Иль – обернуться камнем мне подскажет
Весьма прочнейшим, нежли черствый хлеб?
Тогда б я стал алмаз иль мрамор белый
(С испуга), а быть может: сердолик,
Ценимый тоже чернью оголтелой.
И груз мой с плеч спихнул бы в тот же миг,
О, много больший, чем несет старик,
В Марокко от рутины очумелый.
LII. Non al suo amante pi? Diana piacque
Не Актеон любовался Дианой,
Плескавшейся в зной рекой ледяною,
Сведенный с нею случайностью странной, –
Я стыл пред пастушкой грубой, простою,
В струях полоскавшей пестрое платье:
Мне Лавра локон сверкнул над волною,
Как солнце, снявшее с мрака заклятье, –
И в страсти холодной стал вдруг дрожать я.
LIII. Spirto gentil, che quelle membra reggi
Высокий дух, дворецкий тела,
В котором временно живешь
Как мудрый, славный управитель, –
Днесь римский скипетр ты возьмешь
Чтобы народ понудить в дело.
Традиции возобновитель,
Прими мой стих! Он грустный зритель
Исчезновенья древних слав:
Везде коррупция и татьбы,
Куда все так бегут – узнать бы,
Агонью близя средь забав.
Мы все – расплав
Из лет, бездарности и лени –
Так, за власы и на колени!
Я сомневаюсь, чтобы вскоре
Ты смог прервать их крепкий сон –
Отличников в холопства школе, –
Но без тебя ведь – дух наш вон,
Так и помрем дерьма в зашоре,
А лучше смерть в открытом поле
Ударь – пусть закричим от боли,
Пускай возненавидим грязь
И жизни гаденькой бездарность!
Прими заране благодарность
Сих слез, я лью их, не таясь, –
К тебе, мой князь.
Дай нам великую свободу
Свободно зрить в глаза народу!
Стены, которых все трепещет
Поныне мир, чтя времена,
Которым, бают, нет возврата, –
Могилы, коим мысль верна,