Глаза Гейзенберга

– Совет. Устроили банкет в мою честь. И… э-э-э…

– Подали фрулапа, – подсказал Стетсон.

– Вы слушать будете или нет?

– Мальчик мой, я весь внимание.

Орн окинул Стетсона скептическим взглядом.

– Что-то не заметно. – Потом продолжил: – В общем, на банкете Совета подавали похлебку из хвостов порджо, в которой…

– Порджо?

– Это местный грызун. Считается деликатесом, особенно хвост. Беженцы с Тритсахина первое время выживали только на порджо.

– Значит, его подавали на банкете.

– Да. И они… в общем, повар, перед тем как подать мне миску с похлебкой, связал живого порджо какой-то веревкой, которая в горячей жидкости быстро растворилась. Тут зверек выпрыгнул из котла, обрызгав меня с головы до ног.

– И что?

– Они минут пять хохотали. Единственный раз, когда я видел, чтобы хамаляне по-настоящему смеялись.

– Хочешь сказать, они тебя разыграли, а ты до того рассердился, что нажал экстренную кнопку? Мне казалось, ты говорил, что у них нет чувства юмора.

– Слушайте, умник! Вы хоть подумали о том, кем надо быть, чтобы сунуть живого зверя в кипяток ради шутки?

– Жутковатый юмор, – согласился Стетсон. – Но все же юмор. И поэтому ты вызвал КИ?

– Поэтому тоже!

– А еще почему?

Орн описал инцидент с комическим падением в кучу фруктов.

– А они, значит, даже не рассмеялись, и это возбудило в тебе подозрения, – подытожил Стетсон.

Лицо Орна потемнело от гнева.

– Ага, и на шутку с порджо я просто обиделся! Конечно, вам уже все ясно! А я все равно прав про них всех! Давайте, делайте из этого свои выводы!

– Именно так я и собираюсь поступить, – сказал Стетсон, завел руку за приборную панель багги, вытащил микрофон и заговорил в него: – Это Стетсон.

«Ну что, я доигрался», – подумал Орн. Под ложечкой засосало, к горлу подступила кислая горечь.

Из-под панели приборов раздался гул космопередатчика, а следом:

– Корабль слушает. Как там оно? – Ровное звучание голоса намекало на работу шифровальной аппаратуры.

– У нас тут совсем беда, Хэл, – сказал Стетсон. – Срочно вызывай оккупационные силы, приоритет Первый.

Орн рывком сел прямо и уставился на агента КИ.

В передатчике застучало, а потом:

– Так все плохо, Стет?

– Хуже я не видел. Выпиши ордер на первоконтактника – это какой-то тупица по фамилии Буллон. Проследи, чтобы его уволили. Мне плевать, даже если он – родная матушка Комиссара Буллона! Чтобы назвать Хамал мирной планетой, надо быть слепым – да еще тупым вдобавок!

– С возвращением будут проблемы? – спросил голос из динамика.

– Сомневаюсь. Оперативник ПП вел себя довольно тихо, и они, пожалуй, еще не знают, что мы их раскусили.

– Скажи-ка мне на всякий случай свою метку.

Стетсон сверился с индикатором на приборной панели.

– А-восемь.

– Понял.

– Вызывай сию секунду, Хэл, – сказал Стетсон. – Я хочу, чтобы к завтрашнему дню тут было все О-формирование.

– Уже сделано.

Гул космопередатчика сменился тишиной. Стетсон убрал микрофон на место и повернулся к Орну.

– Значит, чутье подсказало?

Орн тряхнул головой.

– Я…

– Обернись.

Орн посмотрел назад, на дорогу, по которой они приехали.

– Видишь что-нибудь любопытное? – спросил Стетсон.

Орн задавил рвущуюся наружу радость.

– Вижу одного крестьянина и одного охотника с помощником – они спешат, потому что припозднились.

– Я имею в виду дорогу. Можешь считать это первым уроком методики КИ: широкая дорога, идущая по гребням, это дорога для войск. Крестьянские дороги узки и следуют водным путям. Военные дороги шире, огибают болота и пересекают реки под прямыми углами. В точности как эта.

– Но… – Орн умолк, потому что к ним приблизился охотник. Тот прошел мимо, едва бросив на багги мимолетный взгляд.

– Что в кожаном чехле у него за плечом? – спросил Стетсон.