Мимоза. Литературный сборник

– Вы слышали? Я не сорняк! Я одуван Иван! Она назвала меня Ванюшей!

А райграс, овсяница и мятлик луговой не унимались и продолжали посмеиваться над соседом:

– Ой, вы посмотрите на него, распушился!

– Сорняк! Хоть Иван-дурак, хоть Ванюша!

– Нет от тебя пользы! Только портишь своим пёстрым видом ровный цвет травяного ковра.

Но не слушал одуванчик злых слов, он полезный, только ей верил.

Прошла неделя, и незнакомка, похожая на светящийся одуванчик, вновь пришла на прежнее место помечтать. А уходя, попрощалась с растением-другом и сдула парашюты с одной из его пушистых голов. Ванюша был в восторге. Теперь он ждал её появления, мечтая вновь ощутить тёплое дыхание девушки. Сдувать семена-парашютики стало традицией. Таким образом незнакомка безмолвно будто сообщала одувану Ивану:

– До скорого, милый друг! До новой встречи!

И он ждал, и старался всеми силами уберечь хотя бы одну пышную голову и от веерных граблей, и от ножей газонокосилки. Выкручивался, выкарабкивался, уклонялся, выскользал, а зонтики сохранял и крепко держал, чтобы ни ветер, ни кто другой не смог сорвать. Никто, кроме любимой девушки, похожей на большой светящийся одуванчик.

Так и лето прошло, осень хозяйничала, сквер готовился к зиме. Всё реже и реже приходила незнакомка, но каждый раз радостно удивлялась, заметив на подстриженном газоне одинокий перезрелый цветок одуванчика.

– А, дружочек, ждёшь меня? Я тоже рада встрече!

Расстилала плед, доставала термос и пила горячий чай, а потом читала книжку. Традиционно на прощание любимая незнакомка сдувала семена-парашютики и уходила вверх по тропинке.

А он ждал. И верил, что ни скорые ветра, ни дожди, ни туманы не сумеют сломить его трепетное сердце, а молочная кровь так и будет стучать в листья, в стебли и в головы, поднимаясь от самых корней и наполняя живительной силой. Так и ждал, на том и стоял.

Как красив наш сквер осенью – глаз не отвести!

В тот субботний тёплый вечер двенадцатого октября появилась незнакомка, да не одна, а с компанией друзей. Они пришли вместе полюбоваться великой кометой Цзыцзиншань-Атлас, которая приблизилась к Земле на минимальное расстояние впервые за восемьдесят тысяч лет. Захотелось поймать на камеру странницу вместе с её хвостами. Друзья дурачились, слушали музыку, провожали закат, катаясь на качелях, а потом подались на запад сквера, туда, где заканчиваются фонари, в самое тёмное место.

А одуванчик всё ждал, удерживая свою перезревшую пышную голову. На обратном пути, хоть и было уже темно, незнакомка не удержалась, вернулась попрощаться с одуваном Иваном и сдула парашютики.

– Сегодня был такой солнечный день! А звёзды, Ванюш, посмотри, какие яркие!

Одуванчик задрал единственную оставшуюся, но уже лысую голову – Вселенная улыбалась ему!

– Прощай, дружочек! Одуван Иван!

– Ты идёшь? – крикнул молодой человек. – Что там забыла на газоне?

– Иду-иду! – И она, не оглядываясь, побежала к тропинке, где ждали девушку друзья.

А одуванчик покорно остался на месте.

На Покров четырнадцатого случились первые заморозки, ветер трепал увядающие наряды деревьев, небо отяжелело, запахло снегом, и только сочная зелень газона, колючие сосны и ели, казалось, стали ярче, спасая сквер от серости, витающей в холодных тяжёлых облаках.

А поутру следующего дня стихло, чуть потеплело, но окутал туман, и заплакал нудный дождь. Сквер совсем опустел. Лишь случайные прохожие, прячась под разноцветными зонтиками, как яркие цветы кружились в случайном вальсе, то появляясь ниоткуда, то исчезая в никуда.

Одуванчик не хотел сдаваться. Напившись холодной дождевой воды, пустил несколько стрел-стеблей, намереваясь дать цвет, как только проглянет и пригреет луч солнца.

Шла неделя за неделей, дождь не унимался. Но в первых числах ноября случились пара-тройка тёплых безоблачных дней. Этого хватило одувану Ивану, чтобы расцвести.

