Таков характер скупца: когда кто-нибудь подобным же образом заденет его, то он думает, что такой-то говорит о том, чтобы он бросил все, что у него есть, из зависти, либо желая поживиться на его счет. Поэтому-то, из скупости или чтобы не доставить удовлетворения такому человеку, он постоянно усиливает в себе свою страсть и никогда не утоляет своего голода.
Новелла 195
Некий французский крестьянин поймал сокола короля Филиппа Валуа, а старший дворецкий короля, желавший воспользоваться частью награды, выданной королем крестьянину, получает двадцать пять ударов
Мне приходит в голову один французский крестьянин, и хочется рассказать о его хитрой выдумке, направленной против слуги короля Филиппа Валуа,[512 - [512] (#_ednref512) Филипп Валуа правил Францией с 1328 по 1350 г.] его главного дворецкого, который из алчности собрался отнять У крестьянина то, что король приказал ему дать.
Как-то, во время царствования названного короля, когда он находился в Париже, у него был сокол, превосходивший красотой и качествами своими всех соколов, когда-либо бывших при дворе, и были на нем золотые или серебряные колокольчики, украшенные королевскими лилиями из эмали. У короля явилось желание, как это часто бывает, отправиться посмотреть на охоту, чтобы развлечься с этим соколом, другими птицами и собаками. Когда он доехал до места, где находилось множество перепелок, королевский сокольничий, державший сокола на руке, спустил его на перепелку, и сокол ее схватил; немного дальше он спустил его на другую, но сокол по какой-то причине ее не взял – то ли по капризу, то ли по чему другому, и, привыкший, если не брал добычи, всегда возвращаться на руку, он на этот раз, наоборот, поднялся еще выше и улетел так далеко, что его потеряли из виду. Тогда король, видя это, послал восемь человек, своих телохранителей и своего сокольничего – искать сокола до тех пор, пока его не отыщут. И так они разошлись в разные стороны; потратили неделю на поиски, но не могли его найти и вернулись с этой вестью в Париж к королю. От этого король опечалился, потому что он был доблестным королем, а сокол был благородным соколом… всякий день…
Так прошло некоторое время, и, так как никто не приносил пойманного сокола, то король велел оповестить, что тот, кто поймает его и доставит королю, получит от него двести франков, а кто не вернет сокола, будет отправлен на виселицу. Так было оглашено, и молва об этом распространилась, и через месяц розысков сокола он был пойман в округе…, где он опустился на дерево, под которым работал на своем участке некий крестьянин. Услышав бубенчики и приблизившись к птице с какими-то нелепыми движениями, он стал показывать ей мозолистую и грубую руку, стремясь приманить ее совершенно необычным способом; и сокол спустился ему на руку. Крестьянину было больно от соколиных когтей, а кроме того, он был крайне озабочен, но, увидя бубенчики с королевскими знаками, он, как человек, у которого было две дочери на выданье и который слышал о королевском указе, хотя и был неопытен в обращении с соколами и потому совершенно сбился с толку, все-таки бросив свою мотыгу, кое-как взялся за ременные ногавки сокола и направился к себе домой. Он срезал веревочку с седла осла, прикрепил ее к ногавкам сокола и привязал веревочку к шесту. Подумав о том, что он такое и как мало пригоден, чтобы отнести сокола в Париж к самому королю, он совершенно оробел. В то время как он находился в таком состоянии, старший дворецкий короля, идя по какому-то делу мимо дома крестьянина, услышал звон бубенчиков и спросил: «Ты поймал королевского сокола?»
Тот ответил: «Мне кажется, что так».
Тогда дворецкий, подозвав его, заметил: «Ты его испортишь, если понесешь сам; дай его мне».
Крестьянин ответил ему: «То, что вы говорите, сущая правда, но да будет вам угодно не отнимать у меня того, что судьба мне послала. Я понесу его как только сумею».
Тот старался и просьбами и угрозами получить птицу от крестьянина, но это ему не удавалось, поэтому он сказал: «Ну, слушай! Если ты не хочешь сделать это, то окажи мне услугу. Король ко мне благоволит, я помогу тебе в этом деле чем могу, а ты обещай дать мне половину того, что получишь от короля».
Крестьянин сказал ему: «Ну, ладно», и обещал сделать так.
Старший дворецкий ушел в Париж, а крестьянин, найдя рваную суконную перчатку, послал неподалеку к своему приятелю, развлекавшемуся подобными птицами, чтобы он одолжил ему соколиную шапочку, а затем, покормив сокола и надев на него шапочку, отправился в путь и наконец с большим трудом, потому что ему пришлось нести непривычную ношу и оттого что он, простой крестьянин, поймал такую благородную птицу, явился в Париж к королю. Увидя его, король обрадовался находке сокола и очень смеялся, видя, как мало пристал сокол руке крестьянина. Затем он сказал: «Проси чего хочешь».
Тот ответил: «Монсиньор le roi,[513 - [513] (#_ednref513) Король (франц.).] этот сокол достался мне в руки, как это было угодно богу, и я принес его как сумел. Дар, о котором я прошу вас, состоит в том, чтобы вы велели мне дать пятьдесят ударов либо палками, либо ремнем».
Король изумился и спросил его о причине такой просьбы. Крестьянин рассказал ему тогда, как такой-то его старший дворецкий взял с него обещание отдать ему половину того, «что ваша милость мне дадите». «Потому – прикажите дать двадцать пять ударов и ему и двадцать пять мне. И хотя я бедный человек и мне нужно было бы от вашей милости кое-что другое для моих двух дочерей на выданье, но я уйду гораздо более довольным, если получу то, о чем я вас прошу, и увижу как дворецкий получит заслуженное, – хотя мне и достанется то же самое, – чем если вы мне дадите ваше серебро и золото».
Как человек мудрый, король понял слова простого деревенского мужика, решив отпустить его удовлетворенным по справедливости, и сказал, обращаясь к окружающим: «Позовите ко мне моего старшего дворецкого такого-то».
Его тотчас же призвали. Когда он явился пред лицо короля, тот спросил его: «Был ли ты там, где этот человек нашел сокола?» Тот ответил: «Ouy, монсиньор le roi».[514 - [514] (#_ednref514) Да… король (франц.).]
Король заметил ему: «Почему же не ты его принес?»
А тот ответил: «Этот крестьянин никак того не хотел».
Король сказал тогда: «Но твоя жадность хотела этого, так как ты желал получить от него половину награды, которую получит он».
Услышав это, крестьянин заметил: «Так оно и было, синьор мой».
«Так вот, я, – сказал король, – назначаю этому крестьянину пятьдесят ударов ремнем по голому телу, из которых ты, по уговору с ним, должен получить двадцать пять».
И он тотчас приказал своему палачу раздеть дворецкого и приступить» К приведению приговора в исполнение, что и было сделано. Тогда король велел призвать к себе дворецкого и сказал крестьянину: «Я отдал тебе половину награды и освобождаю тебя от твоего обязательства, данного этому негодяю; остальное я не желаю выдавать тебе», – и затем он приказал одному своему камергеру: «Ступай и вели выдать этому человеку двести франков, чтобы он мог выдать замуж своих дочерей». И, обращаясь к крестьянину, добавил: «А ты приходи ко мне, когда тебе понадобится, потому что я всегда готов помочь тебе».
И, таким образом, крестьянин ушел, дождавшись всяких успехов, а старший дворецкий – ременных доспехов, потому что он заботился больше о себе, чем о своем короле.
Великим делом была справедливость и мудрость этого короля; но не меньшим делом было то, что от благородного сердца, хотя и живущего в груди простого крестьянина, последовала столь достойная просьба отплатить за алчность человеку, который никогда уже больше не пользовался расположением короля Филиппа, как пользовался им раньше.
