Артем не очень уверенно, но пренебрежительно махнул рукой:
– А-а, за тебя можно и не пить… Ты у нас и так серьезный и важный. А я – припёрдыш какой-то среди вас…
– Отодвиньте от него виски, – вздохнул Владислав. – Вот поэтому мы и не пьем у Игоря из этих стаканов. Слышишь, дурень?
– Да что ж ты командуешь-то все время?! – грозно вопросил Артем. – Вот всю жизнь ты у нас главный! А почему, а?
И он начал загибать пальцы, с трудом отыскивая каждый последующий:
– Мы еще в детском саду на горшках вместе сидели – это раз. А ты где тогда был?
– На другом горшке сидел, – честно ответил Владислав. – В другом детском саду.
– Во-от! – торжествующе помахал Артем кулаком с поджатым мизинцем. – В дру-гом. К нам в класс ты когда пришел? Правильно, в восьмом. Это три.
– Два, – не согласился Савва, пытаясь поймать Артемов кулак и отогнуть несправедливо загнутый третий палец.
– Пусть два, – отмахнулся Артем. – Кто у нас родители? Уче-е-ные, понял? А у тебя мама кто? Бизь-несь-мен. Вот вам и три.
– Вумен, – снова уточнил дотошный Савва. – Раз мама, значит вумен. И вообще – причем здесь родители?
– Ни при чем, – согласился покладистый Артем. – Родители – это святое, и они ни при чем. Только вы ему скажите, чтобы он не командовал. Отмазывать нас – это он умеет. И дома на колесах покупать тоже умеет…
Тут Артему пришлось прерваться, чтобы допить остававшееся в стакане виски, потому что в своем нынешнем состоянии он не был уверен в своей способности надежно установить на столе полупустой стакан с круглым дном.
– Но! – он озадаченно глянул на свою руку с тремя загнутыми пальцами, выбирая свободный, который можно было бы наставить на Владислава, обнаружил незагнутый указательный и обрадованно выставил его перед собой. – Но! Мы – команда, и мы решили, что все вместе едем в этом чертовом доме на колесах на Октоберфест и пьем там пиво. Много пива! И нечего ему делать вид…
В этот момент Савва, сосредоточенно следивший за маневрами Артемова пальца, утратил бдительность и уронил-таки свой стакан на пол. Звон осколков отвлек Артема от его гневной тирады, и Игорь воспользовался паузой:
– Так, мужики, кончай отношения выяснять. Во-первых, виски кончилось…
– Кончился, – важно поправил Савва.
– Что? – недоуменно воззрился на него Игорь.
– Виски – он. Такой волшебный напиток не может быть среднего рода.
Игорь помотал головой, восстанавливая утраченную нить сообщения, и упрямо продолжил:
– Во-первых, виски кончилось. Во-вторых, завтра куча дел, поэтому пора спать. В-третьих, до путешествия осталось… – тут возникла длительная пауза, во время которой он мучительно шевелил губами и морщил лоб, после чего торжественно сообщил: – Ровно двадцать пять часов и сорок с чем-то минут. Подвожу итог: по люлькам!
Спорить никто не стал, и через пять минут никем не погашенный свет озарял четыре тела, полегшие в разных местах квартиры прямо поверх беспорядочно разбросанных вещей…
Лето 1996 г.
…Все было именно так: Владислав пришел к ним только в восьмом классе. Тогда его мама уже более или менее выстроила свой бизнес так, чтобы он приносил не только обычные для середины девяностых годов неприятности, но и деньги – причем вторых стало существенно больше, чем первых. К тому же умерла бабушка Владика – мамина мама, были проданы две квартиры, и на вырученные деньги образовалась хорошая трехкомнатная квартира в достойном районе – на Ленинском проспекте, в одном из домов Академии наук. Соответственно, Владик перешел в новую школу и познакомился со своей будущей компанией. На тот момент верховодил в ней Савва, отличавшийся изобретательностью и незлобивым нравом. Игорю было относительно все равно, за кем идти, если ему не мешали делать то, что он хочет. Артем же, всегда легко загоравшийся, был увлечен придумываемыми Саввой подростковыми авантюрами. Прочие пацаны в классе не привлекли к себе внимания Владика, и он решил костьми лечь, но завоевать расположение интересной троицы.
