Браконьер

Своей кузине Мелисса написала лишь несколько строк, прося ее, как об одолжении, чтобы она не старалась оправдывать ее поступок и не пыталась бы умилостивить разгневанного родителя, а напротив поддакивала бы ему и бранила бы ее как можно больше. Отцу она написала счетом три строки:

«Милый папа! Спешу Вас обрадовать: я вышла замуж. Огестес обещал мне, если я буду здорова, приехать к Вам со мной погостить. Остаюсь, милый папа. Ваша любящая дочь Мелисса Спайкмен».

Само собой разумеется, что письма зятя и дочери взбесили старика до последней степени, но в общем план Спайкмена был очень правилен. Ходатайствовать перед человеком, страдающим неотвязной подагрой, был бы совершенно бесполезный труд. Он бы только упрямился и раздражался еще больше. Но раз Араминта поддакивала ему, ему уже не о чем было и спорить. Наоборот, самое это поддакивание сделалось ему под конец неприятно. А когда Араминта посоветовала ему объявить наотрез обоим тяжким преступникам, что двери его дома закрыты для них навсегда, он пришел в страшный гнев, обвинил ее в корыстных видах и запустил ей в голову чашкой. Араминта оскорбилась и перестала ходить за дядей, покинувши его на произвол прислуги. Обо всем этом Араминта сейчас же уведомила Мелиссу, советуя ей немедленно приехать. И сам старик написал дочери, зовя ее к себе, чтобы принять от него благословение. Мелисса приехала с мужем, и тут произошло общее примирение. Убедившись, что зять его вовсе не так уж корыстолюбив и денег от тестя не добивается, сквайр тут же подарил дочери имение в Герфордском графстве, что вместе с ее собственным капиталом, доставшимся ей от матери, представило собой очень кругленькое состояние. Спайкмен просил Джо писать ему, если ему понадобится дружеская помощь, но повторял вновь свой совет – оставаться странствующим точильщиком и сохранить независимость.

Получил Джо также письмо и от Мэри. Названная сестра извещала его, что она не писала ему потому, что ее не было в Остинском замке, она уезжала в трехнедельный отпуск в Грэвсенд по вызову мистрис Чоппер, которая тяжко заболела. Мэри застала ее уминающею: у старушки был нарыв на печени, который должен был прорваться внутрь. Старушка много расспрашивала о Джо. Она уже заранее составила духовную, по которой все свое состояние – 700 фунтов, нажитое двадцатидвухлетним честным трудом, – оставляла поповну Мэри и Джо, или своему Питеру, как она продолжала его называть. Им же поровну отказала она и все свои вещи, кроме лодки, которую завещала Вильяму-лодочнику.

У постели больной маркитантки Мэри, между прочим, встретила мистрис Филипс, которая с дочерью Эммой приходила навещать старушку. Разговорились о Джо. Мисс Филипс выразила удивление, что Джо исчез тогда из Грэвсенда, не говоря худого слова и даже не простившись. Мэри оправдывала его, говорила, что это не его вина, что так сложились обстоятельства.

Несколько дней провела Мэри у изголовья своей больной благодетельницы. Роковой исход не заставил себя ждать, нарыв прорвался, и добрая старушка умерла. Мэри закрыла ей глаза. Схоронили ее торжественно.

Приведя в порядок все дела по наследству, Мэри возвратилась в Остин-Голль и нашла там целых два письма от Джо. Теперь она звала его прибыть со своим станком в ближайшую к замку деревню, чтобы получить чек на свою долю из денег мистрис Чоппер, серебряный рейсфедер и сердечный привет от названной сестры. Джо не долго раздумывал, запер свою квартиру, забрал с собой станок и зашагал по дороге в Гэмпшир.

Глава XXXV. Заключающая в себе обозрение предшествующих событий для установления их связи с дальнейшими

Оставим пока Джо на пути в Остин-Голль и займемся некоторыми другими действующими лицами нашего рассказа.

Между О’Донагю и Мэк-Шэном все это время не прекращалась переписка. О’Донагю вскоре же получил прощение и был принят на службу в русскую армию. Он очень быстро дослужился до генерала. С его женитьбы прошло пять или шесть лет. Как ему, так и его жене очень хотелось побывать в Англии. Наконец, пришло от него письмо, что ему дают продолжительный заграничный отпуск, и что будущей весной он непременно приедет.

Все это время Мэк-Шэны прожили на прежней квартире, и мистрис Мэк-Шэн все держала свой ресторан. Дела шли великолепно, доход все увеличивался, и у Мэк-Шэнов образовался очень кругленький капиталец в 30 000 фунтов с лишком. Мэк-Шэна давно уже тяготило его невысокое общественное положение, и он все подговаривал жену прикончить дело и купить имение. На что им больше? Детей у них нет. Мистрис Мэк-Шэн и сама стала уже находить, что пора отдохнуть и ликвидировать торговлю. В конце концов они продали свой трактир за хорошую цену и приобрели себе имение в шести милях от Остин-Голля, затративши на него две трети своего капитала. Остальную треть они оставили в процентных бумагах. Соседи приняли Мэк-Шэна, как заслуженного боевого офицера, очень хорошо. Над его женой на первых порах смеялись за ее не светскость, за ее манеры, напоминавшие ключницу-экономку, но вскоре же полюбили ее за добрый и кроткий нрав, за непритязательность и сердечную простоту. Мэк-Шэн чувствовал себя превосходно и с радостью готовился принять у себя в усадьбе старого друга и его жену.

Зато Остин далеко не был счастлив, хотя и было у него все, что считается необходимым для счастья. Все для него было отравлено сознанием собственной преступности. Раскаяние грызло его постоянно. У него был сын, наследник его богатства, а он даже и объявить не смел никому, что у него есть сын! Остин сделался нервен и раздражителен, старался избегать общества. Здоровье его, несмотря на крепкое телосложение, пошатнулось от постоянных страхов. Без наркотиков он не мог заснуть, а во сне пугался, видел страшные сны. С каждым годом он делался раздражительнее, обращался дурно с домашними, в особенности с женой. Любимым его развлечением была псовая охота, и он скакал верхом без всякой осторожности, точно хотел нарочно сломить себе шею. Да, может быть, он и на самом деле этого хотел. Особенно жаль было мистрис Остин. Она знала, как жестоко страдает ее муж, какой червь его гложет, зная это, она прощала ему его грубые выходки и не осуждала его, а жалела. Много горьких слез пролила она наедине с собою, не смея плакать при муже, который в ее слезах видел упрек себе. Вся душа ее рвалась к сыну, о котором она ничего не знала, ничего не слышала. Где он? Что с ним? И жив ли он? Поступившая в замок младшей служанкой Мэри скоро сделалась ее главной и любимой горничной. Мистрис Остин приблизила ее к себе и все больше и больше ей доверяла. Так шли дела до того дня, когда мистер Остин выехал однажды утром верхом на большую охоту на зайцев и встретил своего соседа-помещика, тоже участвовавшего в общей охоте.

– Между прочим, Остин, вы знаете ли, что у нас объявился новый сосед? – спросил этот помещик.

– Это, должно быть, во Фрамптонском имении, – отвечал Остин. – Я слышал, что оно продавалось и кем-то уже куплено.

– Да. Я видел его. Это ваш собрат по профессии, отставной майор, очень живой и веселый ирландец, такой сообщительный. Жена его не особенно высокого происхождения, но очень добрая, хорошая женщина, такая толстушка и замечательно простосердечная. Вы, я полагаю, сделаете им визит?

– Разумеется, – отвечал Остин. – А скажите, как ему фамилия?

– Майор Мэк-Шэн. Он служил, кажется, в 53-м полку.

Если бы сердце Остина пронизала пуля, он испытал бы не более тяжкий удар. Он так покачнулся на седле, что приятель это заметил.

– Что с вами, Остин? В чем дело? Вы вдруг побледнели. Вы нездоровы.

– Действительно, нездоров, – отвечал Остин, овладевая собой. – Сделалась страшная схватка в груди, где у меня старая рана. Но это пройдет.

Остин остановил лошадь и приложил руку к сердцу. Сосед подъехал к нему вплотную.

– Сегодня хуже обыкновенного. В прошлую ночь то же самое было, только легче. Боюсь, что мне нужно будет вернуться домой.

– Мне проводить вас?

– О, нет, зачем же? Я не хочу лишать вас удовольствия. Да мне уж и лучше гораздо. Почти прошло. Поедемте, а то опоздаем к началу охоты.

Остин решил овладеть своими чувствами. Приятель ничего и не думал подозревать, но преступникам постоянно кажется, что их подозревают. Несколько минут ехали молча.

– Вот и хорошо, что вы не вернулись домой, – заметил приятель. – Вы теперь увидите нового соседа, он тоже записал свою свору. Говорят, у него хорошие лошади. Мы увидим, как он ездит.

Остин ничего не отвечал на это, но, проехав немного вперед, он вдруг остановился, говоря, что ему опять больно, и что он решительно не может ехать дальше. Сосед выразил горестное сочувствие, и они расстались.

Остин сейчас же вернулся домой, расседлал лошадь и прошел к себе в комнату. К нему поспешила жена.

– В чем дело, милый? – спросила она.

– А в том дело, что само небо против нас, – отвечал Остин, шагая взад и вперед по комнате.

– Не говори этого, Остин. Что такое случилось?

– То, что я теперь буду как бы под домашним арестом на все время, – отвечал Остин. – Нам больше здесь жить нельзя.

Он бросился на диван и объяснил жене все. Та принялась его утешать. Почему он думает, что Мэк-Шэн его непременно узнает? Столько времени прошло, и у него другое имя. На это Остин возразил, что во всяком случае все узнают, что он никогда не был офицером, и это его страшно уронит во мнении соседей.

– Ах, как бы я желал умереть! – прибавил он. – Как я завидую разносчику!.. Я совершил преступление и не понес за него наказания. Меня покарает сам Бог.

Мистрис Остин заплакала. Муж рассердился и выгнал ее вон.

Он в самом деле сделался болен. Пригласили доктора, местную знаменитость. Доктор нашел у Остина сильный порок сердца. Весть о болезни разнеслась повсюду. Посыпались карточки, визиты. Общественное мнение решило, что мистер Остин болен безнадежно и уже никогда не поправится. Сначала этот полудобровольный арест раздражал Остина, но потом он привык. Его единственным развлечением сделались книги. С каждым днем он становился нелюдимее и мрачнее. В комнату к нему имели право входить только жена и камердинер. Так обстояли дела в Остин-Голле к моменту появления в его окрестностях нашего Джо.

Глава XXXVI. Наш герой опять натыкается на старого знакомого, но далеко не приходит от этого в восторг

Мы оставили нашего героя на пути к родительскому дому. При этом он катил с собой свой станок, делая это, сказать правду, довольно неохотно. Ему никогда не нравилось ремесло, навязанное ему судьбою и Спайкменом, а теперь, когда он получил в подарок от Спайкмена всю его обстановку и в наследство от мистрис Чоппер с лишком 350 фунтов стерлингов, это ремесло сделалось ему окончательно противно.

Сколько воздушных замков успел за дорогу настроить милый молодой человек! Сумма, образовавшаяся у него, казалась ему громадным капиталом. Он сочинял план за планом и, как всегда в таких случаях бывает, к концу дня совсем запутался в собственных предположениях. Время катилось, как его точильное колесо, и вот он почти незаметно для себя очутился перед тем самым постоялым двором, где он останавливался с Мэри в тот раз, когда она получила место в Остинском замке. Он хотел сейчас же отнести ей письмо сам, но вспомнил, как с ним поступили тогда в замке, и послал письмо с мальчиком из мясной лавки, шедшим в замок по какому-то поручению. Мэри ответила, что вечером сама придет на постоялый двор. Когда Джо увидал ее, он чрезвычайно удивился происшедшей в ней перемене. Куда девался ее развязный вид, ее нелепо резкие манеры! Это была скромная, просто, но изящно одетая молодая женщина с отличной выдержкой, с чувством собственного достоинства.

Встреча названного брата с названной сестрой, была, конечно, самая радостная и сердечная.

– Как вы выросли, Джо, – сказала Мэри. – Милый мой мальчик, как я рада вас видеть.

– А вы, Мэри, очень помолодели лицом, но сделались старше по манерам. Действительно ли вам хорошо жилось это время, как вы писали мне в письмах?

– Мне очень хорошо жить, дорогой мальчик. Но скажите мне про себя, что вы думаете делать? Теперь вы можете очень хорошо устроиться. Обдумайте, не торопясь, и что-нибудь предпримите. Знайте, что мои деньги все к вашим услугам. Считайте их своими и пустите их в оборот. Мне даже, если пожелаете, можете платить с них известный процент. Не отказывайтесь, не обижайте свою сестру.

– Милая Мэричка, мне бы очень хотелось быть с вами вместе, в одном доме.

– Сейчас этого никак нельзя, вы сами знаете. Вы должны делать себе карьеру самостоятельно.

– Но только не через точильный жернов. На нем сделал себе карьеру Спайкмен, мне же он ничего не даст, я знаю. Надобно что-нибудь другое выдумать.

– У меня есть для вас кое-что, Джо. Вы помните, конечно, мисс Филипс. Она вами очень интересуется. Мы много говорили с ней о вас. Она очень выросла, совсем уже барышня. Бабушка ее умерла, и они с матерью уехали жить в Портсмут, где у мистрис Филипс есть брат-вдовец. Он занимается поставками на флот. Они могут принять в вас участие и сделать для вас что-нибудь. С их помощью вы можете начать карьеру.

– Я очень рад, что вы мне это сказали, Мэри. Я непременно отправлюсь в Портсмут.

Еще три дня пробыл в деревне Джо, видаясь с Мэри каждый вечер. С передачей Джо денег из банка – всех семисот фунтов – дело было устроено быстро, и названные брат и сестра простились, обещая друг другу писать чаще прежнего.

Отойдя не более двух миль от деревни, Джо стал раздумывать, что ему делать со станком. Тащить его с собой не имело ровно никакого смысла. Так как было жарко, то он решил немного отдохнуть. Оставив колесо на дороге, несколько в сторонке, сам он сошел на травянистую обочину и прилег в тени по ту сторону живой изгороди. С дороги его не было видно.