Новеллы

Альберто возразил: «Синьор мой, тот, кто вам это сказал, сказал неправду, потому что я верю во все».

Тогда епископ сказал: «А если ты веришь во все, то варишь, следовательно, и в дьявола; этого для меня как раз достаточно, чтобы сжечь тебя как патарена».

Когда Альберто, почти обезумев, стал молить о пощаде, епископ сказал ему: «Знаешь ли ты „Отче наш?"».

Альберто ответил ему: «Да, мессер».

– «Прочитай его сейчас же», – приказал инквизитор.

Альберто начал читать, не согласуя прилагательных с существительными, дошел, запинаясь, до того трудного места, где говорится: da nobis hodie;[32 - [32] (#_ednref32) Непонятные для Альберто латинские слова da nobis hodie (даждь нам днесь), осмысливались им как dano bisodie или donna Bisodia.] но дальше он никак не мог справиться со словами. Услышав это, инквизитор сказал ему: «Альберто, я понял тебя: ведь патарен не может произносить святых вещей. Ступай и возвращайся завтра ко мне; я буду судить тебя по заслугам».

Альберто ответил на это: «Я вернусь к вам; но я прошу вас, ради бога, снисхождения».

Инквизитор сказал тогда: «Ступай и делай то, что я тебе велю».

Альберто ушел, и на пути к своему дому встретил мессера Гуччо Толомеи, который шел по его делу к инквизитору. Видя, что Альберто возвращается, мессер Гуччо спросил: «Альберто, дело твое обстоит, вероятно, хорошо, раз ты возвращаешься».

Альберто ответил ему: «Ей-богу, совсем нет; епископ говорит, что я – патарен; он велел прийти к нему снова завтра утром, и тут же чуть не покончил со мной из-за этой блудницы донны Бисодии, о которой написано в „Отче наш". Поэтому, ради бога, прошу вас, пойдите к нему и попросите его: пусть он окажет мне снисхождение».

Мессер Гуччо сказал на это: «Я иду туда, и постараюсь сделать все, что могу, чтобы спасти тебя».

И мессер Гуччо направился к инквизитору, а когда он рассказал ему историю с донной Бисодией, то оба они прохохотали целых два часа. Когда же инквизитор, прежде чем мессер Гуччо ушел от него, послал за названным Альберто, и тот в большом страхе вернулся к нему, он дал ему понять, что если бы не мессер Гуччо, то он сжег бы его на костре; ведь он вполне заслужил этого, ибо впал снова в еще худшее заблуждение, назвав святую женщину, а именно донну Бисодию, без которой нельзя служить обедню, блудницей. Пусть же он идет и ведет себя так, чтобы епископу не приходилось более посылать за ним.

Альберто, попросив помиловать его, сказал, что не будет говорить этого никогда, и совершенно опечаленный после пережитого страха, вернулся домой с мессером Гуччо. Этот мессер Гуччо, проведший дело, как ему того хотелось, долго забавлялся своей проделкой впоследствии и без Альберто, и в его присутствии.

Велика изобретательность людей благородного происхождения, когда им хочется потешиться над людьми странными и простодушными; но самым лучшим примером ее является случай, который произошел волею судьбы с Альберто, приведенным в смущение донной Бисодией. И Даже очень возможно, что будь Альберто человеком состоятельным, инквизитор сделал бы ему такой намек, что он откупился бы всеми своими деньгами, лишь бы не быть сожженным или замученным.

