Во-первых, у нас не было никакого руководителя…
Нога Гэтсби отбила короткий, нервный такт, и Том вдруг глянул на него.
– Кстати, мистер Гэтсби, как я понимаю, вы – выпускник Оксфорда.
– Не совсем.
– О, да, я понимаю: вы ходили в Оксфорд на лекции.
– Да, я ходил на лекции.
Пауза. Потом голосом, полным оскорбительного недоверия, Том произнес:
– Значит, вы должны были ходить туда примерно в то время, когда Билокси уехал в Нью-Хэйвен.
Еще одна пауза. В дверь постучал и тотчас вошел официант с покрошенной мятой и льдом, но тишина не прервалась ни после его «благодарствуйте», ни после того, как он тихо закрыл за собой дверь. Эту невероятной важности деталь нужно было, наконец, прояснить.
– Я уже сказал вам, что я ходил туда на лекции, – сказал Гэтсби.
– Я это услышал, но мне хотелось бы знать, когда.
– В тысяча девятьсот девятнадцатом году. Я пробыл там всего пять месяцев. Именно поэтому я не могу назвать себя выпускником Оксфорда.
Том оглянулся вокруг, чтобы увидеть, отражается ли на наших лицах его недоверие. Но глаза всех нас были устремлены на Гэтсби.
– Такая возможность была предоставлена некоторым офицерам после Перемирия, – продолжал он. – Мы могли ходить на лекции в любой университет Англии или Франции.
Мне захотелось встать и похлопать его по плечу. Это был еще один случай воскрешения моей полной веры в него, какие у меня неоднократно были раньше.
Дэйзи встала и, слегка улыбаясь, подошла к столу.
– Открой виски, Том, – приказала она, – и я сделаю тебе мятный джулеп. Тогда ты не будешь казаться самому себе таким глупым… Смотри на мяту!
– Нет, минуточку! – рявкнул Том. – Я хочу задать мистеру Гэтсби еще один вопрос.
– Задавайте, – сказал вежливо Гэтсби.
– Что за скандал вы постоянно пытаетесь устроить в моем доме?
Наконец, они могли играть в открытую, и Гэтсби был доволен.
– Он не устраивает никакого скандала, – сказал Дэйзи, в отчаянии глядя то на одного, то на другого. – Скандал устраиваешь ты. Пожалуйста, держи себя хоть немножечко в руках.
– Держать себя в руках! – повторил Том скептически. – Может быть, самая последняя из новомодных манер предписывает сидеть смирно и наблюдать, как Мистер Никто из Ниоткуда ударяет за твоей женой. Но если ты хочешь, чтобы это делал я, тогда уволь… В нынешние времена все начинается с насмешек над семейной жизнью и институтом семьи, а заканчивается отбрасыванием всех условностей и смешанными браками между черными и белыми.
Возбужденный от своей страстной, но бессвязной речи, он мнил себя стоящим в одиночестве на последнем рубеже цивилизации.
– Мы все здесь белые, – тихо произнесла Джордан.
– Я знаю: я не очень популярен. – Я не устраиваю больших вечеринок. В современном мире, как я понимаю, нужно превратить свой дом в свинарник, чтобы заиметь хоть каких-то друзей.
Несмотря на то, что он злил меня, как и всех нас, своими речами, я еле сдерживался, чтобы не рассмеяться, каждый раз, когда он открывал рот, – настолько полным было превращение распутника в чопорного моралиста.
– Я должен кое-что сообщить тебе, старик, – начал Гэтсби. Но Дэйзи догадалась о его намерении.
– Прошу тебя, не надо! – прервала она беспомощно. – Давайте все поедем домой! Почему бы нам всем вместе не поехать домой?
– Хорошая мысль! – я встал. – Пошли, Том. Пить уже никто не хочет.
– Я хочу узнать, что мистер Гэтсби должен мне сообщить.
– Твоя жена не любит тебя, – сказал Гэтсби. Она никогда тебя не любила. Она любит меня.
– Да ты, с ума сошел! – воскликнул Том машинально.
Гэтсби вскочил, весь дрожа от возбуждения.
– Она никогда не любила тебя, ты слышишь? – Она вышла замуж за тебя только потому, что я был беден и она устала ждать меня. Эта была страшная ошибка, но в своем сердце она никогда не любила никого, кроме меня!
На этих словах мы с Джордан попытались уйти, но Том с Гэтсби настаивали на том, чтобы мы остались, соревнуясь друг с другом в своей настойчивости так, будто ни тому, ни другому нечего скрывать, и они дарят нам привилегию разделить с ними их эмоции.
– Дэйзи, присядь, – голос Тома безуспешно пытался нащупать отеческую тональность. – Что происходит? Я хочу узнать все об этом.
– Я уже сказал тебе, что происходит, – сказал Гэтсби. И происходит это уже пять лет, а ты и не знал.
Том резко повернулся к Дэйзи.
– Ты что, видишься с этим типом уже пять лет?
– Мы как раз не виделись пять лет, – сказал Гэтсби. – Не имели возможности встречаться. Но оба любили друг друга все это время, старик, а ты и не знал.
– И что, это все?? – Том постучал своими толстыми пальцами друг о друга, как духовник, и откинулся на своем стуле.
– Нет, ты точно сумасшедший! – он разразился смехом. – Я не могу говорить о том, что было пять лет назад, потому что я еще не знал Дэйзи тогда, но я решительно не могу себе представить, как ты мог подойти хотя бы за милю к ней, если только не приносил продукты через вход для прислуги. Но все остальное – мерзкая ложь. Дэйзи любила меня, когда выходила за меня замуж, и сейчас она любит меня.
– Нет, не любит, – сказал Гэтсби, качая головой.
– Правда, любит! Просто иногда ей в голову приходят глупые мысли и тогда она не знает, что делает. Он кивнул головой понимающе. – А кроме того, я тоже люблю Дэйзи. Время от времени бывает так, что я загуляю, как дурак, но я всегда возвращаюсь, и в сердце моем я люблю ее постоянно.
– Ты мне отвратителен, – сказала Дэйзи. Она повернулась ко мне, и голос ее, понизившись на октаву, заполнил комнату леденящим презрением: – А знаешь, почему мы уехали из Чикаго? Удивительно, как они тебя еще не посвятили в историю с этим маленьким загулом.
Гэтсби подошел к ней и стал рядом.
– Дэйзи, это уже все в прошлом, – сказал он серьезным тоном. – Теперь это уже не имеет никакого значения. Просто скажи ему правду – что ты его никогда не любила, и все это будет стерто из памяти навсегда.
Она посмотрела на него невидящим взглядом. – Как? Как я могла вообще полюбить его?
– Ты никогда не любила его.