.
Старик опустил глаза, потом руки, затёкшие и обуглившиеся. Повернулся к Источнику и позволил магии пройти сквозь него, заполнить всё тело. Напрягся, превозмогая сводящую с ума боль, и выпустил энергию во внешний мир резкой волной. Магия сотрясла своды пещеры, заставила гору вздрогнуть. Все жители деревни загорелись факелами, вспыхнули, будто их кинули в жар солнца, и распались пеплом по земле. Только связка тел у прохода осталась нетронутой. Волна пошла дальше, и некоторые из существ взвыли от боли. Тех, кто стоял ближе всего к куполу, охватило пламя. Человек в чёрном плаще с белыми узорами выставил перед собой невидимый щит, отбил магию, вернув её обратно в колодец.
– Неплохо для Северного мага, – тихо произнёс он, глядя, как в агонии корчатся воины его армии. – Но так он лишь выиграл время.
***