Новелла 12

О том, как названный Альберто, ведя домой упрямую лошадь, отвечал как остроумный человек некоторым людям, задававшим ему забавные вопросы

Раз уж я принялся за Альберто из Сьены, то расскажу о нем еще одну забавную историйку, которая, будь изложенное в ней совершено сознательно, могла бы послужить украшением любого мудреца. Полагаю, однако, что он действовал в данном случае скорее по простоте душевной. Имея нужду съездить в свое имение, находившееся за пределами Сьены, Альберто попросил у своего соседа лошадь. Усевшись на нее, он направился к городским воротам, как вдруг, уже достигнув их, лошадь начала пятиться назад, словно испугавшись ворот, или озадаченная чем-то, или забрав себе в голову, что ей не следует удаляться за пределы своего города. Несмотря на то, что Альберто понукал ее изо всех сил, он никак не мог заставить ее двинуться вперед. Когда же лошадь начала беситься, он страшно перепугался, счел за лучшее сойти с нее и, взяв за поводья, повернуть обратно, чтобы отвести в дом того, кто ему ее предоставил. Но в эту минуту лошадь тронулась не шагом, а рысью, и так быстро, что заставила пуститься рысью и Альберто.

Таким образом он добрался до городской площади. Находившиеся там сьенцы, обратив внимание на то, что он ведет лошадь за поводья, закричали ему громко: «Эй Альберто, чья это лошадь? Эй, Альберто, куда ведешь ты эту лошадь?»

Спрашивавшим «чья это лошадь?» он отвечал: «Моя собственная», а спрашивавшим «куда он ее ведет?» отвечал: «Это она ведет меня».

И такими ответами он озадачивал на некоторое время сьенцев, пока они не поняли смысла того, что он говорил. В конце концов, Альберто вернул лошадь соседу, сказав: «Получай свою лошадь, раз она не хочет, чтобы я ехал в усадьбу сегодня». Так и остался Альберто дома и не поехал в тот день в усадьбу.

Я думаю, что он поступил в этом случае весьма мудро, ибо есть много таких, которые говорят: я выйду из испытания победителем. Если кому-нибудь приходится обуздать или заставить слушаться своего собственного жеребенка, то, может быть, с такими словами и можно согласиться; но если речь идет о том, чтобы справиться с чужим конем, то, тот, кто берется за такое дело, не заставит повиноваться коня, а скорее подвергнется опасности сам.

Новелла 13

О том, как Альберто, собираясь в бой вместе с сьенцами, ставит коня перед собой, а сам, спешившись, становится позади него, объясняя это тем, что так лучше

Этот Альберто и в третьем случае, рассказ о котором следует ниже, не представляется мне чересчур глупым. Когда сьенцы во время войны, которую они вели с перуджийцами, собрались вступить в бой и упомянутый Альберто, основательно вооруженный, находился на коне в их рядах, он вдруг спешился, поставил коня перед собой, а сам стал позади него. Все находившиеся там, увидев Альберто стоящим в таком положении, стали говорить: «Что ты делаешь, Альберто? Садись на коня, потому что мы сейчас вступим в бой».

Альберто отвечал им: «Я хочу стоять так, потому что, если конь мой падет мертвым, я получу вознаграждение за понесенный убыток; если же я паду сам, то за такой убыток заплачено не будет».

После этого люди, как это угодно было богу, вступили в бой, причем сьенцы потерпели поражение. Так как названный Альберто, будучи пешим, находился далеко позади других, то лошадь его была захвачена; сам же он бежал. Когда ночь застала его на дороге среди леса и ветер шумел в листве деревьев, ему казалось, что тысяча всадников гонится за ним. Зацепившись за терновый куст, он сказал, полагая, что его хватают враги: «Ах, я несчастный! Сдаюсь, не убивайте меня!» И, таким образом, в великом страхе и большой тревоге провел он всю эту ночь; утром же на рассвете он очутился возле Сьены.

Когда он добрался до Сьены, то, хотя людям было не до него, однако кое-кто спросил его: «Альберто, как твои дела? Ты идешь пешком? А где же твой конь?»

Он отвечал на это: «Конь мой пропал: он поступил так, как поступила на днях та лошадь, которая не хотела выехать за ворота города».