Поначалу те отнеслись к новому однокласснику прохладно: им вполне хватало самих себя. Но постепенно возможность ездить с Владиком на их с матерью дачу – причем совершенно одним, поскольку мать удерживал в Москве бизнес, а сыну она тогда вполне доверяла – сделала свое дело. Родителям все трое, конечно, врали, что на даче существуют под бдительным надзором Софьи Витальевны. Шансы, что вранье раскроется, были невелики, поскольку на родительские собрания та тоже не ходила, а интеллигентные родители уважали личную жизнь своих отпрысков и не решались проверить их слова у самой матери Владислава. Справедливости ради надо сказать, что образ жизни на даче они вели почти праведный: много не пили, сильно не безобразничали, к соседней реке с ее ледяной водой и быстрым течением относились с уважением.
И вот в один из таких дачных заездов случилась история, покорившая сердца троицы и стремительно выведшая Владислава в лидеры.
Одним воскресным утром вся компания собралась на рыбалку. Это занятие у них было налажено всерьез, снаряжение было солидное, в основном приобретенное матерью Владика. Правда, все четверо предпочитали почему-то банальные донки, а прочая амуниция служила скорее святому делу создания имиджа.
Вышли они из дому, как и положено основательным рыбакам, спозаранку, но по пути Владика окликнула соседка: все-таки именно он местными обитателями почитался за своего. Соседке страсть как потребовалась мужская помощь по хозяйству, а за неимением лучшего ей вполне мог сгодиться и шестнадцатилетний пацан – тем более, что Владислав довольно рано вытянулся, сменил голос и начал выглядеть много старше своих ровесников. Внимание соседки ему, ясное дело, льстило, он задержался, пообещав друзьям присоединиться к ним уже на речке.
Троица добралась до заранее облюбованного места, прочно там расположилась и раскинула снасти на полберега. Они, конечно же, и знать не знали, что уютная затока, обрамленная камышами, считалась постоянным местом местного старожила дяди Саши – милицейского майора в отставке. Собственно говоря, они и самого дядю Сашу еще не знали. Поэтому когда тот появился и предъявил свои претензии, пацаны со всем своим шестнадцатилетним нахальством объяснили ему, по каким адресам он может теперь ловить свою рыбу.
К тому моменту, когда до берега добрался Владислав, перепалка была в полном разгаре. Артем, как самый буйный, уже успел схлопотать по шее – не так чтобы уж очень сильно, но все-таки весьма обидно. Самой же трагичной потерей были донки, в ярости выкинутые дядей Сашей в реку. Кое-как Владиславу удалось уговорить развоевавшихся мальчишек соблюсти дяди-Сашины права и переехать на другое место – не столь обнадеживающее, но тоже вполне приемлемое. Однако пацанское самолюбие не готово было снести нанесенного оскорбления, и троица жаждала мести.
Вечером приступили к планированию ответных мер. Поначалу Владислав изо всех сил пытался убедить ребят отказаться от возмездия под тем предлогом, что у дяди Саши имелись исторические – если уж не правовые – основания для недовольства. Его усилия успеха не возымели: синяк на шее стучал в сердце Артема не слабее, чем пепел Клааса в сердце Тиля Уленшпигеля.
Отмщение было намечено на следующий день, поскольку это должен был быть понедельник, а по понедельникам дядя Саша всегда уезжал в Москву по каким-то своим надобностям и возвращался только к ночи. Во всяком случае, по словам Владислава, до сих пор происходило именно так.
В соответствии с планом ближе к вечеру пацаны незаметным для соседей образом переместились в дяди-Сашин двор и ухитрились отковырять одну из оконных защелок. С собой у них было наспех сшитое из простыней чучело в человеческий рост, набитое какой-то трухой: поселок нельзя было считать полноценной деревней, и сена в достаточном количестве в нем не нашлось. Горящий праведным гневом Артем усовершенствовал первоначальную задумку и стянул с веревки сушившиеся штаны и рубаху дяди Саши, которые по счастью пришлись чучелу как раз впору.
Чучело было усажено за стол в большой комнате и украшено маской поросенка, найденной Владиславом на дачном чердаке. Для пущего эффекта из простенькой дачной люстры должны были быть вывинчены лампочки: предполагалось, что ребята затаятся под окном, дождутся возвращения дяди Саши, по звукам из дома вычислят момент, когда тот войдет в темную комнату и не сможет включить свет. Тогда они направят свет яркого фонаря в окно – прямо на сидящее чучело в свинском обличье.
