Нерешительность овладела ею. Она посмотрела на нас с Джордан; в ее взгляде была какая-то мольба, будто она поняла, наконец, что делает, чем создала у нас впечатление, будто она никогда и не думала что-либо делать вообще. Но теперь этот шаг был сделан. Отступать назад было уже слишком поздно.
– Я никогда не любила его, – сказала она с ощутимой неохотой в голосе.
– Что, даже в Капиолани? – вдруг спросил Том.
– Даже там.
Из танцевального зала внизу на волнах горячего воздуха доплывали к нам приглушенные и удушающие аккорды музыки.
– И даже в тот день, когда я нес тебя на руках из ресторана «Панч-Баул», чтобы ты не намочила твои туфли? Какая-то хриплая нежность звучала в его голосе… – Дэйзи?
– Прошу тебя, не надо! – Голос ее звучал холодно, но озлобленности в нем уже не было. Она посмотрела на Гэтсби. – Слушай, Джей – сказала она, но ее рука дрожала, когда она пыталась зажечь сигарету. Вдруг она бросила сигарету вместе с горящей спичкой на ковер.
– Знаешь, ты слишком многого хочешь! – воскликнула она, обращаясь к Гэтсби. – Я люблю тебя сейчас: разве этого не достаточно? Стереть прошлое я не могу.
Она начала рыдать беспомощно:
– Да, я любила его когда-то, но я любила и тебя тоже.
Глаза Гэтсби открывались и закрывались попеременно.
– Ты любила и меня тоже? – повторил он.
– И даже это ложь, – сказал Том беспощадным тоном. – Она не знала, что ты жив. К тому же, есть вещи, которые происходили только между Дэйзи и мной, о которых ты никогда не узнаешь, те моменты, которые ни один из нас двоих никогда не сможет забыть.
Эти слова, казалось, вгрызались в Гэтсби физически.
– Я хочу поговорить с Дэйзи наедине, – потребовал он. – Она слишком возбуждена сейчас…
– И даже наедине я не смогу сказать, что никогда не любила Тома, – призналась она скорбным голосом. – Это была бы неправда.
– Конечно, неправда, – согласился Том.
Она повернулась к своему мужу.
– Как будто для тебя это когда-либо имело значение! – сказала она.
– Конечно, имеет! С этих пор я буду лучше заботиться о тебе.
– Ты не понимаешь, – сказал Гэтсби на грани паники. – Ты больше не будешь вообще о ней заботиться.
– Не буду?? – Том широко открыл глаза и засмеялся. Теперь он мог позволить себе держать себя в руках. – Почему вдруг?
– Дэйзи уходит от тебя.
– Глупости.
– Да, я ухожу, – произнесла она с явным усилием.
– Она не может уйти от меня! Слова Тома вдруг превратились в дубинку, которой он нещадно колотил Гэтсби. – И уж точно не может уйти к заурядному жулику, которому нужно украсть кольцо, чтобы потом надеть на ее палец.
– Нет, это невыносимо! – воскликнула Дэйзи. – Прошу, давайте выйдем отсюда!
– Ведь кто ты такой на самом деле? – продолжал Том. – Ты – один из той шайки, которая околачивается вокруг Майера Вольфсхайма, насколько мне стало известно. Я уже провел небольшое расследование о твоих делах, и завтра намерен проводить его дальше.
– Что ж, проводи, если хочешь, старина, – невозмутимо сказал Гэтсби.
– Я уже раскопал, что за «аптеки» у тебя были. Повернувшись к нам, он начал быстро говорить: – Они с этим Вольфсхаймом скупили множество аптекарских магазинчиков в переулках здесь и в Чикаго и торговали пшеничным спиртом из-под прилавка. И это только один из его маленьких трюков. Я принял его за бутлеггера в самый первый раз, когда увидел его, и не очень далек был от истины.
– Ну, и что с того? – вежливо сказал Гэтсби. – Как я понимаю, твоему другу Вальтеру Чейзу гордость не помешала заняться тем же.
– Ты бросил его в трудном положении, не так ли? Из-за тебя он попал в тюрьму на месяц в Нью-Джерси. Послушал бы ты, что говорит Вальтер насчет тебя!
– Он пришел к нам полным банкротом. Он был очень рад подзаработать немного деньжат, старик.
– Не называй меня «старик»! – закричал Том. Гэтсби ничего не ответил. – Вальтер мог посадить тебя еще и за организацию внеипподромных тотализаторов, но Вольфсхайм угрозами закрыл ему рот.
То незнакомое, но при этом узнаваемое выражение вновь появилось на лице Гэтсби.
– Махинации с аптеками – это было так, по мелочи, – медленно продолжал Том. – Сейчас ты закрутил что-то такое, о чем Вальтер мне даже побоялся рассказать.
Я посмотрел на Дэйзи, которая в ужасе смотрела то на Гэтсби, то на своего мужа, и на Джордан, которая начала балансировать свой невидимый, но поглощающий внимание предмет на кончике своего подбородка. Затем я снова посмотрел на Гэтсби – и был шокирован выражением его лица. Он выглядел – и я это говорю с полным презрением ко всем клеветническим сплетням на вечеринках в его саду, – именно так, как будто он мог бы сейчас «убить человека». По крайней мере, какое-то мгновение выражение на его лице точно соответствовало этому фантастическому описанию.
Оно прошло, после чего он начал возбужденно говорить что-то Дэйзи, отрицая все сказанное о нем, защищая свое имя от обвинений, которые даже не были ему предъявлены. Но с каждым его словом она все больше и больше погружалась в себя, поэтому он оставил это бесполезное занятие, и только умершая мечта продолжала бороться в нем, пытаясь прикоснуться к тому, что перестало уже быть прикасаемым, грустно, но настойчиво пытаясь тянуться к умолкшему для нее навсегда голосу на другой стороне комнаты, пока вечер завершал свой бег.
Этот голос опять выразил просьбу уйти.
– Прошу тебя, Том! Я не могу это больше терпеть.
По ее испуганным глазам было видно, что все ее намерения, вся ее смелость, какие у нее были, исчезли, как дым.
– Вы вдвоем поедете домой, Дэйзи, – сказал Том. – В машине мистера Гэтсби.
Она посмотрела на Тома, теперь уже встревоженно, но он настаивал на своем с великодушным презрением.
– Езжайте! Он не будет досаждать тебе. Я думаю, он понимает уже, что его самонадеянный маленький флирт окончен.
Они уехали, не проронив ни слова; от них избавились; они стали никому не нужными, одинокими, как привидения, лишившись даже нашего сожаления.
Через мгновение Том встал и начал заворачивать неоткрытую бутылку виски в полотенце.
– Кто-нибудь хочет выпить? Джордан?… Ник?
Я ничего не ответил.
– Ник? – повторил он.
– Что?