Новелла 196
Мессер Рубаконте, подеста Флоренции, произносит три прекрасных и необычайных приговора в пользу Беньяи
Так как я, кажется, уже начал говорить о справедливых приговорах, то я вспоминаю, насколько правилен был приговор Соломона в отношении двух женщин, которые спорили о ребенке; вспоминаю также и слышанный мною некогда рассказ о человеке, которому приснилось, что ему следует получить двух быков от соседа, которых тот у него отнял; справедливый судья, догадавшись, что он настаивал на своем иске на основании сна, велел привести в полдень, когда солнце светит ярче всего, двух быков и провести их по мосту и пошел вместе с истцом; указав ему на отражение быков в воде, он постановил, что эти быки принадлежат ему и что он может их взять. Так вот, вспоминая все это, я расскажу вкратце о четырех приговорах одного подеста Флоренции, по имени мессер Рубаконте,[515 - [515] (#_ednref515) Рубаконте да Милано – подеста Флоренции в 1237 и 1238 гг. Его именем был назван мост (ныне Понте Алле Грацие), который начали строить в 1327 г. (ср.: Данте. Чистилище, XII, 102).] произнесенных в пользу одного простого и забавного человека по имени Беньяи.[516 - [516] (#_ednref515) Об этом персонаже ничего неизвестно.]
Подеста этот еще и двух месяцев не исправлял своей должности, когда случилось следующее. Беньяи находился как-то на мосту, который был тогда деревянным; навстречу ему двигалось большое количество всадников и он был вынужден взобраться на деревянные перила, бывшие не особенно широкими. Когда всадники проезжали мимо него, они его столкнули, и он свалился в Арно, упав при этом на одного человека, мывшего себе ноги, и убил его. Родственники умершего велят тотчас же схватить Беньяи и требуют для него перед названным подеста смертного приговора, принимая в соображение, что он убил такого-то. Рассмотрев дело и невзирая на то, что закон гласит: «Убийца должен умереть», подеста возражал обвинителям. И когда они настаивали, говоря, между прочим: «Мы хотим восстановить свою честь», то подеста сказал им: «И я хочу удовлетворить вас и хочу, чтобы вы были отомщены. Путь для этого таков: пусть этот Беньяи пойдет на Арно мыть ноги, туда же, где мыл их умерший, а один из вас, из наиболее близких родственников покойного, пусть станет на перила моста, в том же месте, откуда упал Беньяи, и упадет на него». Родственникам приговор этот не понравился; но они не знали, как на него ответить; они отказались от иска, и Беньяи был оправдан.
Второе дело было такое. У одного крестьянина упал осел, и он, не будучи в состоянии поднять его, попросил Беньяи, чтобы тот подымал осла сзади в то время, как он будет подымать его спереди. Когда Беньяи, взяв животное за хвост, стал тянуть его изо всех сил вверх, хвост остался у него в руках. Хозяин осла, решивший, что он разорен, обратился к названному подеста и предложил ему допросить Беньяи; но подеста, выслушав, как Беньяи ссылается на то, что он считал хвост осла гораздо крепче подвешенным, разразился по этому случаю громким смехом. А хозяин осла сказал Беньяи: «Я не приказывал тебе вырывать ему хвост».
Подеста ответил на это: «Добрый человек, веди осла домой, и хотя у него нет хвоста, он отлично донесет до места свое туловище».
А крестьянин спросил: «Чем же он будет отмахиваться от мух?»
Тогда судья постановил, чтобы хозяин увел осла, а если он этого не хочет, то пусть Беньяи продержит его у себя до тех пор, пока у него не вырастет новый хвост, после этого пусть вернет его хозяину. Беньяи оказался оправданным, а крестьянин так и увел осла к себе домой куцым, ибо ничего другого делать ему не оставалось.
Третье дело было такое. Беньяи случилось найти кошелек с четырьмя сотнями флоринов, и он отдал его потерявшему его человеку, когда тот стал его искать. Но хозяин кошелька стал тогда спорить с Беньяи, утверждая, что в нем не хватает ста флоринов. Беньяи ответил на это: «Я возвращаю его тебе таким, каким нашел».
Дело дошло до подеста, и тот, выслушав его, сказал истцу: «Как же можно поверить, чтобы человек этот хотел поступить дурно, раз он добровольно вернул тебе деньги?»
– «Но, – отвечал истец, – в моем кошельке было пятьсот флоринов!»
Когда подеста сказал: «Ну, так я постановляю, что кошелек с четырьмястами флоринов останется у Беньяи до тех пор, пока ты не найдешь своего с пятьюстами; либо ты его получишь, если согласишься взять его, каким он тебе был передан; но при этом ты поручишься, что вернешь кошелек с четырьмястами флоринов, если он окажется чужим».
