Глаза Гейзенберга

– Ого-го, – выдохнул Орн. – И вы посмотрите на размер этих зданий. Гинцы могли бы столько нам рассказать о градостроительстве.

– А мы, возможно, так и не успеем их послушать, Орн. Если ты не вправишь им мозги, тут останется только пепел для наших археологов.

– Должен быть другой выход!

– Я тоже так думаю, но…

Звякнул сигнал вызова.

Голос Стетсона прозвучал устало:

– Да, Хэл?

– Та шайка всего в пяти кликах, Стет. Снаряжение Орна у порога, в воздушных санях.

– Сейчас спустимся.

– А зачем сани?

– Идея Хэла. Если гинцы подумают, что это наземный багги, то могут пропустить момент, когда ты захочешь от них оторваться. А уж в воздухе мы всегда сможем тебя подхватить, сам знаешь.

– Стет, какие у меня шансы?

– Мизерные. Может, даже хуже. Скорее всего, эти головорезы захватили «Дельфинус». Мы подозреваем, ты им нужен только для того, чтобы завладеть твоим снаряжением и всеми твоими знаниями.

– Всего пять дней.

– Если не выберешься до тех пор, мы взрываем.

– Заменимый.

– Хочешь отказаться от миссии?

– Нет.

– Так я и думал. Слушай, помни о правиле черного хода, сынок. Всегда оставляй себе запасный выход.

– Прямо как вы сейчас, – сказал Орн.

Стетсон смотрел на него несколько ударов сердца, а потом:

– Точно. Давай-ка проверим устройство, которое хирурги запихнули тебе в шею.

– Я как раз хотел спросить.

Стетсон приложил руку к горлу. Его рот оставался закрытым, но Орн услышал шипение голоса, исходившее из вживленного передатчика.

– Слышишь меня, Орн?

– Слышу. Это…

– Нет! – шикнул голос. – Прикоснись к контакту микрофона. Рот не открывай. Просто двигай речевыми мышцами, не говоря вслух.

Орн повиновался, приложил руку к горлу.

– Нормально?

– Так-то лучше, – сказал Стетсон. – Слышу четко и ясно.

– Какой радиус передачи?

– Рядом с тобой всегда будет находиться сникер-реле. Когда ты не держишь руку на контакте, эта штука все равно будет передавать нам, что ты говоришь и что творится вокруг. Мы будем наблюдать за всем происходящим. Уяснил?

– Будем надеяться.

Стетсон протянул правую руку.

– Удачи, Орн. Я не шучу насчет спуститься за тобой на крейсере. Только слово скажи.

– Знаю я это слово, – сказал Орн. – «СПАСАЙТЕ!»

Глава шестая

Склонись перед Уллуа, межзвездным скитальцем Эирбов. Не допусти богохульства, не остави богохульника в живых. Да иссохнет от богохульства рот его. Да будут богохульники прокляты Богом и благословенными. Да поразит богохульника проклятье от стопы до главы его, во сне и наяву, сидя и стоя…

    – Воззвание на День Баирама

Серая грязь под ногами и мрачные темные прорехи между синими деревьями чудовищных размеров – такими предстали перед Орном джунгли Гины. До земли долетал лишь слабый отблеск солнечных лучей.

Замаскированные сани Орна с отключенными параграв-юнитами тряслись и прыгали по мощным древесным корням. Буйно пляшущий свет фар то вычерчивал на стволах дуги, то упирался в грязь. В воздухе, покачиваясь на высоких ветвях, висели длинные петли ползучих растений. На лобовое стекло дождем капал конденсат, отчего пришлось включить обдув.

Орн в рулевом кресле кабины саней сражался с приборной панелью, одновременно пытаясь смотреть во все стороны, чтобы не пропустить приближение отряда гинцев-налетчиков. Его не отпускало смутное ощущение замедленной съемки, которое жители тяжелых планет всегда испытывали в условиях более слабой гравитации. К горлу подкатывала тошнота.

В воздухе вокруг трясущихся саней мелькало множество разных существ – синих и красных, зеленых и фиолетовых, блестящих и тусклых. Одни порхали неспешно, другие проносились стрелой. В двух конусах, образованных светом передних фар, клубились гинские насекомые с пушистыми крыльями. Тьма за пределами двух лучей была наполнена неумолчным стрекотом, треском, свистом и тиканьем.

Вдруг в имплантированном динамике Орна зашипел Стетсонов голос.

– Как оно там?

– Инопланетно.

– Той шайки нигде не видно?

– Никак нет.

– Ладно. Мы отчаливаем. Удачи.

У Орна за спиной раздался глубокий, раскатистый рев реактивных двигателей крейсера, поднимавшегося в небо. Все другие звуки помедлили в наступившей тишине, а потом снова начали свое пение: сначала самые громкие, потом те, что потише.