Однако дело все же кончилось для Альберто плохо, так как, когда он потребовал возмещения понесенного им убытка, ему было сказано, что он не был на коне, как полагалось; так никогда он и не смог получить уплаты за понесенный убыток.

Мудрым оказался бы план Альберто, окажись он осуществимым, ведь он избавил бы его от убытка; он получил бы деньги и сам вернулся бы целым и невредимым в Сьену. Из этого примера можно видеть, как ценится род человеческий; ибо для каждого животного устанавливается своя цена, но только не для человека; в отношении человека не требуется возмещения убытка, хотя по благородству своему он значительно превосходит все другие создания; потому-то и не существует цены, которая могла бы покрыть его стоимость. Еще более верно это на войне; и еще вернее в отношении бедного человека, нежели в отношении богатого. Если богатого берут в плен, то уводят ради его денег и его самого, и его коня; если же бедный взят на коне, то человека отпускают, а коня уводят. И все это происходит только потому, что весь мир развращен деньгами и ради них каждый готов на все.

Новелла 14

О том, как Альберто, которого отец застает балующимся с мачехой, приводит в свое оправдание забавные и неожиданные доводы

Я не хочу опустить четвертую новеллу об Альберто, из тех, что я слышал, хотя речь о нем идет и во многих других.

У названного Альберто была мачеха, очень молодая, дородная и крепкая, и он, как часто бывает, никак не мог жить с нею в мире. И так как он часто жаловался на это некоторым своим приятелям, то они дали ему такой совет: «Альберто, если ты не найдешь способа побаловаться с ней, то не надейся никогда иметь от нее что-либо, кроме ссор и неприятностей».

Альберто спросил тогда: «Вы думаете?»

Товарищи его отвечали: «Мы в этом твердо уверены».

Альберто заметил: «Это было бы слишком большим грехом! Ведь если бы я это сделал и слух об этом дошел до инквизитора, он накрыл бы меня и казнил».

И на этом, словно у него не хватало духу на такое дело, он расстался с приятелями. Но в ближайшие же дни он решил привести совет этот в исполнение, показав, что его дали не глухому.

И вот однажды, когда отца его не было дома, а женщина находилась у себя в комнате, Альберто, без лишних слов, так как он не умел их говорить, перешел к делу: оба отправились на кровать и заключили такой мир, что дом, казавшийся прежде бурным и одержимым дьяволом, оказался вдруг тихим и мирным. В то время как Альберто продолжал жить, таким образом, в мире и любви, помогая отцу в работе, случилось однажды, что отец его, уехавший в усадьбу, вернулся в тот час, когда оба любовника лежали в полдень вместе, и, поднявшись наверх, застал в кровати врасплох жену и Альберто.

Увидев отца, Альберто бросился к лавке, шедшей вдоль стены, а отец, с криком: «Гнусный предатель! А ты – преступная блудница!» схватил перекладину от постели, чтобы ударить сына.

И так как Альберто то прятался под лавку, то прыгал на лавку, смотря по тому, куда направлялась перекладина в руках отца, и оба они кричали, то все соседи сбежались на шум, спрашивая: «Что это значит?»

А Альберто и говорит: «Это мой отец, который долго баловался с моей матерью, и я никогда не сказал ему на то обидного слова; теперь же, когда он застал меня лежащим просто из доброго чувства любви с его женой, он хочет, как вы видите, убить меня».

Услышав доводы, которые приводил Альберто, соседи признали отца неправым и, оттащив его в сторону, сказали ему, что неразумно делать явным то, что следовало бы скрывать, и заставили его поверить, что Альберто, образ жизни которого им хорошо был известен, лег на кровать не с дурными мыслями, а по своей кротости и привязанности, ибо ему просто хотелось спать. Таким образом, отец успокоился, успокоилась и жена в отношении Альберто ввиду той кротости и привязанности, которою он проникся к ней, и впредь каждый из них устраивал свои дела так скрытно и тихо, что отцу за всю свою жизнь не пришлось больше играть палкой.

