Июль, июль, август

– Вы совсем не обидели меня. Я, повторяю, давно привык к тому, что все вокруг почти всегда не находят времени меня помнить…

– Простите. Я сказала «пять дней», потому что не сосредоточилась. Мне стоило бы подумать об этом серьезнее.

– Вы хорошо сделали, что сказали «пять дней». Ведь не замечать человека можно в две стороны: не замечать, будто его и вовсе нет, и не замечать так, словно он есть всегда и никуда уже не денется. Вы не замечаете меня вторым способом.

– Нет, я не буду со всем этим соглашаться,– замотала я головой.– Неужели же, по вашему мнению, я способна относиться к человеку, как к пустому месту?

– Это касается только меня, Августа. Только меня. Потому что только я из всех окружающих вас людей – пустое место. Даже слуги частенько – и не по своей вине, конечно, – проносят мимо меня кушанья и вина. Но у этого моего свойства есть и хорошие стороны. Так, пушечные ядра всегда пролетают вдалеке от меня, в какой бы гуще сражения я ни находился…

– Вы можете спросить меня еще о чём-нибудь. Потруднее. Я обещаю вам сосредоточиться и ответить.

– У вас не получится, можете мне поверить.

– Получится. Ну же?

– Что ж… хорошо. Закройте глаза.

– Как вам будет угодно.

– А теперь скажите, какого цвета мои волосы. Иначе говоря, блондин или брюнет тот человек, которого вы уже полчаса не замечаете гораздо внимательнее, чем обычно.

– Я поняла. Сейчас. Не отвлекайте меня.

– Хорошо. Я молчу.

– Можно потрогать вашу голову?

– Можно, если это облегчит ваш труд. Но, по правде сказать, это было бы не совсем честно, ведь если я лыс, то вы сразу же поймете, что я лыс, и скажете, что волосы мои и вовсе не имеют никакого определенного цвета по причине их отсутствия.

Я поспешно отдернула руку.

– Вы правы. Я и так смогу ответить… А что, вы можете быть лысы?

– Почему бы и нет? Всё-таки, согласитесь, я – старый друг вашего отца. Да и на свете немало лысых мужчин.

– Но вы не лысы, конечно. Вы упомянули про лысину, чтобы сбить меня с толку.

– А разве в этом есть необходимость?

– Не мешайте.

– Как угодно.

– Вы брюнет.

– Это и есть ваш ответ? Вы в этом уверены?

– Да… а почему вы таким странным голосом спросили, уверена ли я?

– Я просто спросил.

– Значит, вы блондин?

– Но вы же сами сказали, что я – брюнет.

– Нет, вы – рыжий. Слегка рыжий. Но местами, на солнце, очень похожи на блондина, а в тени – почти совершеннейший брюнет.

– Браво. Вы, оказывается, очень ловкая особа.

– Я права?

– Местами.

– Я открою глаза?

– Пожалуйста.

– Да на вас шлем!

– Я собирался уже уезжать от вас и даже, скажу больше, успел-таки отъехать довольно прилично по направлению к Наутхейму. Но дело в том, что нынче вы так и не вышли меня провожать, и я, раздумывая об этом по пути, решил хотя бы на этот раз не пускать всё на самотёк и повернул коня, чтобы всё-таки проститься с вами. А что из этого вышло – вы знаете.

– Снимите, пожалуйста, шлем. Из-за него мне ничего не разглядеть.

– Нет.

– Я прошу вас!

– Нет. Я не вижу в этом никакой необходимости. Да и мне, согласитесь, уже давно пора ехать.

– Снимите шлем, я просто разок взгляну.

– Прощайте, милая моя Августа.

– Если вы уедете сейчас, так и не сняв шлем, то я… я останусь здесь и буду мучаться чувством вины. Мне не будет покоя, уж я-то себя знаю! Из ваших слов и поступков следует, что я – довольно легкомысленная, а вернее сказать, чёрствая особа. Это и несправедливо, и обидно. Ведь я на самом-то деле очень много про вас знаю и помню.

– Неужели?

– Я помню, что вы не любите, когда я называю вас «старый друг».

– Раз.

– Помню, что был поцелуй.

– Два.

– Помню, что вы обещали снять шлем.

– Я не обещал.