Он заранее договорился со своим приятелем, пчелой Би, мол, как только солнце, сразу ко мне. Крылатый друг всегда был рад удрать из улья, прилететь и опылить. Такой же неутомимый, неправильный, готовый сорваться с места в карьер и рвануть к приключениям. Поэтому и сдружился он с одуваном Иваном, сошлись характерами непокорные вольнодумцы.

Успел Би опылить цветок, успел и попрощаться до весны, а ещё кучу пчелиных новостей рассказать: кто куда летал, кто что видал, что где нашёл, кто сколько насобирал.

В последний раз в уходящем году весь газон подровняли. Одуван Иван увернулся и сохранил белую шапку для незнакомки.

Значительно похолодало. Ночами уже подмораживало, а днём температура не поднималась выше пяти градусов. Ивы, рябины, акации и берёзы обнажились, стесняясь и дрожа на ветру.

Сквер ждал снега, а одуванчик мечтал увидеть незнакомку, полюбоваться её ярким свечением, обменяться энергиями. Но никто не приходил. Газон кое-где пожелтел, по утрам серая изморозь покрывала траву, лишь одна белая пышная голова одуванчика напоминала прохожим о знойном лете. Люди удивлялись и недоумевали, но были рады такой хрупкой красоте, улыбались и со светлыми мыслями проходили дальше, спеша по своим делам.

Но вот прошли Кузьминки – по осени поминки, а незнакомка так и не появилась. В ночь повалил снег и накрыл тёплым одеялом замёрзший травяной ковёр, а с ним и превратившийся в ледяной, как будто в хрустальный, одинокий цветок одуванчика.

– Ничего, весной она придёт и сразу обрадуется, ведь я уже буду готов ко встрече! – засыпая, успокаивал себя Ванюша.

И всю лютую зиму ему снилось тёплое дыхание незнакомки, её разноцветная аура и семянки-парашютики, разлетающиеся в разные стороны от нежного дуновения.

Потерянная роза

«Подарок», пастельная бумага, сухая масляная пастель, художник Ирина Сидоренко

Было около полуночи, я торопилась домой, семья заждалась. Конец ноября, промозгло, зябко. Хотелось побыстрее сбежать от дождя к тёплым батареям. Мысли о горячем чае и сладком сне грели душу, но тут меня поманил сквер:

– Зайди-ка! Пройдись вниз по аллее, помощь нужна.

– А что случилось?

– Спустись к заброшенному домику первой белки, сама увидишь.

Пришлось отложить планы и задержаться, раз сквер зовёт.

Домик первой белки уж года три как прибит к самой старой мудрой акации. Но рыжая попрыгунья не пожелала жить на лиственном дереве и сбежала к елям. Правда, свято место пусто не бывает, в жилище заселились певицы-синицы. Я заметила их ещё летом. Но сейчас, кроме дождя, здесь никто не пел. Даже качели молчали, хотя в обычные дни не смолкали и ночью. Туманно, пустынно, только деревья подрагивают во сне, да дождь стучит по мощёным дорожкам. Чувствуется, как температура опускается ниже, идёт пар от моего горячего дыхания.

Недалеко от старой акации живёт скамейка – место встреч влюблённых парочек.

Я огляделась и, спасибо фонарю, который служит неподалёку, увидела алую розу – прекрасную королеву цветов. Она лежала на скамейке совсем одна и умирала от грусти.

– Что случилось, дорогая, ты потерялась?

– Меня бросили, меня оставили, меня забыли! – кутаясь в слюду, пожаловалась роза.

– Подтверждаю, всё так и было! – возмутился сквер. – Подошёл молодой человек, постоял у скамьи, потоптался, всё поглядывая в телефон, замёрз, промок, отчаялся, развернулся, да и был таков.

– Я чувствую, что рождена для чего-то бо?льшего, а так зазря пролетела жизнь. Зацвела поздней осенью, сорвали меня, транспортировали с сёстрами. Теплица, склады, цветочный магазин. Что я видела? Ничего. За что мне так не повезло? Даже пахну слабо, солнцем не обласкана! А ещё этот! Выбрал меня, купил, думала, ну вот оно чудо, да куда там? Забрал, спрятал за пазуху, закрыл на молнию. Темно, страшно, но хотя бы тепло, а потом как бросит на скамейку!

– Не пришла на свидание девушка, а он так ждал и надеялся, вдруг расстроился, разозлился и ушёл, – поведал сквер.

– Ну что за девушка? Испортила мне остаток существования! Сейчас бы стояла себе в вазе с водой и слушала восхищённое: «Как хороша! как хрупка!» А потом бы за занавеску поставили, и прохожие бы смотрели на меня, думая о том, что за стеклом живёт любовь.