Хорошо было средство, которое указали Альберто, чтобы жить мирно с мачехой, но хороши были и доводы Альберто, приведенные им сбежавшимся соседям. И вот, я думаю, что многие (хотя и не все) мачехи жили бы в мире с пасынками, если бы пасынки поступали, подобно Альберто. в особенности такие, чьи мужья стары, как у мачехи Альберто, и если они сами, будучи молодыми, хотят бодрствовать, в то время как их старым мужьям хочется спать.

Новелла 15

Сестра маркиза Аццо, вышедшая замуж за галлурского. судью, через пять лет, овдовев, возвращается домой. Брат не хочет видеть ее, потому что у нее нет детей; но она успокаивает его острым словцом

Маркиз Аццо д'Эсти[33 - [33] (#_ednref33) Маркиз Аццо VIII д'Эсте – синьор Феррары, Модены и Реджо (правил ими с 1293 по 1308 г.).] рассердился на одну из своих сестер.

Маркиз этот был, кажется, сыном маркиза Обиццо.[34 - [34] (#_ednref34) Маркиз Обиццо II д'Эсте (ум в 1293 г.) – синьор Феррары с 1264, Модены – с 1288, Реджо – с 1289 г.] У него была сестра-невеста, носившая, помимо своего настоящего имени, имя мадонны Альды,[35 - [35] (#_ednref34) Альда – Беатриче д Эсте, дочь Обиццо и сестра Аццо Комментаторы «Божественной комедии»– («Чистилище», VIII, 73–81) излагают приведенные в этой новелле факты иначе Беатриче действительно вышла замуж за галлурского судью Нино Висконти, у нее родилась от него дочь Джованна После смерти судьи Беатриче вернулась с дочерью к себе в Феррару, и в 1300 г. брат ее Аццо выдал ее за Галеаццо Висконти, сына Маттео Висконти, синьора Милана, судьбу которого она разделяла до своей смерти (1334). Джованна очень молодой была выдана за синьора Тревизо Риччардо да Каммино. Саккетти следовал в своем рассказе не истории, а, очевидно, какой-то устной традиции, находящейся в противоречии с упомянутыми стихами Данте, которые вложены в уста судьи Нино; в них он говорит о Джованне как о своей дочери Желая спасти честь Беатриче, Данте рисует непривлекательными чертами ее брата, а то, что она говорит в свое оправдание, изображено им как вымысел.] которую он выдал за галлурского судью. Поводом к этому браку послужило то обстоятельство, что названный судья был стар и не имел наследника или человека, которому он мог бы по закону оставить имущество. Поэтому маркиз, полагая, что мадонна Альда или, как ее звали другие, мадонна Беатриче, будет иметь от мужа детей, которые станут синьорами судебного округа Галлуры, охотно согласился на этот брак; дама же знала отлично, с какой целью маркиз выдает ее замуж.

Случилось, однако, так, что, выйдя замуж и прожив с мужем пять лет, она не имела от него детей вовсе, а когда названный галлурский судья умер, то дама возвратилась вдовой в дом маркиза. Маркиз не вышел встретить ее и не подал виду, что она возвращается, как будто случившегося никогда не происходило. Означенная дама, полагая, что по возвращении она будет принята маркизом приветливо, но видя совершенно противоположное, очень изумилась этому. Когда же она иной раз заходила к маркизу посетовать на свою судьбу и поплакать, как полагается, он никак не отвечал на это и даже отворачивался от сестры.

Так как это продолжалось несколько дней, то молодая женщина, желая знать причину такого отношения к себе и гнева маркиза, решила во что бы то ни стало пойти к нему, а придя, стала говорить: «Нельзя ли мне узнать, брат, почему ты проявляешь столько гнева, столько презрения ко мне, несчастной, бедной вдове или, скорее скажу, сироте, ибо раз ты оставляешь меня, то ведь за меня некому больше заступиться?»