Глаза Гейзенберга

– Подзорная труба.

– Урок второй, – продолжил Стетсон. – Для наблюдения за небом придумали телескопы. А подзорная труба – это приложение к дальнострельному оружию. По моим догадкам, у этих ружей огневой диапазон около сотни метров. То есть, можешь считать доказанным, что артиллерия у них есть.

Орн кивнул. Голова все еще шла кругом от стремительного развития событий, и он не решался позволить себе выдохнуть.

– А теперь посмотрим на ту деревню впереди. Видишь флаг? Флаги почти неизбежно зарождаются как боевые знамена. Не всегда, однако в свете всего остального можно считать его неплохой косвенной уликой.

– Ясно.

– Вспомним еще робкий характер местного населения, – продолжал Стетсон. – Подобная инертность абсолютно всегда свидетельствует о наличии могущественной военной и/или религиозной аристократии, которая подавляет технологический прогресс. Совет вождей Хамала – не что иное, как аристократия, которая весьма искусно использует для государственного управления религию, а также шпионов – еще один неизбежный продукт войны.

– Они и в самом деле аристократы, – согласился Орн.

– Правило номер один наших учебников, – сказал Стетсон, – гласит, что в любой ситуации, где есть имущие и неимущие, есть позиции, которые приходится защищать. А это всегда означает наличие армии – зовешь ты ее войсками, полицией или гвардией. Готов поставить последний кредит на то, что эти игровые поля с зелеными и желтыми шарами – на самом деле учебные полигоны.

Орн сглотнул.

– Я должен был догадаться.

– Ты и догадался. Подсознательно. Все, что здесь не так, ты заметил подсознательно. И встревожился до чертиков. Потому и нажал экстренную кнопку.

– Пожалуй, вы правы.

– И еще урок. Самый важный показатель при определении агрессивности: мирные народы, по-настоящему мирные, мир вообще не обсуждают. У них развилась динамика ненасилия, в которой обычная концепция мира даже не фигурирует. Они о нем и не думают. Единственная причина развить более чем пассивный интерес к миру в том смысле, в каком мы его понимаем, – это постоянный и жестокий контраст войны.

– Конечно. – Орн сделал глубокий вдох и вгляделся в деревню, стоящую на возвышенности перед ними. – Но как же отсутствие укреплений? У них нет животных для кавалерии и…

– Можно не сомневаться, что артиллерия у них есть. Хм-м-м… – Стетсон потер подбородок. – Ну, пожалуй, этого достаточно. Мы без сомнения обнаружим здесь паттерн, который вычеркивает мобильную кавалерию из уравнения и не позволяет строить каменные фортификации.

– Наверное.

– Случилось тут примерно вот что, – сказал Стетсон. – Первоконтактник, этот тупица, чтоб ему гнить в военной тюрьме, сделал про Хамал неверные выводы. Он раскрыл наши карты. Хамаляне собрались, объявили перемирие, спрятали или замаскировали все, что хоть как-то связано с военным делом, предупредили граждан, а потом сосредоточились на том, чтобы выжать из нас все, что возможно. Они уже послали делегацию на Марак?

– Да.

– Этих придется тоже подхватить.

– Само собой, – кивнул Орн. Он начинал ощущать, как его затапливает чистая волна облегчения, но со странной примесью тревоги где-то в глубине. Его собственная карьера оказалась вне опасности, но он подумал о том, что теперь случится с Хамалом и каковы будут последствия. Полное О-формирование! Военная оккупация творила ужасные вещи и с оккупантами, и с оккупированными.

– Думаю, оперативник КИ из тебя получится неплохой.

Орн резко вынырнул из раздумий.

– Из меня… что?

– Я тебя вербую, – сказал Стетсон.

Орн уставился на него.

– А вам можно?

– В нашем правительстве еще осталось несколько сметливых ребят. Можешь считать за данность, что у КИ есть такие полномочия. – Агент нахмурился. – Мы слишком многих своих оперативников находим именно так – в одном шаге от катастрофы.

Орн сглотнул.