Разумеется, дальше все пошло совсем не по плану. По так и оставшимся неизвестными причинам дядя Саша в тот понедельник вернулся из Москвы намного раньше – аккурат к тому моменту, когда Савва, стоя на столе, только собирался приступить к вывинчиванию лампочек.
Видимо, дядя Саша не утратил своих профессиональных навыков и по каким-то признакам заподозрил присутствие в доме непрошеных гостей, потому что в дом он вошел практически неслышно, и даже скрипучую дверь сумел открыть без единого звука. Поскольку процесс вывинчивания лампочек еще только должен был начаться, свет включился без всяких затруднений, и перед дядей Сашей была явлена впечатляющая картина: Савва на столе с задранными к люстре руками, Игорь любовно поправляет поросячью рожицу на голове чучела, Артем делает вид, что целится из ружья чучелу в голову, а Владислав по-хозяйски расположился на диване.
– Та-а-ак, – любезно протянул дядя Саша. – Статья сто тридцать девятая. Нарушение неприкосновенности жилища. Уголовное дело, штраф или принудработы. Владик, твоя мама штраф за всех заплатит? Или улицы мести будете? Как?
Ситуация выглядела безвыходной. Не будь накануне стычки на речном берегу, все происходящее можно было бы представить обычной мальчишеской проказой – впрочем, не будь этой стычки, не было бы и самой проказы. Но в имеющихся условиях рассчитывать на чувство юмора милицейского майора было по меньшей мере наивно. Следовало ожидать, что описанное развитие ситуации имеет серьезные шансы воплотиться в реальность. В полной мере ощутили ребята и свою вину перед Владиславом, который и территориальных прав дяди Саши не нарушал, и вообще с самого начала был против этой авантюры.
Савва спрыгнул со стола и медленно двинулся в сторону открытого окна, Артем не совсем кстати отвернул воображаемое дуло от чучела и теперь целился в его прототип, Игорь с удивленным видом задрал брови к треугольному мыску русых волос на лбу. Только Владислав какое-то время не шевелился на своем диване – точнее, на диване дяди Саши, – а потом коротко выдохнул и поднялся, глядя на хозяина.
– Хорошо, дядь Саш, договорились. Ваше право. Пусть будет сто тридцать девятая. Только тут баш на баш выйдет. У Артема синяк на шее – до завтра явно продержится. Это сто пятнадцатая. А еще сто шестьдесят седьмая – это про донки выкинутые. Может, просто разойдемся, а?
Дядя Саша ухмыльнулся:
– За знание уголовного кодекса пять, за понимание реальности – единица. Мы тут, знаешь ли, с местным участковым по пятницам пивком балуемся…
– Хиловато, конечно, не спорю. Тогда давайте по-другому.
– И как именно? – живо заинтересовался дядя Саша.
– Например, так: мы ж сейчас все вполне по-доброму сделали – учитывая-то синяк и донки. А ведь могло бы быть и иначе, правда? Мы могли бы вам где-нибудь в доме маленький такой пакетик запрятать… А потом вот его родители, – и Владислав вдохновенно ткнул пальцем в Артема, – свои связи использовали бы. Они ведь могли бы сильно обидеться за синяк, понимаете? К вам приезжают люди, делают обыск, ну и… Но мы же не спрятали! А так хотелось… – и он мечтательно закатил глаза к потолку.
Дядя Саша склонил загорелую лысину к левому плечу, как большая умная собака, немного подумал и подмигнул Владиславу:
– Молодец, мозги работают. То есть ты мне предлагаешь на выбор два варианта: или мы сейчас с миром расходимся, или я все лето торчу дома, как сторожевой пес, и караулю. При этом я понимаю, что вы практически наверняка этого делать не будете, но гарантий у меня нет. И вы на все лето имеете себе бесплатный аттракцион: майора милиции раком поставили.
Он поразмыслил еще немного – видимо, представляя себе этот аттракцион во всех деталях. Судя по всему, детали бывшего майора не очень вдохновили, и он пожал плечами:
– Ну черт с тобой. Если б вы меня обнесли – был бы смысл бодаться. А так…
На всякий случай Владислав не расслаблялся, сохраняя готовность в любой момент завопить «Атас!» и рвануть в окно. Однако оказалось, что хозяин на самом деле утратил свой воинственный пыл: он отступил от двери и проворчал: