Сборник редакторских анонсов литературного портала Изба-читальня. Том второй. Проза

Всё это припомнилось мне достаточно отчётливо на выставке картин студии военных художников имени Грекова, что идёт и сейчас ещё в Манеже.

Не рецензию пишу, записываю свои же воспоминания, и то, что всплыло из слышанного от родных, войну переживших.

Первая моя большая остановка – у картины Самсонова «Подвиг Саши Чекалина»…

Это всё рядом, 40 километров от родной моей деревни. Кинул парень в немцев гранату, да не взорвалась она. Поймали…. Не выдал расположения партизанского отряда и был повешен на главной площади города Лихвина при большом стечении согнанного народа… Начало 42 года.

Бабушка Клава и два её сына – отец мой и его младший брат в это время зимуют в занятой немцами (а точнее – словаками из какого-то батальона связи) деревне.

Бабушку (ей тогда чуть за 35) два солдата ведут на расстрел. Солдаты – пьяные, гуляли с местными девицами, спросили у них: А кто, мол, тут из советских деятелей остался? Девицы – пьяные, без колебаний на Клавдюху Наумову указали. Она, дескать, и до войны была в звеньевых в колхозе, а как мужиков на фронт позабирали, так её и в председатели сельсовета выбрали…

По каким судьбы поворотам всё случается так, а не иначе – не предугадать, да встретился им офицер, опять же словак, увидев солдат и плачущих возле женщины пацанов, велел солдатам проспаться, а женщину отпустить…

Как наши пришли, девицы эти у Клавдюхи в ногах валялись, просили не выдавать.

А когда после войны можно стало ездить по стране безпрепятственно, растворились на её просторах…

Правда, в 44-м году вызвали бабушку в район и показали бумагу – список для немецкой зондеркоманды, которая до деревни не дошла 9 километров, а в бумаге (на немецком и русском) – фамилии подлежащих безусловному уничтожению как советских и коммунистических активистов. И бабушкина фамилия там была. Да просто так не отпустили. А спросили, почему немцы её на расстрел водили, да не расстреляли. И сказала бабушка: «А не знаю я…»

И до конца войны ходила в председательшах сельсовета…

А вот картина Интезарова

ОСВОБОЖДЕНИЕ ЗЛАТОЙ ПРАГИ В 1945 ГОДУ…

…Опять помню себя совсем маленьким, лет семи. У меня в руках тогдашние игрушки многих – боевые награды брата моего деда. Правда, к тому времени ни деда – Александра Прохоровича, ни его брата – Николая Прохоровича в живых нет уже. А медали помню, их три: «За оборону Сталинграда», «За освобождение Праги» и «За Победу над Германией». Из рассказов отца и бабушки знаю, что Николай Прохорович войну встретил на западной границе недалеко от Бреста, будучи зам. командира автороты. Отступал с фронтом до Сталинграда и потом наступал до Праги…

Эпопея! И были в этой эпопее три знаковых встречи…

Первая – при отступлении в сорок первом. В станице Мешковской, что на Дону, повстречалась Николаю (26 ему тогда было) казачка молодая, Наденька Удовкина… Понравилась, очень!

Вторая – в наступлении сорок третьего года снова дорожка привела в Мешковскую и снова встретились они! До конца войны переписывались…

И третья! В первый послевоенный отпуск Николай Прохорович не поехал на родину в Тульскую область, а поехал в Мешковскую, да и женился на Надежде своей и увёз в Румынию, там тогда службу нёс…

Был ещё у него орден, КРАСНОЙ ЗВЕЗДЫ. Видимо, ранен был серьёзно Николай Прохорович, такие ордена часто за тяжёлые ранения давали. Умер он в год моего рождения, и юбилейных медалей не получал… Был ему сорок один год.

Лежат они в одной оградке – Николай Прохорович, отец и бабушка…Наумовы.

Навещаю их, как могу…. Наверное, надо бы чаще…

ВСТРЕЧА НА ЭЛЬБЕ

Картина А. К. Сытова…

Наши, американцы и англичане – как все веселы и дружелюбны…

Было мне лет 12–13… У нас гостил мамин дядя, Николай Николаевич Титов из Магадана.

Он вёл себя спокойно, выпивал с отцом и соседями, но был нешумным выпивохой… Что его приводило в возбуждение – вечерние новости по телеку. Тогда американцы вовсю воевали во Вьетнаме и каждый вечер в новостях сообщали, сколько вьетнамцы подбили их танков и броников, сколько сбили самолётов и собственно американцев, как выражался дядя Коля, «уконтропупили». Всё это он скрупулёзно заносил в общую тетрадку, которая вечером всегда должна была быть у него под рукой, пусть даже между выпивкой и закуской…

И однажды я у него спросил: а зачем он это пишет? Ответил он мне не сразу, они ещё с отцом выпили и закусили…

«Понимаешь – сказал дядя Коля – я с сорок третьего в противотанковой артиллерии, наводчик от Курска до Эльбы… и ни царапины! И май встретил с такой радостью – жив, цел! А тут американцы не выходят за линию разграничения! Мы свои части отвели, а они – нет! Уж не знаю, кто приказал, да велено их было поторопить… А может и прощупать… Вывели нас на прямую наводку, ну мы и жахнули! Отошли они, да только сперва огрызнулись. Моё орудие вдрызг, очнулся я в госпитале и без глаза. Если б они договорённости соблюдали – ведь не было б ничего, ни с ними, ни с нами…

А так я их, американцев, до трясучки ненавижу, и новости эти от вьетнамцев мне как бальзам…Хоть глаза не вернуть…»

И тут только заметил я, что глаз правый у него не настоящий…

За что и как он попал в Магадан – сие мне неведомо, а спросить тогда не удосужился… Вот разве дядю Толю? А что, вот на юбилее и спрошу.

А пока написал, что знаю.

Думается мне, что и сейчас у каждого в семье найдётся что вспомнить, да при случае спросить, коли спросить есть у кого…

А то сходите на выставку картин художников студии имени Грекова, и, может, вспомнится вам, как и мне, то чистое и светлое, что держит нас на этой земле людьми, несмотря на боль и кровь предков наших…

Пусть СВЕТ ПОБЕДЫ ВСЕГДА ПРЕБУДЕТ С ВАМИ!

Странички войны. (Владим Филипп) – Интервью. 18.05.2015

Слава вам, павшие….. Слава вам, выжившие.

В августе 1942 года состоялось знаменитое сражение подо Ржевом, которое вошло в историю Второй мировой войны как одно из самых кровавых и продолжительных. До сих пор еще живы очевидцы этих трагических событий, которые утверждают, что видели самый настоящий ад на земле.

Вот воспоминания очевидца тех дней.

Солдата.

Ветерана П. А. Михина.

«…Мы наступали на Ржев по трупным полям. В ходе ржевских боев появилось много «долин смерти» и «рощ смерти». Не побывавшему там трудно вообразить, что такое смердящее под летним солнцем месиво, состоящее из покрытых червями тысяч человеческих тел.

Лето, жара, безветрие, а впереди – вот такая «долина смерти». Она хорошо просматривается и простреливается немцами.

Ни миновать, ни обойти ее нет никакой возможности: по ней проложен телефонный кабель – он перебит, и его во что бы то ни стало надо быстро соединить.

Ползешь по трупам, а они навалены в три слоя, распухли, кишат червями, испускают тошнотворный сладковатый запах разложения человеческих тел.

Этот смрад неподвижно висит над «долиной».

Разрыв снаряда загоняет тебя под трупы, почва содрогается, трупы сваливаются на тебя, осыпая червями, в лицо бьет фонтан тлетворной вони.

Но вот пролетели осколки, ты вскакиваешь, отряхиваешься и снова – вперед.

Или осенью, когда уже холодно, идут дожди, в окопах воды по колено, их стенки осклизли, ночью внезапно атакуют немцы, прыгают в окоп.

Завязывается рукопашная.