– Пойдем, сыновья мои, – сказал дон Рибьера, – поднимемся на палубу и там будем совещаться. А вы все оставайтесь здесь, не ходите за нами. К чему подвергать опасности жизнь, которая еще может пригодиться?
Дон Рибьера и его сыновья последовали за капитаном на верхнюю палубу и начали совещаться с ним и с Антонио.
– Нам остается только одно, – сказал, наконец, старик, – спустим наш флаг, как бы в знак того, что мы сдаемся. Они тогда поравняются с нами и либо абордируют нас со шхуны, либо подъедут к нам в лодках. Во всяком случае, мы узнаем, кто они, и если это пираты, то мы дорого продадим нашу жизнь. Поэтому, если только шхуна, увидев, что наш штандарт спущен, станет рядом с нами, а я не сомневаюсь, что это так и будет, то всем нам придется быть готовыми к отчаянной схватке.
– Ты прав, Антонио, – ответил губернатор. – Ступайте, капитан, на ют и спустите флаг! Посмотрим, как они теперь поступят. Ступайте вниз, молодцы, и скажите людям, чтоб они были готовы исполнить свой долг.
Как и предсказал Антонио, шхуна перестала стрелять и распустила паруса, лишь только был спущен штандарт. Она поравнялась с кораблем, между тем как на ее грот-флагштоке взвилось грозное черное знамя. Она выпалила всем лагом в португальское судно, и прежде чем рассеялся дым, оба корабля вздрогнули от столкновения бортов, и бородатые пираты толпой полезли на палубу.
Команда португальского корабля вместе с отрядом солдат составляла все-таки довольно значительную вооруженную силу. Появление черного флага оледенило все сердца, но чувство это сразу же сменилось решимостью отчаяния.
– Берись за ножи, ребята, за ножи! – крикнул Антонио, бросаясь навстречу врагам во главе самых отважных.
– Кровь за кровь! – зарычал второй помощник пиратского капитана, замахиваясь на старика.
– Что ж, получай, – ответил Антонио и всадил нож в сердце пирата, но в то же мгновение сам упал бездыханный.
Борьба была отчаянная, но численность и зверская сила пиратов одержали верх. Каин устремился вперед, в сопровождении Хокхерста, уничтожая всех, кто им сопротивлялся. Одним ударом пиратский капитан разрубил до самого плеча голову дона Рибьера, вторым ударом он уложил его старшего сына, между тем как сабля Хокхерста пронзила насквозь тело другого юноши. Португальский капитан был уже убит, а остальные не могли больше отражать нападавших. Началась поголовная резня, и людей швыряли за борт по мере того, как убивали их. Меньше чем через пять минут на залитой кровью палубе злосчастного корабля не оставалось ни одного живого португальца.
IX. Захват
– Распорядитесь, Хокхерст, чтоб никто не смел спускаться вниз! – сказал пиратский капитан.
– Я уже распорядился, сэр, и у всех трапов поставлены часовые. Прикажете отчалить шхуну?
– Нет, пусть остается: бриз уже ослабел, через полчаса наступит штиль. Много ли мы потеряли людей?
– Я не досчитываюсь только семерых, но в их числе мы потеряли Уоллеса (второго помощника капитана).
– Кому-нибудь дадим повышение, дело от этого не пострадает, – ответил Каин. – Возьмите с собой двенадцать лучших людей и обыщите корабль – там еще остались живые. Кстати, пошлите стражу на шхуну, а то она оставлена на произвол круменов и…
– И еще одного человека, которого следовало бы давно удалить с нее, – подхватил Хокхерст. – А тех, кого мы найдем внизу…
– Привести живыми!
– Само собой, иначе нам трудненько будет отыскать нужную нам часть груза, – сказал Хокхерст, направляясь к люку, чтобы собрать людей, занятых грабежом на верхней палубе и в капитанской каюте.
– Эй ты, мальтиец, ступай на мачту и хорошенько следи, не покажется ли что на горизонте! – распорядился капитан, проходя к юту.
Где находился Франциско во все время этой кровавой бойни? Он оставался в каюте шхуны. Несколько раз Каин приходил уговаривать его выйти на палубу и принять участие в абордаже португальского корабля, но все напрасно, на все угрозы и упрашивания пирата у него был один ответ:
– Делайте со мной, что хотите, я не отступлю от своего решения. Ведь вы знаете, что я не боюсь смерти. Как бы долго вы ни держали меня на этом корабле, я не приму участия в ваших злодействах. Если вы чтите память о моей матери, то дайте ее сыну возможность зарабатывать честный кусок хлеба.
Слова Франциско назойливо звучали в ушах Каина, когда он ходил взад и вперед на шканцах португальского судна. И как ни погряз он в преступлениях, он все-таки не мог отделаться от мысли, что юноша не уступает ему в физической силе, а нравственно – несравнимо превосходит его. Он обдумывал, как ему впредь относиться к Франциско, но в это время на палубе появился Хокхерст, за которым следовали разбойники, тащившие с собой шестерых людей, спасшихся от резни. Это были епископ, его племянница, португальская девушка – ее служанка, корабельный суперкарго[2 - Приказчик, в ведении которого находится груз корабля. (Прим. пер.)], причетник и церковный слуга; их проволокли по палубе и поставили в ряд перед капитаном, который обвел их суровым, пытливым взглядом… Епископ и его племянница посмотрели кругом; старик гордо встретился глазами с Каином, несмотря на то, что он чувствовал, что его минуты сочтены; девушка же, боязливо избегая взгляда разбойника, вопрошала глазами, нет ли, кроме них, других пленников и нет ли в их числе ее нареченного, но она не нашла, кого искала, – она увидела только бородатые лица пиратов и палубу, залитую кровью.
Она закрыла лицо руками.
– Подведите вон того, – сказал Каин, указывая на слугу. – Ты кто таков?
– Слуга монсиньора епископа.
– А ты? – продолжал капитан.
– Бедный причетник, состоящий при особе монсиньора епископа.
– А ты? – крикнул он третьему.
– Суперкарго корабля.
– Отделить его от других, Хокхерст!
– А те двое больше не нужны? – многозначительно спросил Хокхерст.
– Нет.
Хокхерст дал знак некоторым пиратам и те увели причетника и слугу. Через несколько секунд послышался сдавленный крик и тяжелей всплеск воды. Тем временем пират допрашивал суперкарго о содержимом трюма и о местонахождении груза, но вдруг его перебил один из разбойников, который торопливым голосом сообщил, что корабль прострелен несколькими ядрами ниже ватерлинии и быстро оседает в воду. Каин, который с саблей в руке стоял на платформе каронады, замахнулся и так сильно ударил пирата по голове эфесом, что, нарочно или нет, проломил ему голову, и тот повалился на палубу.
– Вот тебе болтун за твою откровенность. Если теперь эти люди заупрямятся, то наши труды могут пропасть даром.
Команда, сознавая справедливость слов капитана, по-видимому, не была расположена возражать что-либо против наказания, понесенного пиратом, и его труп тотчас убрали.
– Какого милосердия мы можем ждать от тех, что так немилосердны даже друг к другу? – произнес епископ, подняв глаза к небу.
– Молчать! – крикнул Каин, который продолжал допрашивать суперкарго относительно кладовых трюма, и бедняга по мере сил старался отвечать на все его вопросы. – Золотая утварь? Деньги на содержание войск? Где все это?
– Деньги на содержание войск лежат в винной кладовой, а о золотой утвари мне ничего неизвестно, должно быть, она спрятана в сундуках, принадлежащих монсиньору епископу.
– Хокхерст, мигом в винный склад и достать деньги, а я тем временем задам несколько вопросов его преосвященству.
– А суперкарго – он вам еще нужен?
– Нет, отпустите его.
Несчастный упал на колени, преисполненный благодарности, – он уверовал в свое спасение. Но пираты потащили его прочь, и вряд ли нужно добавлять, что через какую-нибудь минуту его тело было растерзано акулами, которые, издалека почуяв добычу, резвились теперь целыми стаями вокруг обоих кораблей.
К группе людей, стоявших на шканцах, присоединился теперь и незамеченный капитаном Франциско, который, узнав от крумена Помпея, что на корабле есть пленники, в том числе две женщины, пришел со шхуны, намереваясь просить об их помиловании.
– Высокопреосвященный отец, – промолвил Каин после некоторого молчания, – много ли у вас драгоценностей на этом корабле?
– Никаких, – ответил епископ, – кроме этой бедной девушки, а она, поистине, превыше всякой цены, и я уповаю, что скоро она будет ангелом небесным.
– Но тем не менее, если справедлива проповедь вашей веры, этот мир есть ничто иное, как чистилище, через которое надо пройти, прежде чем попасть туда. И этой девушке смерть может показаться блаженством в сравнении с тем, что может ожидать ее, если вы откажетесь сообщить мне нужные сведения. У вас хранится обильный запас золотых и серебряных украшений для убранства церквей. Где все это?
– Спрятано в сундуках, доверенных моему попечению.
– Сколько всех предметов утвари?
– Сто, если не больше.