Твой образ блистающий. Дневник Белы

– Пожалуйста, еще раз.

– Лис, у меня через две минуты эфир (Да рада я Вам, рада!) и поэтому в последний раз популярно объясняю: восемь секунд нужны для того, чтобы дать команду на включение синхрона, что ж тут непонятного?

– Все. Понял, – словно точку поставил.

А я уже иду в аппаратную… а он остается там, на ступеньке, и знаю!.. смотрит вослед.

…Записывали кадры к журналу, «воплощая» мои идеи и был послушен, даже робок, так что всё получилось отлично. Потом вместе торопились к Комитетскому автобусу, – ждали только нас, – стояли рядом, говорили о том, что получилось, что – нет и никого не замечали, а когда шофер вдруг притормозил и меня бросило прямо на него, то я, схватив его за плечо, вскрикнула:

– Ой, держите меня!

И он покраснел!

…Заходит в наш кабинет часто и тогда выходим в холл, садимся рядышком в зеленые кресла, и «ведём творческие беседы», вот и сегодня… Советую записать с ПТВС цикл передач: «Диалоги с улиц».

– Да, хорошая идея, – не отрывает глаз от моих рук.

А в них – карандаш, я поигрываю им.

– А еще можно сделать выездной «Прямой провод» из села, – не унимаюсь. – Да, он опять согласен… и всё так же смотрит на руки. – А если пригласить еще и ученых из сельхозинститута, – разыгрывается моя фантазия, – чтобы советы давали… (Да что ж он прилип к моим рукам?)

И прячу их подмышки. Тогда вдруг встаёт и уходит. Что это было?»

Да знала, знала Бела, «что это было»! Но то ли не хотела верить, то ли боялась… Да и мне всего не говорила, если иногда и спрашивала: как он – к тебе?.. а ты к нему? А, впрочем, если бы и рассказывала? Ведь тот сложный клубок из разноцветных нитей, который наматывался вокруг её сердца, размотать мне было бы не под силу, – все нити уже переплелись, и ей предстояло жить с ним, не ожидая советов.

«Лис был на встрече с актёром Янковским и рассказал, что тот говорил:

– Мережко написал сценарий фильма «Полеты во сне и наяву»[7 - *«Полёты во сне и наяву» – художественный фильм режиссера Романа Балаяна о кризисе среднего возраста. Главную роль исполняет Олег Янковский.]о себе и отдал режиссеру Балаяну, тот почитал и говорит: «Да нет, это не о себе ты написал, а обо мне», и отдал Янковскому, это, мол, о нас с Мережко, а тот: «Это – не о вас, а обо мне». – Помолчал, а потом добавил: – Ну вот… А я посмотрел фильм и понял: обо мне он.

А фильм отличный. Последний эпизод: сырой, туманный луг, копны сена, ребятишки меж них катят на велосипедах, а герой фильма с пучком соломы… как с потухшим факелом бежит впереди них, а потом оседает у стожка, сворачивается калачиком, наскребает на себя шмотья сена…

Да, в Лисе проскальзывает такое же.

…У меня – ранние «Новости», поэтому с обеда возвращаюсь комитетским автобусом и сижу, читаю, но… Жаль, что так быстро приехали. И уже выхожу, а на проходных сторож радует: продукты, мол, привезли, идите получать. И впрямь, торгуют профгруппорг Сергеева, монтажница Наташа и Лис… Знаю, сам напросился в помощники, чтобы продуктов больше перепало. Ладно, прощу ему и это… А он сидит в углу, жует бутерброд с колбасой и лицо у него серое… как газетный лист. Как же ему там тошно! А Сергеева уже взвешивает мне несколько окуньков, полкило колбасы и теперь высчитывает сдачу, но отвлекается. Стою, жду. Сзади шумит очередь, а она всё считает, считает… уже и ругается с кем-то! И вдруг слышу:

– Бела Эмильевна, – он! – да уходите же Вы!

Ну да, ему тоскливо там!.. тоскливо среди этих банок, рыбин, колбас и не хочет, чтобы видела таким…

– Рада бы, – уже не смотрю на него: – да меня Инна Сергеевна не отпускает.

Но та уже сует мне сдачу. Беру пакет с окуньками, колбасу, поворачиваюсь…

– Бела Эмильевна, – опять он, – а майонез? – И протягивает баночку… и смотрит в пол, а у меня руки заняты:

– Ставьте сюда, – подставляю книгу: – А, впрочем, – отдергиваю томик, – лучше сюда, на куртку.

И майонез повисает в воздухе… А за его спиной, на подоконнике и столах – батоны колбасы, обрезки колбасы… а за его спиной, прямо на полу, на мокрых газетах синюшные окуньки с отчаянным предсмертным взглядом выпученных глаз и открытыми в последнем вздохе ртами… Не хочу-у!

Не хочу и я хотя бы на минуту возвращаться в те времена, но… Ах, как же было обидно!.. да и теперь еще жива в душе та обида, что унижали нас тогда, – плохо кормили, плохо одевали и заставляли жить под неусыпным оком «ведущей и направляющей»… Но всё, всё! Больше не буду возвращаться в ту эпоху, а только – за Белой и Лисом.

«Теперь часто бывает так: он приоткрывает дверь, заглядывает:

– Покурим?

И идем «курить»: «У меня идея» – он. «У меня тоже» – я. И стоим, обсуждаем, прислонившись: он – к батарее, я – к косяку двери. А возле нас – туда, сюда! – шмыгают, приостанавливаются, прислушиваются коллеги. Он курит и, если морщусь, разгоняет дым рукой, а когда рядом останавливается (как сегодня) Мохеева, с улыбочкой поглядывая то на него, то на меня, говорит:

– Вот, пожалуй, и всё… (Не надо нам… при ней…)

– Ага, – я (Да, Лис, да.).

И расходимся.

…Летучка. Он сидит напротив меня и лицо у него светится! Таким еще не видела. Но вдруг Сергей Васильевич спрашивает меня:

– Бела Эмильевна, Вы работаете с Соминым, так и скажите нам: чего не хватает Льву Ильичу, как ведущему?

Смотрю на Лиса. Сказать или не сказать? Ведь если скажу, то погашу этот удивительный свет.

– Да я уже ему говорила, – хочу ускользнуть от ответа, – так зачем же и здесь…

И вдруг Лис:

– Говорили? Мне? – И свет почти гаснет. – Вы только и сказали, что все нормально и никаких замечаний нет. (Чего испугался-то?)

И эта его боязнь почему-то подхлестывает меня: