Случилось так, что, преуспевая в сбережении этим путем больше, чем от ножниц или бритвы, он однажды утром надумал, полагая, что в церкви никого уже не осталось, выйти в притвор и спрятать свой мешочек со ста флоринами под кирпич пола; потому что в ту пору он еще мог видеть, как был устроен пол. И как он надумал, так и сделал, считая, что в церкви не осталось никого, кто бы мог его увидеть.
Однако случайно в церкви задержался некий колбасник Юччо, очень почитавший святого Иоанна Златоуста. Этот Юччо, молясь своему святому, заметил, что Кола шарит по полу, но не мог понять, в чем дело. Поэтому, выждав когда Кола ушел, он тотчас отправился к тому же месту в притвор, осмотрел его и увидел, что один кирпич лежит не так, как прочие; подняв его, как бы рычагом при помощи ножа, он увидел мешочек. Взяв его в руки, он приладил кирпич на прежнее место, а с названными деньгами направился к себе домой с намерением никогда и никому о них не говорить.
Случилось так, что не прошло и трех дней, как слепому захотелось посмотреть: там ли лежат его деньги, где он их спрятал. Улучив минутку, он пошел туда, где положил под кирпич свое сокровище, поднял его и стал искать мешочек. И когда он его не нашел, то почувствовал себя очень плохо; тем не менее он положил кирпич опять на прежнее место и, удрученный, вернулся домой. Дома, когда он раздумывал над тем, как он в одно мгновенье потерял то, что приобрел понемногу за долгое время, он почувствовал, – как это часто случается со слепыми, – что его вдруг осенила одна мысль. С наступлением утра он позвал своего сына, мальчика лет девяти, и сказал ему: «Ступай сюда и сведи меня в церковь».
Мальчик повиновался отцу, но, прежде чем они вышли из дома, отец отозвал его в свою комнату и сказал: «Поди-ка сюда, сынок, ты пойдешь со мной в церковь, но там не отходи от меня; ты сядешь со мною в притворе и будешь следить внимательно за всеми мужчинами и женщинами, которые будут проходить мимо; запомни, не станет ли кто-нибудь из проходящих пристальнее других смотреть на меня, а может быть, даже смеяться, не сделает ли какого-нибудь движения в мою сторону; тогда запомни его лицо. Сумеешь ли ты это сделать?»
Ребенок ответил: «Да».
Научив мальчика, слепой пошел вместе с ним в церковь, и там они заняли свои обычные места. Мальчик исполнил строго наказ отца и простоял все утро, следя внимательно за каждым человеком. Вскоре он заметил, что названный Юччо, проходя мимо них, пристально посмотрел в сторону слепого отца и усмехнулся. Когда настал час возвращаться домой к обеду, слепой, прежде чем подняться к себе с сыном по лестнице, учинил ему допрос, спросив: «Ну, сынок, не видел ли ты что-либо из того, о чем я тебе говорил?»
Мальчик ответил: «Я ничего не видел, отец мой, разве только, что один человек пристально поглядел на вас и засмеялся».
Тогда отец спросил: «Кто же это был?»
Сын ответил на это: «Я не знаю его по имени, но знаю хорошо, что он колбасник и живет здесь, неподалеку от братьев миноритов».
Отец спросил тогда: «Сумеешь ли ты проводить меня в его лавку и сказать мне, увидишь ли ты его там?»
Мальчик ответил, что да. Слепой не стал мешкать ни минуты и сказал мальчику: «Отведи меня и, если ты его увидишь, скажи мне; и когда я буду с ним говорить, отойди в сторонку и подожди меня».
Мальчик проводил отца в лавку, где Юччо в это время продавал сыр, сказал об этом отцу и подвел его к колбаснику. Когда слепой услышал разговор колбасника с покупателями, то он признал в нем Юччо, с которым он был знаком давно еще, когда был зрячим. Вмешавшись в разговор, он сказал, что хотел бы поговорить с ним немного наедине и в указанном месте. Юччо, почти подозревая что-то, отвел его в каморку нижнего этажа и спросил: «Что нового, Кола?»
Тот ответил: «Дорогой брат, я пришел к тебе, доверяя тебе и любя тебя. Как известно, уже много времени прошло с тех пор, как я потерял зрение. И имея большую семью и будучи бедняком, я был вынужден жить на подаяние; по милости божией и благодаря доброте твоей и других жителей Орвьето, я оказался обладателем двухсот флоринов, из которых сто Держу под рукой, в одном месте, а другие сто отдал на сбережение нескольким моим родственником и должен получить их через неделю. Поэтому если бы ты нашел возможным взять эти двести флоринов и дать мне, ради господа бога, ту часть прибыли, на которую я по-твоему могу рассчитывать, для поддержки самого себя и моих детей, то я был бы очень доволен, потому что я не знаю у нас никого, на кого я бы мог больше положиться. только я не хочу получать в этом никакой расписки и не хочу, чтобы об этом что-либо говорилось и что-либо знали. Поэтому я сердечно прошу тебя никогда не говорить ни слова о том, что я сказал, какое бы ты решение ни принял; ведь ты знаешь, что, если бы проведали о том, что у меня есть эти деньги, то милостыня, которую я получал до сих пор, оскудела бы».
Слушая слепого и думая, что он может поймать в тенета и другие сто флоринов, Юччо наговорил Кола много слов и насчет того, чтобы довериться ему, и насчет того, чтобы слепой вернулся на следующее утро к нему за ответом; и слепой ушел, а Юччо, улучив минуту, со всех ног пустился с кошельком, к которому еще не прикасался, в церковь и положил его снова под тот кирпич, из-под которого его взял. Он был уверен, что те сто флоринов, которые, по словам Кола, находились на своем месте, были именно теми ста флоринами, которые он положил обратно под кирпич. А потому-то, чтобы не упустить второй сотни, он пошел и положил первую обратно. С другой стороны, Кола подумал, что на основании слов Юччо: «Завтра я тебе отвечу», можно, пожалуй, предположить, что, желая получить другую сотню флоринов, колбасник, прежде чем даст ответ, может быть, отнесет взятые им деньги обратно. В тот же день он пошел в церковь и, думая что никто его не видит, поднял кирпич и, поискав под ним, нашел названный кошелек. Он сейчас же засунул его за пазуху, уложил кирпич кое-как обратно и вернулся домой, где провел спокойную ночь. Наутро он пошел послушать, что скажет Юччо. Увидя его, Юччо пошел ему навстречу со словами: «Куда идешь, мой дорогой Кола?»
Кола ответил ему: «Я иду к тебе».
Войдя в укромное место, Юччо сказал слепому: «То большое доверие, которое ты мне оказываешь, вынуждает меня пойти на то, о чем ты просишь. Постарайся иметь на руках двести флоринов; через неделю я делаю запас колбасы и качкавалло,[520 - [520] (#_ednref520) Качкавалло или конкавалло – сорт сыра.] который, я надеюсь, принесет мне такую прибыль, что я смогу уделить тебе изрядную долю».
Кола ответил на это: «С богом! Я хочу сходить сегодня же за ста флоринами, а может быть, и за остальными, и добыть их для тебя; а там, сделай для меня то, что ты сможешь».
Юччо сказал ему: «Ступай с богом и возвращайся скорее. Я решил сделать названный запас потому, что мессер Комес[521 - [521] (#_ednref521) Гомес (Комес) – племянник кардинала Альборноса, был начальником папских войск с 1365 по 1375 г.] собирает для церкви много солдат и говорят, что главная квартира их будет здесь, а ведь солдаты очень охочи до колбасы и качкавалло. Так вот, ступай, неси деньги, которые, думаю, принесут большую пользу и тебе и мне».
Кола пошел за деньгами, но не с тем намерением, которое предполагал в нем Юччо, потому что теперь слепой ослепил зрячего. На другой день, с глубоко удрученным лицом, Кола отправился к Юччо, который, увидев его, улыбаясь во весь рот, пошел ему навстречу со словами: «Позволь пожелать тебе доброго денька, Кола!»
На что Кола ответил: «Пусть бы он был хотя бы просто обычным, а не то что добрым!»
Тогда Юччо спросил: «Что это значит?»
Кола ответил: «Ах, я несчастный! Там, куда я положил свои сто флоринов, я их не нахожу! У меня их украли. А мои родственники, у которых были на сбережении остальные сто по частям, говорят мне, кто – что денег у него нет, – а кто говорит и хуже, так что мне остается только сжать кулаки, такое у меня горе!»
Юччо сказал на это: «Вот еще новая удача! Ведь там, где я рассчитывал нажить, я потеряю флоринов сто, а то и больше, но еще хуже то, что я почти сделал запас колбасы: ведь если тот, кто мне продал товар, захочет, чтобы дело шло своим чередом, я не знаю, чем ему платить!»
Кола ответил ему на это: «Я всей душой огорчен за тебя, но что касается меня, то я огорчаюсь еще больше, потому что остаюсь в таком положении, что мне плохо будет жить и придется заново наживать деньги. Но если такова будет милость божья, что я буду кое-что иметь, то я не стану рассовывать деньги по разным дырам или доверять их или давать на сохранение кому бы то ни было, будь то хоть мой родной отец».
Слушая его, Юччо подумал, не может ли он получить денег помимо той сотни, которую он считал погибшей, и сказал: «А те сто флоринов, которые находятся у твоих родственников, – если бы ты смог получить их и дать мне? Я бы постарался тогда раздобыть другую сотню для того, чтобы пустить в ход колбасу, а если сделать так, то ведь вполне возможно, что в короткий срок в твоем кошельке может оказаться двести флоринов».
Тогда слепой ответил: «Дорогой мой Юччо, если бы я не хотел скрывать сто флоринов, находящиеся у моих родных, я потребовал бы их судом и их бы мне присудили, но я не хочу разглашать этого потому, что тогда я лишился бы, если это узнают, части подаяния. И потому для меня деньги эти потеряны, разве только господь вразумит моих родных. Так что от меня нечего больше ожидать, раз судьба так судила. Как бы там ни было, что касается меня, то я, видя твое доброе ко мне расположение и желание сделать меня богатым, считаю, что получил деньги и что у меня в кошельке двести флоринов, как будто ты мне их дал. Одно только я сделаю: я заставлю погадать одного своего приятеля: не скажет ли он мне чего насчет того, кто вор, а если мне посчастливится, то вернусь к тебе; будь спокоен, я дела этого не оставлю».
Юччо сказал на это: «Ну, вот что; ступай, постарайся каким-нибудь способом отыскать и вернуть себе свои деньги, и если это тебе удастся, то ты знаешь, где меня найти, если тебе будет что-либо нужно. Будь спокоен, насколько это возможно, и иди с богом!»
Таким образом, кончилась заготовка колбасы и качкавалло, которая так и не состоялась, а слепой удвоил свои деньги и долгое время потешался про себя, говоря: «Клянусь святой Лючией, Юччо оказался более слеп, чем я». И он действительно был прав, потому что поймал на удочку зрячего, приманив его сотней флоринов, чтобы вернуть себе другую сотню.
И поэтому нечего удивляться, что у слепых гораздо более тонкий ум, чем у других. Ведь зрение, направленное на рассмотрение то одной, то другой вещи, в большинстве случаев рассеивает ум. Этому можно было бы привести много доказательств, и я приведу, в частности, одно такое небольшое доказательство.
Представим себе двух людей, беседующих друг с другом. Во время речи одного из них мимо прошла женщина или кто другой; говоривший, глядя на нее, останавливается и теряет нить мысли; желая продолжить ее, он спрашивает товарища: «О чем я говорил?»
А это произошло только потому, что зрение заняло его ум чем-то другим; поэтому язык, руководимый умом, не мог следовать своему пути. Вот почему философ Демокрит выколол себе глаза, чтобы мысли его были более тонкими.
Юччо (вернемся к нему) горевал о том, что он потерял, по его мнению, сто флоринов и говорил про себя: «Разве это не поделом мне? Я нашел сто флоринов, а захотел иметь еще сто. Мой учитель всегда говорил мне: „Лучше голубь в руке, чем дрозд на дереве",[522 - [522] (#_ednref522) Ср. русскую пословицу: «Лучше синица в руках, чем журавль в небе». Итальянцы говорят: «Лучше яйцо сегодня, чем курица завтра» (Meglio l'uovo oggi, che la gallina domani).] но я не запомнил этого; поэтому я и потерял голубя и не поймал дрозда, а слепой провел меня. У него действительно было сто глаз, подобно тем ста флоринам, чтобы устроить мне это. И поделом мне! Ведь я не удовольствовался сотней, потому что жадность побудила меня желать еще сотни. Так вот и получай, Юччо, ты, который купил соленого мяса. Ведь правда, что я купил у этого слепого на сто флоринов мяса, которое оказалось для меня солонее всего того, что я когда-либо покупал». И еще долго не мог он успокоиться, и многим спрашивавшим его: «Что с тобой делается?» говорил, что он потерял сто флоринов на соленом мясе. И поделом ему было, ибо кто желает все иметь, все теряет, а обманщик очень часто оказывается проведен обманутым.
Новелла 199
Мельнику Боццоло прислали смолоть зерно под охраной слуги с тем, чтобы тот не отлучался, дабы не произошла покража зерна. Боииоло заставляет кошку удить и крадет зерна больше, чем когда-либо
Гораздо лучше, чем Юччо, присвоивший найденные им сто флоринов, сумел нажиться на чужом добре мельник Боццоло с мельницы Анджетти.[523 - [523] (#_ednref523) Боццоло значит: часть помола, идущая в пользу мельницы. Мельница принадлежала семье Анджетти.] Он слыл лучшим мельником и был из тех, которые мелют как будто отлично, а между тем, подобно большинству, превосходно утаивают чужое зерно. Наконец, он превратился в самого искусного вора, который когда-либо молол зерно, ибо, привлекая к своей мельнице большую часть флорентийцев, он в конце концов обратил их в своих братьев, деля с ними пополам то, что ему приносили молоть.
Случилось так, что флорентийский дворянин Бьянкоццо де Нерли[524 - [524] (#_ednref524) Бьянкоццо ди Мацца де Нерли упомянут в документе 1344 г. У него был брат – ученый монах-августинец – Франческо.] неоднократно посылал молоть на мельницу Боццоло, так как слышал о том, что он славился и как хороший мельник и как честный человек, но, наконец, дворянин заметил, что дело не только не идет ладно, но все хуже и хуже. Все чаще и чаще замечая, что муки каждый раз убывает всё больше и больше по сравнению с тем, что он должен был получать, Бьянкоццо не раз ходил на мельницу, говоря Боццоло, что тот возвращает когда на четверть, когда на треть меньше того, что следует, и что он больше не согласен терпеть этого, если мельник не возместит ему убытки. Мельник отвечал, как это делают и теперь ему подобные: «Этого не может быть, потому что, помоги мне бог и святой Бранкаций,[525 - [525] (#_ednref524) Бранкаций – Сан-Панкрацио. Возможно, что в одноименном городском квартале находилась мельница Боццоло.] которого я почитаю, я вот как честно исполняю ваши заказы, но в вашем хлебе есть много пустых колосьев».
Бьянкоццо сказал на это: «Я не знаю, какие там пустые колосья; я говорю тебе о полновесном зерне, и если ты мне не возместишь его, я подам на тебя жалобу».
Тогда Боццоло ответил: «Сделайте-ка вот что: пришлите сюда какого-нибудь человека, чтобы он доставил зерно и побыл здесь, пока оно не будет смолото; тогда вы увидите, кто виноват – я, или ваше зерно?»
Бьянкоццо согласился: «Ну, ладно, ты понял, что я сказал», и ушел с богом.
Через несколько дней после того Бьянкоццо пришлось послать на мельницу, и он, вспомнив о том, что предложил ему мельник, решил послать туда своего слугу по имени Нутино и, приказав ему взять зерно, велел идти с ним на мельницу и ни на минуту не отходить ни от жернова, ни от ковша, до тех пор, пока он не отправится с мукой домой. Слуга ушел, сказав, что исполнит приказание. Явившись на мельницу, он сказал Боццоло: «Это зерно принадлежит такому-то. Прошу тебя сейчас же его смолоть, потому что хозяин хочет, чтобы я сейчас же вернулся с мукой».
Боццоло ответил на это: «Он мне не доверяет, а я готов оставить все другие дела, чтобы услужить ему».
И он высыпал зерно в ковш и начал молоть, а в это время Нутино уселся рядом. Так как Нутино был очень внимателен, Боццоло увидел, что он не сможет утаить части муки, как этого ему хотелось.[526 - [526] (#_ednref526) В итальянском тексте стоит глагол sbozzolare, который образован от прозвища Боццоло (ср. русское «объегорить»).] Наладив дело, он позвал Сачченту (так звали его жену) и велел ей спуститься сверху и привести кошку, так как он хочет половить с нею немного рыбы. От шума жернова Нутино почти что начал дремать, но при упоминании о кошке сон соскочил с него и он, поднявшись, сказал: «На это я очень хочу взглянуть!»
И вот женщина спускается вместе с кошкой на привязи, держа конец веревочки в руке, и с рыболовной палкой, которую она передает Боццоло, уже взявшему в руку кадушку для рыбы; и оба они, выйдя из мельницы, отправляются в путь. Нутино, смотря на все это, говорит про себя: «Пусть лучше пропадет зерна больше, чем когда-либо, но на это дело я не могу не взглянуть», – и, выйдя из мельницы, он следует за ушедшими. В то время как Нутино находился на улице и шел за кошкой, на мельнице мальчик-помощник мельника принимается усерднейшим образом за зерно Нутино, как ему было приказано; так что (как это бывает после хорошей варки) зерно уварилось наполовину.
Отправившиеся на берег ловить с кошкой рыбу не наловили ничего. Мельник бил палкой по воде и поглядывал на кошку, проделывая странные движения. Нутино, забыв обо всем, таращил глаза. Слуга мельника отсыпал муку из его мешков. Боццоло, поводив некоторое время Нутино за но[527 - [527] (#_ednref527) По-итальянски un pezzo ebbe menato la giumenta al toruco, т. е. «немного поводил кобылу на турнире».] с, сказал ему: «Наверно, мне не везет потому, что я почти весь нынешний год не выходил ловить рыбу с кошкой, и теперь я не наловил даже и фунта, а то послал бы улов Бьянкоццо де Нерли. Я больше не могу, мы наверстаем это в другой раз».
И он вернулся на мельницу, а вслед за ним и Нутино, который, войдя в нее, сказал: «Как, уже смолото?»
Мальчик ответил: «Скорей, держи мешок», и начал сыпать муку, а наполнив мешок, сказал: «Вот тебе; если уж теперь станешь жаловаться на помол, то скажу, что никому больше нельзя верить».
Когда мешки были наполнены, Нутино унес муку и, вернувшись домой, сказал: «Право, если эта работа сделана плохо, то никакая другая не будет ладной».
В это время синьор позвал Нутино и спросил: «Как же ты устроил дело?»
– «Хорошо, синьор: я получил столько муки, что из нее можно намесить хороших мальчишек».[528 - [528] (#_ednref528) Нутино пытается прихвастнуть, расхваливая «замечательную» муку.]
Тот зовет служанку и наказывает ей: «Просей и измерь, сколько нам вернули муки».