Тот взял его и поручился, а Беньяи был оправдан.
Четвертый и последний случай произошел почти что под конец службы подеста. Дело было так. Беньяи отправился верхом на ярмарку в Прато.[517 - [517] (#_ednref517) Прато – в 6 км от Флоренции на дороге в Пистойю.] Около Перетолы он присоединился, как это бывает, к нескольким всадникам, среди которых были дамы. Так как лошадь у Беньяи была немного с норовом, то она стала вскакивать на другую, на которой сидела беременная женщина. Женщина упала на землю и выкинула. Муж и братья ее подают жалобу подеста. Вызванный на суд Беньяи явился и сказал, что виновен не он, а лошадь и что лошади этой он не знал и никогда с ней не беседовал. Подеста ответил на это: «Ей-богу, Беньяи, ты великий преступник! Сколько раз уже мне приходилось судить твои дела!»
И обратившись к родственникам дамы, он сказал: «Чего вы требуете?»
А те отвечали: «Мессер подеста, подобающее ли дело совершил он, заставив выкинуть эту даму?»
Подеста ответил на это: «Вы слышите: он говорит, что он не виноват. Лошадь – животное: что с ней поделаешь?»
Истцы сказали на это: «А как же получить нам обратно нашу даму в прежнем ее положении беременной?»
На это подеста ответил: «Я хочу так рассудить это дело: отправьте эту даму в дом к Беньяи, и пусть она остается у него до тех пор, пока он не сделает ее беременной, как она была прежде».
Услыхав это, истцы ушли и дамы к Беньяи не отправили. А он остался оправданным.
Когда наступило время отчитываться[518 - [518] (#_ednref518) Отчет подеста по истечении его полномочий.] перед синдиками, то на подеста было подано много жалоб по поводу дел Беньяи, причем ссылались на то, что он не соблюдает ни законов, ни статута коммуны. Подеста оправдывался, говоря: «Лучший закон, каким можно пользоваться, – закон правды и разума, ибо закон гласит: убийца должен умереть; но есть очень большая разница между смертью и смертью. Ведь существуют случаи убийства, за которые нужно было бы дать награду, а не то что казнить; и бывают случаи убийства, которые заслуживают тысячи смертей. А потому необходимо, чтобы существовал посредник, который придерживался бы иного пути, чем путь слепого исполнения закона, и этого пути и должен держаться рассудительный судья; и хотя я и не принадлежу к таковым, но я сужу по благоразумию и по-хорошему».
Выслушав его приговоры и особенно приговоры по делу Беньяи, синдики все в один голос сказали, что он заслужил не отрешение от должности, а больших почестей от коммуны. И в согласии с приорами они постановили и вместе со своими советниками приказали, чтобы этому подеста были переданы от флорентийцев знамя и щит с гербом коммуны. Это был первый случай, что они давались нашим судьям.
Дай бог, чтобы теперь их давали столь же заслуженно, как это делалось в былые времена! Тогда ими награждали за доблесть; сейчас же они Даются из любезности и приязни.
Новелла 198
Когда у одного слепца из Орвьето, обладавшего, однако, зорким умом, отняли сто флоринов, то он благодаря своей хитрости добивается того, что вор кладет деньги обратно на то самое место, откуда он их взял
Гораздо догадливее был некий слепец из Орвьето, обладавший глазами Аргуса,[519 - [519] (#_ednref519) Т. е «100 глазами Аргуса».] который вернул себе сто отнятых у него флоринов, не ходя по судьям, не созывая третейского суда и не обращаясь к закону или к измышлениям нотариев. Этот слепец был прежде зрячим; звали его Кола, и в прошлом он был брадобреем. Когда ему было около тридцати лет, он потерял зрение, и, будучи бедняком и не имея возможности жить на заработок от своего либо какого-нибудь другого ремесла, он был вынужден просить милостыню. Он стоял обыкновенно каждое утро у соборной церкви в Орвьето, вплоть до девяти часов. Там ему подавала, ради Христа, большая часть местных жителей, так что в течение недолгого времени он отложил сто флоринов, которые прятал на себе в небольшом мешочке.