Королевская собственность

– Но вы сейчас изволили сказать, что вы и собака одно и то же, а если так, то она, вероятно, поймет и примет мои извинения, как бы приняли их вы, если бы я вздумал извиняться перед вами!

– Ах, сэр, вы это прекрасно сказали! – воскликнул француз, сразу смягчившись. – Так вы готовы извиниться перед моей собакой? Конечно, она в данном случае главное потерпевшее лицо, я могу только быть в роли секунданта. В таком случае, это дело должно считаться улаженным. Мусташ![2 - «Ус»]. Поди сюда!

Собака послушно подошла к своему хозяину.

– Мусташ, этот господин крайне сожалеет, что обжег тебе нос!

– Да, monsieur Мусташ, – сказал М'Эльвина, с шутливой серьезностью снимая шляпу перед собакой, – я прошу извинить мою шутку!

– Ах, как это забавно! – раздались с разных концов женские голоса. – Comme e'est charmant! Que monsieur I'Anglais est drole![3 - Как это мило! Какой этот англичанин смешной!]. Смотрите, как Мусташ доволен!

– Мусташ, подойдите сюда и дайте лапу этому господину! – продолжал хозяин пуделя.

Собака послушно исполнила то, чего от нее требовали, хотя все время боязливо косилась на сигару.

– Видите, как она незлобива, она вас прощает! – восхищался француз.

– Действительно, я теперь вижу, что это умная и добрая собака! – подтвердил М'Эльвина, после чего хозяин Мусташа уже совершенно растаял: он тут же представился нашим друзьям, назвав себя Auguste Poivre[4 - Огюст Пуавр], и сообщил свой адрес, причем добавил, что madame mere[5 - его мать] будет восхищена видеть у себя такого милого и остроумного господина, как monsieur, qui voila![6 - как этот г-н, которого я вижу перед собой]. Затем monsieur Огюст Пуавр откланялся и удалился в сопровождении своей собаки.

– Право, я считаю его собаку несравненно умнее его самого, – сказал М'Эльвина, глядя вслед удалявшемуся французу. – Однако начинает темнеть, пора и домой!

Так прошел последний вечер перед разлукой Вилли с его новым другом и покровителем капитаном М'Эльвина.

На следующее утро, так как дул сильный попутный ветер, Вилли и Дебризо проводили М'Эльвина на мол, где тот взошел на палубу своего шлюпа, который тотчас же снялся с якоря и час спустя скрылся уже из виду.

Глава IX

В тот же вечер Дебризо отвел Вилли в тот пансион, куда позаботился поместить его на время своего отсутствия М'Эльвина, и где он пробыл целых шесть месяцев, изредка посещаемый тем же Дебризо и получая время от времени милые письма от М'Эльвина, который, благополучно доставив свой груз в Англию, теперь находился в Гавре, где наблюдал за снаряжением своего судна. Вилли занимался очень успешно.

За эти шесть месяцев он научился бегло и свободно говорить по-французски, читать, писать и считать, приобрел некоторые познания по истории и географии, словом, не даром потратил свое время.

Когда судно, предназначенное владельцем для капитана М'Эльвина, было готово, капитан заехал за Вилли в Шербург и, простившись с Дебризо, окончательно отбыл вместе со своим любимцем в Гавр.

Едва прибыв на место, М'Эльвина потащил Вилли на мол, вблизи которого стояла на якоре «La Belle Susanne»[7 - «Прекрасная Сусанна»].

– Ну, Вилли, как тебе нравится моя «Прекрасная Сусанна»? – спросил М'Эльвина.

Вилли был вне себя от восхищения и, узнав от своего покровителя, что тот думает на следующее уже утро сняться с якоря, был этому крайне рад: его давно уже тянуло в море: жизнь на берегу ему казалась скучной и однообразной.

– Где ты помещался, Вилли, у себя на судне? – спросил М'Эльвина.

– Да нигде, собственно говоря, – отвечал юноша, – я не был занесен в судовые книги: и только дня за два до того, как покинул его, я был записан мичманом!

– Ну, так будь ты и у меня мичманом! – решил М'Эльвина.

На следующий день «La Belle Susanne» ушла в море при громких криках «виват» и наилучших пожеланиях строителей и собравшейся на пристани толпы зрителей.

Люгер при свежем ветре разрезал волны и летел, как птица.

– Ну, уж и ходкое же судно, – проговорил Филиппс, последовавший за своим капитаном, – теперь нас и клипер не скоро нагонит! Ночь, как видно, нынче хорошая, и утро, надо ожидать, будет ясное!

– Да, – сказал М'Эльвина. – Но распорядитесь, чтобы все вышли наверх!

Когда весь экипаж оказался в полном сборе, капитан М'Эльвина в кратких словах объяснил собравшимся, как для успеха их дела необходима дружная энергия, смелость и решительность в любой момент, и как им следует всегда быть наготове встретить опасность лицом к лицу, так как дело их рискованное, и отвага тут безусловно необходима.

Экипаж «La Belle Susanne» состоял из 80 или 90 человек англичан и 40 или 50 человек французов и других европейских моряков. Все они, несмотря на разногласие, племенную недружелюбность в свободное от работы время, дружно работали рука об руку, когда дело доходило до серьезной работы.

Как предсказывал старший помощник, после полуночи ветер стал спадать: люгер плыл с быстротой четырех миль в час, окутанный густым туманом. Когда солнце поднялось довольно высоко, М'Эльвина приказал свистать команду наверх, желая сделать ей артиллерийское учение. Туман стоял такой густой, что солнце скорее походило на громадный месяц, когда началось учение. Но вскоре ветер стал свежеть, и туман стал рассеиваться.

Вдруг Вилли, смотревший по сторонам, различил вдали темную массу, медленно двигавшую по направлению к люгеру.

– Посмотрите, ведь это, кажется, судно! – воскликнул он.

– Ну да, это катер прямо под ветром, он идет на нас, и я готов поклясться, что это казенное судно… Мне еще надо свести кое-какие счеты с этими господами!.. Ребята, оставайся по местам, готовь орудия!

Теперь уже туман почти совершенно рассеялся, и море под влиянием заметно свежевшего ветра становилось неспокойно. Судно было не более как в двух милях от люгера.

– Он поднял свой флаг, сэр! – сказал Филиппс. – Это английское таможенное судно!

– Ну, и прекрасно! – отозвался М'Эльвина.

Таможенный катер быстро приближался и теперь был уже не более как в полумиле от «La Belle Susanne».

На нем, очевидно, тоже заметили, что люгер такое судно, с которым придется иметь дело, и командир готовился к встрече с неприятелем.

– Не следует ли и нам поднять какой-нибудь флаг? – спросил старший помощник, обращаясь к М'Эльвина.

– Нет! – отозвался тот. – Я никогда не буду сражаться под другим знаменем, кроме как под знаменем Англии, даже и тогда, когда восстаю против ее законов!

В этот момент с таможенного катера, некоторое время выжидавшего, чтобы люгер поднял свой флаг, раздался первый выстрел. Ядро просвистало между мачтами и грузно шлепнулось в воду в расстоянии четверти мили от «La Belle Susanne».

– A vous, messieurs! – воскликнул француз унтер-офицер, обращаясь к своим артиллеристам, снимая шляпу и отдавая поклон таможенному катеру.

С люгера отвечали уже не одиночным выстрелом, а пальбой целого борта, причем ни одно ядро не пропало даром.

Обменявшись десятью-двенадцатью выстрелами, М'Эльвина ловким маневром лишил катер не только всякой возможности преследовать люгер, но даже отвечать на его огонь.

– Ну, а теперь хватит с них, я полагаю! – сказал М'Эльвина, совершенно разбив своего неприятеля. – Ведь он теперь не сдвинется с места без посторонней помощи. Мы помогать ему, конечно, не намерены, а потому нам всего лучше утекать подобру-поздорову, а то, смотрите, на наши выстрелы подоспеет как раз какой-нибудь другой крейсер, а тогда дело будет плохо! Дадим по ним прощальный залп, и с Богом вперед!

На прощальный залп «La Belle Susanne» с катера не ответили ни одним выстрелом.

– А теперь пусть они прочтут наше имя на корме и пусть попомнят нас! – весело сказал М'Эльвина.

Затем люгер описал полуоборот и продолжал свой путь, оставив далеко позади своего разбитого неприятеля. Но не отошел он нескольких миль от катера, как Филиппс заметил вдали большое судно, шедшее прямо на них.

– Действительно, капитан, пора нам было убираться, подобрав полы! Смотрите, это целый крейсер идет на выручку таможенной утки! Здесь каждый выстрел точно призывный крик: на него со всех сторон сбегаются сюда посмотреть, что такое происходит, точно акулы, когда бросишь что-нибудь в море! Не пройдет двух часов, как их соберется здесь целая дюжина со всех концов!

М'Эльвина, все время не спускавший своей трубы с судна, убедился теперь, что это был большой фрегат, идущий на всех парусах. Но что было особенно неприятно, так это то, что ветер свежел, и люгер с трудом шел против волнения, а фрегат быстро приближался.