– Это… – Он замолк, потому что мимо транспорта КИ прошел крестьянин, толкая перед собой скрипучую тачку.

Они со Стетсоном проследили взглядом за тем, как ловко покачивалась спина крестьянина, как крепко он ставил ноги на пыльную дорогу, как гладко катилась тачка с наваленной на ней горой овощей.

– Вот я фрулап леворукий! – пробормотал Орн и ткнул пальцем в удаляющуюся спину. – Это и есть ездовые животные для кавалерии. А тачка – колесница!

Стетсон хлопнул правым кулаком по раскрытой ладони.

– Черт подери! И ведь прямо у нас перед глазами! – Он мрачно улыбнулся. – Завтра, когда появится О-формирование, тут будет немало удивленных и сердитых лиц.

Орн молча кивнул, досадуя, что нет никакого другого способа предотвратить опасность военных вылазок в космос. И подумал: «Хамалянам нужна другая религия – которая показала бы им, как держать свою жизнь в гармонии с планетой, а планету – в гармонии со вселенной».

Но учитывая, что развитие всех религий контролировал Амель, надеяться на такое не приходилось. Религиозной системы, продвигающей гармонию, не существовало – на Чаргоне точно… и даже на Мараке.

А уж на Хамале – никаких шансов.

Глава пятая

Каждому разумному существу необходима религия в какой-то форме.

    – Ноа Аркрайт, «Священные тексты Амеля»

Умбо Стетсон мерил шагами капитанский мостик своего разведывательного крейсера. Его ботинки гулко стучали по полу, который во время полета являлся задней стеной мостика. Сейчас корабль – блестящая красно-черная башня высотой в четыреста метров – стоял вертикально на хвостовых плавниках. Через открытые шлюзы мостика в полутора сотнях метров внизу виднелись густые кроны джунглей планеты Гина III. Над горизонтом, примерно в часе от заката, висело масляно-желтое солнце.

Ситуация на Гине складывалась отвратная, и ему не хотелось отправлять в такое место неопытного оперативника. Особенно паршиво было от того, что этого конкретного оперативника завербовал в КИ глава сектора по имени Умбо Стетсон.

«Я его к нам зазвал, а теперь отправляю на смерть», – думал Стетсон.

Он бросил взгляд в другой конец мостика, на Льюиса Орна – ныне младшего полевого оперативника КИ с новеньким дипломом.

Вышколенного… и умного, но еще ни разу не бывавшего в деле.

– Взять бы да просто соскрести с этой планеты все живое подчистую, – пробормотал Стетсон. – Чтоб стала гладкая, как яйцо! – Он прервал свои метания и мрачно высунулся из открытого шлюза по правому борту на почерневший от пламени круг, выжженный крейсером в траве поляны.

Втянув голову обратно в шлюз, глава сектора замер, как обычно сгорбившись. Мешковатая пятнисто-синяя форма делала его сутулость еще более заметной. Хотя в ходе этой операции он располагал полномочиями адмирала дивизии, на форменной одежде не было никаких отличительных знаков. Весь его облик поражал какой-то растрепанной неопрятностью.

Орн стоял у противоположного шлюза, изучая покрытый джунглями горизонт.

Там, слишком далеко, чтобы разглядеть, что-то поблескивало – должно быть, город. Время от времени он бросал взгляд на панель управления, на хронометр над нею, на большую транслитовую карту их местонахождения, опущенную с верхней переборки. Было немного не по себе – Орн очень остро ощущал, как переигрывают его привыкшие к тяжелым планетам мышцы на Гине III, гравитация которой достигала лишь семи восьмых по терранскому стандарту. Зуд от хирургических шрамов на шее, куда ему вживили микрокоммуникационное оборудование, сводил с ума. Он почесался.

– Ха! – гаркнул Стетсон. – Политики!

В шлюз со стороны Орна влетело изящное черное насекомое с похожими на ракушки крыльями и опустилось на его коротко остриженные рыжие волосы. Орн бережно снял существо с головы и отпустил. Оно снова попыталось сесть на прежнее место. Он увернулся. Насекомое пересекло мостик и вылетело в шлюз возле Стетсона.